"Еще в детстве я часто задумывалась о несправедливости судьбы, предоставившей все права мужчинам и совершенно забывшей о нас. С тех пор я стала мужчиной!.." - говорила она. И, поскольку дамы, по-мужски бравшие в руки оружие во время Религиозных войн, уже стали бабушками, а до Фронды, научившей дам по-офицерски командовать отрядами солдат, еще оставалось немало времени, эти слова звучали как философическая шутка, не более.
Родители Нинон умерли, когда ей еще не было шестнадцати, оставили ей довольно приличное состояние, и можно было ожидать, что девочка, воспитанная на книжках и стихах, понаделает глупостей. Однако Нинон поступила удивительно практично. Уже тогда решив, что у нее не будет семьи, она весь свой капитал обратила в пожизненную ренту. В результате ее ежегодный доход составил десять тысяч ливров. Доход не слишком большой, но и не маленький.
Анри не был знаком с Нинон де Ланкло, хотя в любой толпе узнал бы ее маленькую, хрупкую и стремительную фигурку. Кроме того, она была белокожей и синеглазой брюнеткой - сочетание редкое и прекрасное. Она улыбалась, как ангел, и щурилась, как бесенок. Летом Анри несколько раз встречал Нинон: однажды - в церкви, еще раз - на Новом мосту. Он как-то видел: она каталась в большой лодке по Сене в обществе кавалеров и музыкантов. Но де Голлю даже в голову не приходило завести знакомство.
Он уже заранее боялся идти с леди Карлайл к Нинон. Обязательно ведь найдется болтун и донесет Катрин де Бордо, что лейтенанта де Голля видели в таком-то вертепе. Уже визит к маркизе де Рамбуйе оказался губительным для той симпатии, которую, как Анри надеялся, испытывает к нему Катрин. А уж сплетня о визите к мадемуазель де Ланкло станет последним гвоздем, забитым в крышку гроба сердечного увлечения лейтенанта…
Размышляя на эту невеселую тему, де Голль и шел к леди Карлайл. Он заранее представлял, что скажет вышколенная светская дама о его поведении в отеле Рамбуйе. А спорить с дамами Анри не умел - не было возможности научиться.
В это же самое время Люси обдумывала, как бы выяснить, что за странный господин околачивается возле ее дома и пытается завести амуры с камеристкой Амели.
Странного господина высмотрела верная Уильямс. Она с годами приобрела несокрушимую нравственность и считала долгом присматривать за живущей в доме молодежью.
Кормилица, оставшаяся со своей повзрослевшей воспитанницей и немало с ней путешествовавшая, знала несколько сотен слов по-испански, по-немецки и по-французски. Понять все, о чем щебечут камеристки-француженки, она, конечно, не могла, а вот выслеживать их - запросто. И делала она это с огромным удовольствием.
Если бы Люси взяла в Париж свою камеристку-англичанку, одной заботой было бы меньше. Мэри не знала французского языка и не поняла бы парижских комплиментов. Но нужны были именно француженки, умеющие причесать на модный лад, знающие, где купить самые лучшие ленты и чулки, к тому же имеющие тот особый парижский вкус, отсутствия которого в салонах и при дворе не прощают.
- Они встречаются в переулке, куда выходят ворота заднего двора, - доложила Уильямс о своих наблюдениях. - Он - хорошо одет, как и должен быть одет здешний горожанин. Но лично я не понимаю, как мужчина может носить штаны цвета неспелого яблока?..
Люси было лень разбираться, с каких пор кормилица полюбила черный цвет и стала считать его единственным подходящим для кавалера.
- И что, Уильямс, они целуются?
- Может, и целуются… когда уходят подальше от дома. Но этот мистер мне не нравится!
Верная Уильямс не смогла бы объяснить причину своей антипатии, но она всегда чуяла, когда воспитаннице грозила какая-нибудь опасность, и Люси это знала.
- Я сама прослежу за Амели, - пообещала она. - А теперь - шоколад, и побыстрее, Уильямс!
Тут снизу донесся возглас Джона, извещающий о том, что явился очередной визитер.
- Погоди-ка с шоколадом! - велела Люси. - Сначала пойди узнай, кто там?
Кормилица молча удалилась и почти сразу вернулась, еще более насупленная.
- Там пришел молодой господин, с которым вы теперь выезжаете в свет, миледи, - хмуро сообщила она.
- Это не молодой господин, это молодой медведь! - вздохнула Люси. - Дикарь с острова Борнео!.. Я и не знала, что в Париже такие водятся.
- Он не похож на здешних щеголей, - покачала головой Уильямс. - По-моему, из всех, кто у вас бывает, миледи, это единственный приличный человек.
- Тебе так кажется, потому что он похож на шотландского пуританина! - фыркнула Люси.
- Шотландцы, по крайней мере, суровы ко всякому разврату…
- Это потому, что у них нет денег на разврат! Хорошо, зови его…
Через минуту в гостиную вошел мрачный и задумчивый де Голль. Остановился почти в дверях, дежурно поклонился.
- Добрый день, мадам.
- Вы опять в кожаном колете, месье! - Люси капризно поджала губки.
- Я со службы…
- Его преосвященство освободил вас от службы, чтобы вы посещали со мной парижские салоны.
- Да. Но сам я себя не освободил…
- Что ж, раз вы здесь, значит, нам все же предстоит новый визит?
- Именно так, миледи. Нам необходимо побывать у мадемуазель де Ланкло.
- Я с ней незнакома, - дернула плечиком Люси. - Придется попросить кого-нибудь представить нас… Может быть, господина Вуатюра?..
Анри вспомнил поэта, которого встретил у маркизы в приснопамятный вечер своего дебюта в светском обществе. Невысокий, изящный, темноволосый мужчина, одетый очень дорого и одновременно скромно, и, как ни странно, молчаливый.
- Вы с ним успели познакомиться, мадам?
- Да, и он обещал мне мадригал! Я жду его и еще нескольких господ сегодня вечером.
- Тогда перенесем наш визит на завтра.
Люси едва не сорвалась, готовая сказать колкость или чего похлеще: ее буквально бесила эта манера де Голля вести разговор - равнодушным тоном, на грани безразличия! "Неужели ничем нельзя пронять этого толстокожего вояку?!. Ну вот же, перед ним стоит весьма соблазнительная дама, всем своим видом показывает, что не прочь продолжить отношения, а он, дубина стоеросовая, ничего не замечает! Ну да ладно, еще не вечер. Найдется ключик и к вам, месье лягушка!.."
- Стало быть, желаете посетить салон этой авантюристки? Хорошо. Составлю вам компанию. Но если вы там собираетесь вести себя так же безобразно, как у маркизы…
- Только если там окажется аббат де Гонди и оскорбит кого-нибудь из дам… - пожал плечами Анри. - Благодарю, что напомнили, мадам. Нужно сегодня же купить две пары перчаток.
- Две пары? - удивилась Люси.
- Да, на случай, если придется опять учить аббата любезности. Не могу же я носить перчатки, которые испачканы о его физиономию.
Люси нервно рассмеялась.
- Вы ведь терпеть не можете всех этих щеголей и стихоплетов, которые пишут эпиграммы на кардинала и потому считают себя героями. Для чего вы решили обойти все светские гостиные? Откройте секрет?
- Ищу одного человека, мадам.
- Он вас оскорбил?
- Можно считать и так.
- Я уже, право, боюсь брать вас к Нинон, месье де Голль! - притворно испугалась англичанка.
Анри моментально насупился. Тогда до Люси наконец дошло, что с этим гвардейцем шутить бесполезно - дамских шуток он просто не понимает. А меж тем де Голль мог бы ей пригодиться в интриге, которую, собственно, и оплатил сэр Джон Элфинстоун. Лейтенанту покровительствует мадам де Комбале, а он, в свой черед, готов ради нее нарушить эдикт о дуэлях. Этим можно воспользоваться, чтобы приручить племянницу кардинала!
Тогда, в отеле Рамбуйе, Люси не отходила от нее, держась так, чтобы всякий видел: попытка оскорбить бедную женщину будет пресечена, и пресечена жестоко. Впрочем, и маркиза тоже зорко следила, как бы кто не задумал повторить подвиг аббата де Гонди. Но ей, как хозяйке дома, следовало сглаживать все противоречия, и маркиза молча согласилась с тем, что кавалер леди Карлайл явно подвержен приступам безумия.
Аббат же с большой радостью обходил гостиные, показывая всем царапину на щеке. Теперь он был в центре внимания.
Вспомнив, как пыжился этот задира, Люси подумала, что, конечно, кардиналу донесли о его наглой выходке, но можно было бы и самой приехать в Пале-Кардиналь. Предлог имелся - вступиться за лейтенанта де Голля, а цель - показать мадам де Комбале, что она, леди Карлайл, верный друг, на чью дружбу и преданность всегда можно положиться.
На взгляд Люси, племянница кардинала была простовата. "Вряд ли кардинал стал бы терпеть в своем доме слишком умную женщину, - подумала Люси, - он ведь тоже самолюбив. А такая женщина, как Мари-Мадлен, не станет его раздражать своим остроумием и сообразительностью. И в самом деле, раз уж кардинал устроил себе в Пале-Кардиналь семейную жизнь, то чем он отличается от всех прочих мужчин?
- Не сердитесь на меня, - примирительно сказала Люси. - Конечно же, мы поедем к Нинон. Сегодня у меня маленький прием, а завтра вечером я всецело в вашем распоряжении. - Она лукаво улыбнулась и легонько дотронулась до рукава его колета. - Вы довольны?
- Да, мадам, - буркнул Анри.
- Непохоже… Но разве нет во всем Париже дома, где бы вы могли приятно провести сегодняшний вечер?
- Есть… - задумчиво произнес де Голль. И замолчал. Он уже соображал, как лучше явиться в гостиную госпожи де Мортмар.
Родственница - она и есть родственница, к ней можно приехать в кожаном колете и забрызганных грязью сапогах. Драгоценный кузен тоже будет рад его видеть, не придавая значения наряду и прическе. Если поехать прямо сейчас, можно застать госпожу де Мортмар одну. А потом?.. Спросить, не появлялась ли мадемуазель де Бордо? Не жаловалась ли на безобразия, учиненные лейтенантом де Голлем в самом знаменитом салоне Парижа?