Я - юнга
Осенью сорок второго после долгих мытарств я оказался в одном из портов Черноморского побережья Кавказа. Позади остался тревожный путь в несколько тысяч километров. Ехать приходилось то на крыше пассажирского поезда, то, свернувшись калачиком, в "собачьем ящике", то просто в тамбуре. А когда удавалось пронырнуть в общий вагон и забраться под самый потолок на третью полку - наступало великое блаженство. Можно было вытянуться во весь рост и, положив под голову руку, предаться дреме. И как не хотелось покидать обжитое место, когда появлялся воинский патруль или контролеры, которые уже на следующей остановке высаживали незадачливого "зайца". Хорошо еще, что не сдавали в милицию…
Правда, я стремился попасть в Севастополь, но Крым оккупировали гитлеровцы.
Я сидел на кромке причала и, болтая ногами, смотрел на синеву моря, когда ко мне подошел моряк в расклешеных брюках, в фуражке с якорем и медалью "За отвагу" на груди.
- Ты, как сюда попал, огалец! - удивленно спросил моряк.
- Через забор… Там дырка…
- Ясно, что не через КП. Откуда сам-то?
- Из Иванова…
У-у-у, - покачав головой, присвистнул моряк, - далече же ты забрался! К родным что ли, или как?
Вспомнив свой первый неудавшийся побег на фронт, когда я сел на товарный поезд с пушками и вместо Запада попал на Восток, в знаменитые Гороховецкие лагеря, откуда сопровождающий привез меня домой, сдал маме под расписку, я, не долго думая, выпалил:
- Мать под бомбежкой погибла, отец на фронте…
- Вроде Иваново-то не бомбили?
- Так она была у тети Тани, - после небольшой паузы, не смея взглянуть в глаза моряка, соврал я опять. - В Новгороде… Да нет, в Ленинграде…
Моряк пристально посмотрел на мою грязную одежду, на просящие "каши" ботинки, из которых торчали голые пальцы, и решительно сказал:
- Айда со мной…
Минуя два больших корабля, мы подошли к маленькому, на мачте которого трепетал такой же бело-синий флаг, как и на всех остальных. Катерный тральщик, как я узнал позже, с бортовым номером "558", был пришвартован кормой у стенки причала.
На катере стоял другой моряк с красной повязкой на рукаве и с пистолетом на боку. Козырнув моему спутнику, он спросил:
- Кого привел, Николай?
- Не видишь, парнишку…
- Вижу, что не девушку с танцплощадки!
- Брось трепаться, тезка! Накорми лучше человека. Изголодался, наверно, - обернувшись ко мне, назидательно сказал: - Поешь - жди меня здесь!
- Через несколько минут, держа в руках миску с макаронами и мясом, большую краюху белого хлеба, я сел на кнехт и забыл обо всем на свете. Кроме незнакомых, но съедобных фруктов, которые удалось добыть в садах местных жителей, три дня ничего не ел. Глотая вкусную и жирную пищу, я и не подозревал, что в эти минуты решается моя судьба, которая сделает крутой поворот и свяжет меня с флотом.
…- Товарищ мичман, Степан Иванович! - убеждал Белов, - ведь на многих кораблях есть юнги. Да что на многих! Почти на всех. Да и не добраться ему домой…
- А с аттестатами как будет? - вмешался боцман и, загибая пальцы, стал перечислять: - Продовольственный, вещевой, денежный…
- Что ж мы, братцы? - обратился Белов ко всем катерникам. - Не прокормим и не оденем одного мальчишку?
- Так-то оно так! - согласился боцман. (Потом я узнал, что у него в оккупации остались два сына, мои ровесники).
- Товарищ мичман! - снова обратился Белов к командиру и, видно, прочитав в глазах Руденко "добро", радостно воскликнул: - Я из огальца такого рулевого-сигнальщика сделаю - всему флоту на зависть!
- Ну что ж! Веди сюда своего сигнальщика, - подвел черту мичман.
Пройдя вслед за Беловым по верхней палубе и, опустившись вниз по трапу с начищенными до блеска медными поручнями, я очутился в небольшой комнате, кубрике, как узнал потом.
Сидящие моряки, как мне показалось, испытующе смотрели на меня. А я стыдился своего вида при этих подтянутых красивых людях.
- Звать-то как? - спросил один из них в синем кителе с нашивками на рукавах.
- Сколько лет? - вмешался второй моряк.
- Слава Федоров, сжимая пальцы ног, чтобы не выпячивались из ботинок, ответил я. И опять соврал, прибавив себе два года: - Четырнадцать уже…
- Тут старшина кое-что рассказал о тебе, - проговорил моряк в кителе, - порешили мы взять тебя юнгой. Не струсишь?
- Юнгой?! - вскрикнул я от радости. - Да я, да у меня… да вот, - и стал судорожно отстегивать булавку на наружном кармане грязной рубахи, где хранилось самое дорогое. - Вот… посмотрите…
Я выложил на стол удостоверения о сдаче норм на значки БГТО, БГСО, ПВХО и Ворошиловского стрелка III степени. Там была и вырезка из Ивановской пионерской газеты "Будь готов!", где говорилось, что я как командир лучшего тимуровского отряда награждаюсь поездкой в Артек.
- О! Да ты почти военный человек, - одобрил Белов. - Хоть сразу в бой! Ну, а в Артеке-то был?
- Откуда! В июле сорок первого должен поехать… А тут война… Не до Артеков…
- Верно, юнга! Не до Артеков, да и сам Артек занят фашистами. Вот освободим Крым, туда на полном основании прибудешь.
Весь день прошел, как во сне. Вечером после освежающего и теплого душа, одетый в большую тельняшку, с рукавами ниже колен, в чистые синие трусы, я натянув на себя шерстяное одеяло, сладко уснул на отведенной мне койке.
Сколько я проспал - не помню, но когда после ночи протер слипшиеся глаза, то сначала не понял, где нахожусь. Посмотрев в иллюминатор, расположенный прямо над койкой, я увидел спокойное и ласковое море, которое тянулось к горизонту, сливаясь с голубым, без единого облачка, небом. В каких-то ста метрах от катера из воды то и дело выпрыгивали коричневые с белой грудью дельфины. Залюбовавшись ими, я не заметил как в кубрике оказался Вадим Самсонов.
- Здоров, юнга! - пробасил он. - Я уже вахту отстоял… А ты все валяешься. Ладно, ладно! После такой дороги - поз-во-во-ли-тель-но! - растянув последнее слово, закончил фразу моторист. - Тут всю ночь Белов с дядей Сашей форму перекраивали… Примерил бы!
Только сейчас я заметил, что на тумбочке лежит отутюженная морская форма, поверх которой красовалась настоящая бескозырка со звездочкой и ленточкой со словами: "Черноморский флот".
Я радостно схватил бескозырку. Она оказалась великовата и свисала на уши.
- Ничего, дело поправимое, - успокоил Вадим.
Он взял газету, свернул тугую полоску и заложил кольцом между сукном и дерматиновой подкладкой флотского головного убора.
- Теперь бери…
- Как раз стала, - сияя ответил я.
Надев форму, я посмотрел на себя в зеркало, вделанное в узкую дверцу шкафа. Из грязного оборвыша я превратился в бравого матроса. "Вот бы сейчас на меня посмотрели мама, младший брат Юрка и мои школьные товарищи! Ладно! Пошлю фотографию", - подумал я, с благодарностью вспоминая Николая Белова.
- Иди, покажись братве! Миколе не терпится увидеть тебя! - легонько подталкивая меня к трапу, улыбаясь, проговорил моторист.
Я птицей взлетел на палубу и застыл у выхода из кубрика, не зная куда дальше идти. Заметив меня, Белов призывно махнул рукой. Я побежал к нему.
- С первым походом тебя, юнга! - весело приветствовал меня. Словно сговорившись, к нам поднялись на мостик остальные катерники, которых я видел вчера в кубрике. Они поворачивали меня, придирчиво разглядывая портняжное мастерство Белова и дяди Саши. И все сошлись на том, что "форма в аккурат", но вот "корочки" (то бишь, ботинки) можно безболезненно уменьшить под самый шов носка. И тогда хоть на парад можно!
- А где твои значки? - любопытно спросил кто-то.
Я сказал, что оставил на тумбочке.
- Повесить бы не мешало, - произнес все тот же моряк.
Однако, все порешили на том, что надо прикрепить к форменке только "Ворошиловского стрелка", которым гордятся даже взрослые.
Мы спустились в кубрик. С палубы послышался зычный голос: "Принимайте, братцы, борщ! А то остынет!..".
На столе появился большой эмалированный бачок с щекочущим нос запахом борща. Поочередно, начиная с командира, все наливали в миски содержимое бачка…
Рядом со мной сел высокий, сутуловатый, с длинными, как у Тараса Бульбы, и закрученными снизу русыми усами, моряк.
- Познакомься, юнга! - кивнув в сторону моего соседа, громким голосом произнес Белов. - Пока я не обучу тебя сигнальному и рулевому делу - будешь у дяди Саши помощником. А ты знаешь, что такое морской кок? Есть такая побасенка на флоте - морской кок равен сухопутному подполковнику! - Дядя Саша хмыкнул в усы.
- Значит, ты станешь майором, а в худшем случае - старшим лейтенантом, - продолжал Белов. - А если серьезно, то попробуй, скажем, в пятибалльный шторм приготовить в прыгающей на плите кастрюле вот такой борщ. Тут не только сноровка и опыт нужны, но и разные хитрости. И заметь, у каждого кока - свои…
После обеда я снова стоял на мостике рядом с Беловым. На корме командир отделения минеров Николай Грипич, тот самый моряк, который накормил меня в первый день, готовил трал к спуску на воду. Потом он вместе с помощником начали травить тонкий двойной трос с грузилом на конце. Затем минеры сбросили в море два желтых буя, которые разошлись в разные стороны, да так и застыли, придерживаемые тросами, идущими от кормовой лебедки…
- Теперь надо держать курс, заданный командиром, строго по компасу, - пояснил Белов. - Отклонишься влево или вправо, и останется на дне необнаруженная якорная мина, - посвящая меня в секреты траления, продолжал старшина. - Пойдет здесь другой наш корабль, подорвется!