Но и она состояла в сговоре с преступником.
Страшная тайна осталась ведома лишь ей, Жулу и Господу.
Молодые люди в маскарадных костюмах шли по улице Кампань-Премьер, весело болтая и распевая песни.
– Конец карнавалу! – говорили они. – Копилка пуста, мы проели последние часы, а папаша Ланселот больше не отпустит в долг.
Другие пьяными усталыми голосами мрачно выкрикивали тот самый куплет, что мешал Жулу спокойно обедать:
– Нальем! Глотнем! Споем! Допьем!
При этом вся компания зевала. Развлекаться надобно на всю катушку. Именно так часто развлекаются веселые компании.
Что до стражей порядка из полицейского наряда, то они с неподражаемым спокойствием обсуждали литературные и политические новости, время от времени задремывая на ходу.
Как мы уже говорили, веселая компания была разодета в костюмы персонажей из пьесы «Нельская башня». Король Людовик Сварливый остановился посреди улицы и сказал:
– Если бы сейчас были те варварские времена, когда я имел честь править Францией, мы бы ограбили прохожего и встретили бы рассвет в номере сто тринадцать.
– Увы! – вздохнул Ангерран де Мариньи. – Те добрые времена миновали, все пришло в упадок, даже виселица, на которой меня повесили в Монфаконе… Однако будем справедливы, в четырнадцатом веке номера сто тринадцать еще в помине не было!
– В книге «О нравственности», – вставил Готье д'Онэй, – я прочел о двух молодых офицерах, которые однажды заложили в ломбард свою честь. Я предлагаю…
– Оставь свою честь при себе, – заметил Ландри. – За вещь стоимостью менее трех франков ростовщики ничего не дадут.
Тем временем Жулу, задыхаясь, ворвался в гостиную Маргариты.
– Я убил его, – сказал он, словно отвечая на вопрос. – Убил наповал!
Но никто его не услышал, Маргарита была в обмороке.
Жулу плеснул ей водой в лицо. Маргарита открыла глаза, но, увидев отвратительную кровавую маску на лице бретонца, в ужасе зажмурилась.
– Умойся! – прошептала она. – Вдруг сюда придут!
Жулу глянул на себя в зеркало и в испуге отшатнулся.
– Меня словно кипятком обожгло, – сказал он. – Не надо было мне этого делать. Ведь этот малый не был моим врагом до сегодняшнего вечера. Глупо получилось.
Маргарита сама принесла ему таз с водой.
– Ты тоже ранен? – спросила она.
– Нет, на мне только его кровь, – ответил Жулу, опуская голову в таз, отчего вода стала красной. – Не надо было мне этого делать, ох, не надо. Он не хотел драться всерьез. Боялся меня поранить. Черт побери, а я его убил! Как глупо!
Маргарита сменила воду в тазу. Вопрос готов был сорваться с ее губ, но она сдерживала себя. Жулу окунул лицо в чистую воду и сказал:
– Холодная, как хорошо! Если бы не ловушка, мне бы не удалось… Меня никто не видел, тот человек с лампой, он ушел… А он, вот уж молодец, так молодец! Ни разу не позвал на помощь!.. Ну а ты что же молчишь? Ведь ты все затеяла. Когда я прятался под деревом, я видел, как ты смотрела сверху!
– Я кричала тебе, чтобы ты не убивал его, – пробормотала Маргарита. – Ты не слышал?
– Разве он не украл у тебя бумажник? – спросил Жулу, уставясь на нее невидящим взглядом.
– Где же он, этот бумажник? – совсем тихо проговорила Маргарита.
Вместо ответа Жулу рухнул на диван.
– Я не боюсь смерти, – сказал Жулу. Его склоненная голова болталась из стороны в сторону. – Но эшафот… Я однажды ходил к заставе Сен-Жак посмотреть на эшафот. Я не знал, что придет день, когда… Ах, как глупо! Как глупо!
Он умолк, по телу пробежала судорога.
Маргарита села рядом, сложив руки на груди, прямая, как стрела.
– А мои бедные старики! – продолжал Жулу изменившимся голосом, по-детски нежным и жалобным. – Мои бедные старики, мои отец и мать! Веришь ли, они всегда были добры к нам.