- Вы имеете кровь. - Ее английский был ужасающим, и только когда она указала на его голову, он понял.
Поднял здоровую руку и коснулся запекшейся крови, вытекшей из-под шлема. Изучающе посмотрел на свои испачканные кровью пальцы.
- Да. Боюсь, что ее несколько ведер.
Шлем спас от серьезной травмы, когда голова ударилась о край кабины.
- Pardon?
- J'e n ai beacoup, - прервал ее Майкл.
- Ах, так все же вы говорите по-французски! - И захлопала в ладоши в милом непосредственном порыве восторга, взяв его за руку жестом собственницы.
- Иди сюда, - щелкнула пальцами девушка, подзывая жеребца. Тот щипал траву и делал вид, что не слышит. - Viens ici tout de suite, Nuage! - Она топнула ногой: - Иди сюда сию минуту, Облако!
Жеребец сорвал еще один большой пучок травы, чтобы продемонстрировать свою независимость, а затем бочком не спеша подошел к ним.
- Пожалуйста, - попросила наездница, и Майкл, сделав стремя из своих сложенных рук, подбросил ее в седло. Она была очень легкой и проворной.
- Садитесь на коня. - Девушка помогла ему устроиться сзади на широком крупе жеребца. Взяла одну руку Майкла и положила себе на талию. Ее тело под пальцами было упругим, и он чувствовал его жар сквозь ткань.
- Tenez, держитесь! - И жеребец легким галопом поскакал к воротам на том конце поля, что был ближе всего к шато.
Майкл оглянулся на дымящиеся обломки своего "сопвича". Остался лишь мотор, а дерево и полотно сгорели. Летчик испытал чувство глубокого сожаления оттого, что самолет уничтожен: вместе они пережили многое.
- Как вас зовут? - спросила через плечо девушка, и он повернулся к ней.
- Майкл… Майкл Кортни.
- Мишель Кортни, - пробуя, произнесла она. - А я мадемуазель Сантен де Тири.
- Enchante, mademoiselle. - Майкл замолчал, чтобы подобрать очередную фразу на своем вымученном школьном французском. - Сантен - странное имя, - сказал и почувствовал, как она напряглась. Он случайно использовал слово "drole" - "смешное". Быстро поправился: - Исключительное имя.
Вдруг Майкл пожалел, что не слишком себя утруждал в изучении французского. Поскольку состояние потрясения и шока еще не прошло, ему пришлось прилагать большие усилия, чтобы следить за ее быстрым объяснением.
- Я родилась через минуту после полуночи первого дня 1900 года.
Стало быть, ей семнадцать лет и три месяца от роду, и она вот-вот вступит в пору женской зрелости. Его собственной матери было едва семнадцать, когда он родился. Эта мысль придала ему такую уверенность, что пришлось еще раз быстро глотнуть из фляги Эндрю.
- Вы - моя спасительница! - Майкл намеревался произнести эти слова беззаботным тоном, но прозвучало столь глупо, что он приготовился услышать в ответ насмешку. Однако Сантен серьезно кивнула.
Ее любимым животным, помимо жеребца по кличке Нуаж (Облако), был тощий щенок-дворняжка, которого она когда-то нашла в канаве, испачканного кровью и дрожащего. Сантен выходила и вырастила его, очень привязалась к нему, но месяц назад он погиб под колесами армейского грузовика, мчавшегося на передовую. Гибель собаки оставила в ее душе боль и пустоту. Майкл тоже был тощ, и вид у него, одетого во всю эту обуглившуюся грязную одежду, почти как у нищего, оставлял желать лучшего, а кроме того, как она почувствовала, он подвергся жестокому испытанию. В его чудесного ясно-голубого цвета глазах она читала страшное страдание, а дрожал он и трясся в точности, как ее маленькая дворняжка.
- Да, - твердо произнесла она. - Я позабочусь о вас.
Шато был больше, чем казался с воздуха, и значительно менее красивым. Многие окна разбиты и заколочены досками. Стены носили следы осколков рвавшихся поблизости снарядов, а воронки на лужайках уже заросли травой; осенью прошлого года боевые действия приблизились к имению на расстояние артиллерийского огня, но союзники снова отбросили немцев за холмы.
Большой дом выглядел печальным и запущенным, и Сантен извинилась:
- Наших работников забрали в армию, а большая часть женщин и все дети бежали в Париж или Амьен. Нас здесь всего трое. - Она приподнялась в седле и резко выкрикнула уже на другом языке: - Анна! Иди посмотри, что я нашла.
Женщина, появившаяся с огорода позади кухни, была коренастой и широкозадой, как кобыла-першерон, с огромными бесформенными грудями под заляпанной грязью блузой. Густые темные волосы с проседью стянуты в пучок на макушке, лицо красное и круглое, как редис, грязные руки, обнаженные по локоть, толстые и мускулистые, как у мужчины. В одной руке она держала пучок репы.
- Что такое, kleinjie, малышка?
- Я спасла доблестного английского летчика, но он ужасно изранен…
- Что до меня, то он прекрасно выглядит.
- Анна, не будь же такой старой тетерей! Иди и помоги мне отвести его в кухню.
Обе они болтали друг с другом, и, к изумлению Майкла, он понимал каждое слово.
- Я не позволю солдату оставаться в доме, ты это знай, kleinjie! Я не разрешу коту жить в той же корзинке, что и моему маленькому котенку…
- Он не солдат, Анна, он - летчик.
- И наверное, такой же бродяга, как и любой кот… - Она использовала слово "fris" , и Сантен сверкнула на нее глазами.
- Ты отвратительная старуха, а теперь иди помоги мне.
Анна очень тщательно оглядела Майкла со всех сторон и нехотя уступила:
- У него хорошие глаза, но я все равно не доверяю ему… Ох, ну хорошо, но если он только…
- Mevrou, - впервые заговорил Майкл, - вашей добродетели с моей стороны ничто не угрожает, я даю вам свое торжественное обещание. При всей вашей восхитительности я буду держать себя в руках.
Сантен круто обернулась, чтобы пристально посмотреть на него, а Анна, отпрянув от удивления, довольная, громко рассмеялась:
- Он говорит по-фламандски!
- Вы говорите по-фламандски! - как эхо повторила упрек Сантен.
- Это - не фламандский, - стал отрицать Майкл. - Это - язык африкаанс, южноафриканский голландский.
- Это фламандский язык, - сказала Анна, подходя к нему. - И любой человек, говорящий по-фламандски, - желанный гость в этом доме. - Она потянулась к Майклу.
- Осторожно, - с тревогой сказала ей Сантен. - Его плечо…
Она соскользнула на землю, и вдвоем они помогли Майклу спешиться и довели его до двери кухни.
Дюжина поваров могла бы обеспечить на этой кухне банкет на пятьсот гостей, но сейчас лишь в одной из плит горел небольшой огонь, и женщины усадили Майкла перед ней.
- Принеси немного своего знаменитого бальзама, - приказала Сантен, и Анна заторопилась прочь.
- Вы - фламандки? - спросил Майкл. Он был очень доволен, что языковый барьер испарился.
- Нет-нет. - Сантен огромными ножницами по кусочкам срезала обуглившиеся остатки рубашки с его ожогов. - Анна родом с севера, была мне кормилицей, когда умерла моя мать, а теперь считает, что она и вправду моя мать, а не просто служанка. Она научила меня этому языку с колыбели. Но где вы научились ему?
- Там, откуда я родом, все говорят на фламандском.
- Я рада, - сказала Сантен, и Майкл не совсем понял, что она имела в виду, потому что ее взгляд был прикован только к его ожогам.
- Я высматриваю вас каждое утро, - произнес он тихо. - Мы все, когда летаем, ищем вас.
Сантен ничего не ответила, но он увидел, как ее щеки снова покрылись тем красивым темно-розовым румянцем.
- Мы зовем вас нашим счастливым ангелом - l'ange du bonheur.
Она засмеялась:
- А я называю вас le petit jaune, маленький желтенький - желтый "сопвич"! - Майкл ощутил, как его охватывает восторг: она выделяла его из всех! Сантен продолжала: - Я жду, чтобы все вы, все возвращались, считаю моих цыплят. Но как часто они не прилетают, особенно новенькие! Тогда я плачу о них и молюсь. Но вы и зеленый самолет всегда возвращаетесь домой, и я так радуюсь за вас.
- Вы очень добры, - начал Майкл, но в эту минуту Анна с шумом возвратилась из кладовой, неся глиняный кувшин, от которого пахло скипидаром, и настроение было испорчено.
- Где папа? - строго спросила Сантен.
- В подвале, занимается животными.
- Нам приходится держать скот в погребах, - объяснила Сантен, подойдя к каменной лестнице, ведущей вниз, - иначе солдаты крадут цыплят и гусей, и даже дойных коров. Мне с трудом удалось сохранить Облако.
Она громко закричала куда-то вниз:
- Папа! Где ты?
Послышался приглушенный ответ, и Сантен крикнула снова:
- Нам нужна бутылка коньяку, - тут ее голос стал предостерегающим. - Нераспечатанная, папа. Это не для стола, а в медицинских целях. Не для тебя, а для пациента… вот, держи.
Сантен бросила вниз по лестнице связку ключей; спустя некоторое время раздались тяжелые шаги, и большой косматый человек с толстым брюхом неуклюже ввалился в кухню с прижатой к груди, словно дитя, бутылкой коньяка.