- Это, товарищ командир, мы так по-поморски вест-зюйд-вест обозначаем…
- Понятно, - сказал Людов.
- Первым делом малые там глубины и приливноотливные течения больших скоростей…
- Значит, хорошо известно вам это побережье?
- Еще бы не известно! Я на рыбачьих посудинах там, почитай, все фиорды излазил. А что, там теперь фашисты? Свести туда разведчиков наших?
- В боевые операции с нами вам еще рано ходить, - сказал Людов.
- Как так рано? - приподнялся боцман на стуле. - В бой хочу идти, грудь с грудью сойтись с врагом, вытрясти из него подлую душу, отомстить за друзей с "Тумана".
- В бой вы, боцман, пока не пойдете, - холодно сказал Людов.
Он подошел к окну, неподвижно смотрел наружу.
- И когда сможете пойти, обещать вам сейчас не сумею. Нужен нам специалист по морской практике, шлюпочному делу матросов обучать, вязке узлов, швартовке - всякой вашей боцманской премудрости. Этому вы товарищей должны обучить на "отлично", и в самый короткий срок. А сами в это время - норвежскому учиться и немецкому, - подчеркнул он последнее слово, - и борьбе самбо, в которой, как я слышал, вы не очень сильны, хотя и знаете поморские приемы. - Глаза под стеклами очков снова весело блеснули.
Командир сел за стол.
- А из пистолета умеете стрелять? На каком расстоянии поражаете мишень?
- Из пистолета не приходилось стрелять, - глухо сказал боцман. - Из пулемета на корабле огонь вел.
- Так вот, научитесь стрелять из пистолета "ТТ", из нагана, и из немецкого маузера и из парабеллума, из кольта, браунинга и из вальтера. В общем, изучите все системы ручного оружия, которые вам встретиться могут. Гранату метать приходилось?
- Не приходилось, товарищ командир, - еще глуше сказал Агеев.
- Так вот, освоите метание гранаты - стоя, лежа, сидя, через голову, из всех положений. Изучите все системы гранат: и ефку нашу, как ее бойцы называют, и гранату мильса, и немецкую на деревянной ручке. Сдадите испытание по метанию гранаты на "отлично". Знаете, как у нас говорят: "Прожиточный минимум для разведчика в походе - гранат четыре штуки, кинжал и пистолет".
Командир вынул из кожаных ножен, любовно держал в руке блестящий клинок, с гладкой рукояткой, с отточенным на славу (это даже со своего места увидел Агеев) лезвием.
- Похоже, из немецкого штыка сделан? - сказал боцман.
- Из трофейного оружия. Производство наших умельцев. Таким вот кинжалом владеть, вероятно, не умеете тоже?
- Ножом пырнуть - хитрость небольшая, - горько откликнулся боцман.
- Не пырнуть ножом, а владеть им так, чтобы он при случае пистолет заменил, - сказал Людов. - Если останетесь у нас, получите на вооружение персональный походный нож, как каждый в отряде. Обращению с ним вас Матвей Григорьевич Кувардин обучит, тот, который вас с пирса привел. Великий он в этом деле мастер. Умеет бросать кинжал так, чтобы за десять - пятнадцать шагов поразить насмерть врага. Ну а еще, конечно, должны вы освоить бег с препятствиями, прыжки в длину и высоту. Должны научиться часами оставаться в застывшем положении, чтобы враг вас за камень принял. Вот если согласны изучить все это, а вместе с тем помочь вашими знаниями нам, тогда будете желанным товарищем в отряде.
- Товарищ командир, - взмолился боцман, - Да ведь я сейчас воевать должен, а не учиться! Пока я всю эту премудрость пройду, пожалуй, война кончится. А мне за товарищей мстить нужно. - Он перевел дух, поднялся со стула: - Я клятву дал в полуэкипаже - шестьдесят врагов собственноручно убить.
- Шестьдесят врагов? - переспросил Людов.
- Так точно. Втрое больше, чем они матросов на моем родном "Тумане" сгубили.
Опустил руку в карман бушлата, вынул рывком новенькую трубку с наборным цветным мундштуком и темно-красной чашечкой для табака.
- Вот эта трубка мне от убитого друга Петра Никонова осталась. Поклялся я сделать на ней шестьдесят зарубок. А пока ни одной еще нет.
- Пока окончится война, успеете сделать свои зарубки, - по-прежнему тихо, но очень торжественно сказал Людов. Подошел к боцману вплотную, невесомо положил на его забинтованную кисть свои тонкие, смуглые пальцы. - Только если не изучите все, о чем говорю, может быть, и погибнете с честью, а клятву не выполните и наполовину. Еще долго придется нам воевать до полной победы. Поверьте мне, старшина!
Он глядел Агееву прямо в лицо своим глубоким, не затемняемым стеклами очков, настойчивым взглядом, и боцман не опускал желтоватых, ярких глаз.
- Так обещаете, Сергей Никитич, выполнить все, о чем говорю, чтобы послужить Родине, полностью отомстить за погибших друзей?
За окном завыла сирена: сигнал воздушной тревоги.
- Обещаю, товарищ командир. Нерушимое матросское слово даю, - сказал Агеев…
Для постороннего взгляда, подразделение, расквартированное в двухэтажном доме возле ущелья, вело обычную жизнь учебного отряда. Каждый день с утра бойцы выбегали на зарядку, маршировали к камбузу на завтрак, потом занимались в классах, с трудом втиснув свои могучие тела между сиденьями и крышками детских парт, или уходили группами в окружающие город сопки…
Но никто из посторонних не видел, как сперва летними светлыми ночами, а потом под покровом осенней, дождливой мглы то одна, то другая группа вооруженных до зубов людей уходила от здания школы к недалекому морскому берегу, где дожидался их или торпедный катер, или катер-охотник, а иногда и закопченный, низкобортный, оснащенный заплатанными парусами норвежский рыбачий бот.
Разведчики уплывали в ночь, брали курс к норвежскому берегу, оккупированному врагом, а через сутки-другие возвращались обратно. И подчас с катера или с бота сходило меньше людей, чем ушло в бой. Кто-то навсегда оставался в сопках, схороненный друзьями среди мшистых береговых камней.
Но иногда на пирс главной североморской базы поднималось больше людей, чем отправлялось в разведку.
У некоторых из сошедших на берег были завязаны плотно глаза, закинуты за спину руки. На них была темно-серая форма егерей корпуса "Великая Германия". На высоких кепи пленников желтели жестяные цветки эдельвейса, на их куртках звенели кресты и медали за победы в Норвегии и на Крите.
И боцман Агеев ходил уже не раз в эти ночные походы, обвешанный оружием, с кинжалом у пояса и заветной необкуренной трубкой в кармане стеганых штанов. Об одном из этих походов довелось мне вспомнить в нью-йоркском баре "Бьюти оф Чикаго".
Глава четвертая
МОРЯКИ С "КРАСОТКИ ЧИКАГО"
О том, как наши разведчики спасли моряков с потерпевшего крушение судна, прочел я впоследствии в донесении сержанта Кувардина, написанном им в поселке Китовом:
"Находясь в боевой операции за линией фронта, западнее Варангер-фиорда, выполнено нами задание по уничтожению вражеского опорного пункта: при взрыве землянки полностью истреблен фашистский гарнизон в составе десяти егерей. При возвращении с операции морем, на боте Оле Свенсена, норвежского патриота, замечена моим напарником, старшиной первой статьи Агеевым, шедшая к берегу шлюпка. Будучи старшим по группе, я принял решение сблизиться с указанной шлюпкой на предмет захвата "языков".
По выяснении оказались в шлюпке не немцы, а три американских моряка с транспорта "Бьюти оф Чикаго", шедшего из Нью-Йорка в Мурманск. Из американцев один ранен в голову, другой - с переломом руки, все трое очень ослабели и замерзли. В связи с чем принято решение доставить их в главную базу. Однако перед Мотовским заливом вошли мы в густой туман, видимость нулевая, почему и пришлось высадиться в поселке Китовый, где, связавшись с главной базой, ждем указаний командования…"
Поселок Китовый - несколько одноэтажных домов у среза гранитной сопки, вытянувшейся над океанской водой.
С началом войны ушла из этих домов обычная жизнь, жизнь полярного рыбачьего поселка. Только в двух домиках разместились бойцы возникшей здесь в военные дни зенитной береговой батареи.
Здесь, у самой норвежской границы, довелось мне бывать по заданиям флотской газеты. Я хорошо запомнил ребристые, рассеченные трещинами, скалы над вечным грохотам нестихающего прибоя.
Скользкая пешеходная тропка взбегает от узкого причала, прижавшегося к подножию горы. Вдоль тропки вбиты в камень стальные кронштейны, натянут надежный трос, чтобы пешеходов не сбросило вниз штормовыми ветрами.
Такая же тропка вьется от домиков вверх, где, укрытые гигантской паутиной маскировочных серых сетей, смотрят в небо и в океан длинные орудийные стволы.
Поднимаясь к группе молчаливых, словно уснувших построек, ясно представлял я себе, что не так давно за окнами, затянутыми теперь черной бумагой затемнения, звучали женские и детские голоса, а внизу, у мокрых отвесных палов, качались рыбачьи парусники и мотоботы. А теперь семьи рыбаков эвакуированы в тыл, лишь моряки береговой батареи несут вахты на высотах…
С океана ползло серое молоко тумана, над скалами летел влажный, тяжелый снег, когда сигнальщик заметил на далеких смутных волнах бледные серебристые вспышки - мигание сигнального фонаря.
- Принимаю светограмму, - докладывал сигнальщик. - Пишут по нашему семафорному своду.
"Прошу разрешения подойти к пирсу, - сигналили с моря. - На борту бота группа разведчиков из двух человек, норвежский патриот, три моряка с потерпевшего крушение американского судна. Докладывает сержант Кувардин. Передал семафор старшина первой статьи Агеев".
- Напишите "Добро", - приказал командир батареи лейтенант Молотков.