А Теренс все тянул, еще надеясь, что найдется та зацепка, которая развяжет этого клубок лжи. Найдется та сеть компьютеров, которая каким-то образом была взломана (хотя и не должна была), найдется тот генерал, который продался, найдется тот отряд, который получил неверные сведения. Он ведь готовился к такому, готовил запасные варианты, резервные сети, дополнительных страхующих командующих. Но все тщетно – пираты давно были внутри самой системы, невидимые, как жадность, кроющаяся в душе каждого человека.
В "Оперон" ударила первая ракета "союзников".
"Держать щиты и не отвечать на атаку, – скомандовал генерал. – Не поддаваться на провокации!"
Отступали под ударами своих же войск крейсеры сайфов.
И тогда Теренс сдался. "Хорошо! – сказал он Страннику. – Мы принимаем условия! Хватит!"
"При отступлении пиратов – не атаковать!" – разнеслись по кораблям приказы командующих.
А по "Оперону" все били и били новые снаряды.
"Я боюсь, что уже слишком поздно, – ответил парень. – Я попытаюсь им объяснить, но не уверен, что поверят".
Первыми не выдержали сайфы. Их корабли разом ответили и перегруппировались, готовые продолжать нападение. "Щит на грани уничтожения!" – доложили генералу.
"Ждать. Не отвечать на провокации", – отреагировал он.
В какой-то момент уже казалось, что "Оперону" конец. И тогда все вдруг стихло.
С Промоса вылетали пиратские корабли. Они появлялись во всех частях планеты и собирались в цепочку, как капли стекаются с оставленного на просушку зонта. В основном это были тихоходные баржи и маленькие истребители поддержки. Атаки объединенного флота Целистики они, конечно, не выдержали бы. Цепочка шла медленно, и было что-то завораживающее в этом степенном размеренном побеге. И в какой-то момент нервы Теренса не выдержали, он понял, что теперь эта раковая опухоль окончательно рассеется по всей Целистике. Теперь заложниками свой глупости будет уже не одна планета, а все человечество, а полем боя – все населенные планеты, весь космос.
"К черту!!! – закричал он. – Атаковать отступающий флот пиратов! Повторяю, всем судам открыть огонь по отступающему флоту пиратов!"
Но корабли Совета не атаковали. Ни одного выстрела не было произведено в сторону врага. Отступление продолжалось.
Теренс набрасывался на командующих, получал подтверждения, что приказы доходят и все в порядке. Под конец, от безысходности, даже принялся отчитывать кого-то и затих, выдохшись, только тогда, когда последний пиратский корабль исчез в глубинах космоса.
Их никто не преследовал. За ними никто не гнался.
Пираты ушли в устрашающей тишине и смертельном спокойствии, просочившись между шестеренками заржавевшей системы.
*
Прошло больше десятка лет, когда девушке пришло электронное письмо.
Привет, Джесс.
Кто бы мог подумать, что найти тебя окажется так просто. Рад, что ты вернулась в полицию Каполе. Государственная служба на благо своего города – безусловно, лучшее занятие для тебя. Уверен, что очень скоро с такими людьми, как ты, Промос восстановит свою красоту.
К этому письму прилагается просьба дать тебе внеочередной отпуск. Она написана одним моим старым другом, и твое руководство не сможет ему отказать.
Так же в письме билет на Мондир. Пожалуйста, приезжай в гости. Я хочу показать тебе то, над чем работал последние годы. Кроме того, очень рад буду тебя видеть!
Тебе здесь понравится, обещаю!
Странник
Уже через несколько дней Джесс была на Мондире. Небольшой изящный флаер высадил ее на краю тропического острова. Над головой поднималось защитное поле, а вдалеке над пальмами блестели полупрозрачными сводами легкие купола строений.
Джесс направилась к ним, и тут же была встречена местным гидом.
– Добрый день, – сказал он. – Вы турист?
– Не совсем… – Джесс замялась. – Я, скорее, в гости… по приглашению.
– К человеку, имя которого не знаете? – улыбнулся гид.
– Да.
– К сожалению, он очень много путешествует. Встретить его здесь удается не многим. …А хотя, вон же он, – гид указал на человеческую фигуру на горизонте. – Что ж, похоже, я вам не потребуюсь.
– Нет, постойте, – Джесс задержала гида и указала на ближайшее строение. Внутри, за стенами из тонкого пластика, сидя за компьютерами, работало множество людей. – Что они все делают?
Гид улыбнулся еще шире: "Собирают информацию".
– О чем?
– О Целистике. О Земле. О нашей истории. О людях. Обо всем! К нам стекаются отчеты от множества путешественников со всего мира.
– То есть у вас здесь нечто вроде информационной станции?
– Это и есть Информационная Станция. И она только самая первая. Сейчас мы уже строим целую сеть на множестве планет.
Она хотела спросить еще что-то, но рядом кто-то сказал: "Добро пожаловать, Джесс!"
Судьба Инфостанции
В начале всяческой философии лежит удивление,
Ее развитием является исследование,
Ее концом – незнание.
Мишель Монтень
Дилемма историка
Человеческая мысль работает только в рамках понятной системы терминов и определений. Когда таковая система не задана – человек либо пытается задать ее, либо ожидает, пока ее задаст кто-то другой. Соответственно с результатами, определяется его роль в системе – активная либо пассивная. Находящийся на активной роли человек задает систему и контролирует ее. Находящийся в пассивной – ищет свое место в рамках системы.
Всем известна дилемма историка: стоит оглянуться на любые прошедшие события и, кажется, что они совершенно очевидны и легко предсказуемы. Однако взгляд, уходящий в будущее, неизменно упирается в неизвестность. Насколько бы очевидной не казалось система, которой подчиняются текущие события, – предсказать ее дальнейшее поведение, тем не менее, чаще всего не представляется возможным ровно до тех пор, пока грядущие события не становятся прошедшими.
Эта дилемма решается только при взгляде с точки зрения, недоступной историку, – активной. Недоступная историку истина состоит в том, что любые попытки предсказать будущее являются лишь мысленным дочерчиванием незаконченной линии, графически отображающей текущий ход событий. Следовательно, результаты этих "предсказаний" однотипны и сами по себе предсказуемы.
А все, что однотипно и предсказуемо, должно быть использовано и незамедлительно используется теми, кто контролирует систему.
Отсюда следует элементарный вывод, еще на животном уровне понятный любому человеку, – нет смысла предсказывать будущее, нужно его строить своими руками.
Мало кто понимал эту логику настолько ясно, как Росшепер. Он строил будущее уже многие годы и, торжественно поднявшись наверх, зорко следил за тем, чтобы наглецы, желающие хоть чуть-чуть дотянуться его высот, могли увидеть только грязные подошвы росшеперских ботинок. И, в идеале, это должно было становиться последним, что они видели.
Небоскреб Росшепера на Огриде еще не достроили, но он убедился, чтобы верхний этаж витал на правильной высоте, поддерживаемый антигравами, и к нему поднимались магнитные лифты. Это было не каким-то там китчем, это было символом. "Знайте" – говорила вся эта титаническая стройка. "Знайте" – говорили вгрызающиеся в почву планеты карьеры. "Знайте" – разносилось в грохоте траулеров. "Знайте" – читалось в тупых силуэтах космических барж.
"Знайте, что когда вы поднимите голову вверх, вы не видите там солнца, луны, звезд. Вы увидите там меня".
Конечно, это просто символика. Не только верхний этаж небоскреба, откуда он мог смотреть на строительство, не только сама величина карьеров – вся планета была символом. Огромным, убыточным, будто бы пожирающим состояние. Пройдет еще сотня лет – и добыча на Огриде все еще не окупится. Состарятся и умрут рабочие, вырастут и состарятся их дети, начнут выходить на пенсию их внуки, Эксо Теч будет нанимать рабочих уже из правнуков – и только тогда прибыли перебьют начальные затраты. И это тоже было символом, призванным внушить – через кровь предков, через память поколений людей, – что монолит Росшепера нерушим, и всегда был таковым, и всегда будет.
И это знание стоило вложенных денег.
Оно ослепляло Росшепера. Глядя на карьер, муравьиные цепочки траулеров, вспышки стартующих барж, Росшепер видел будущее. Он видел город, который еще даже не начал строиться, видел планетарную станцию, куда в конце концов он перенесет свой офис, видел межпланетный картель корпораций, куда он, сделав вид, что уступает под нажимом, пустит других. Сделав вид, будто проиграл, он отдаст доли добычи другим компаниям, и тогда, управляя их общей организацией, он сможет делать вообще все что угодно, размывая ответственность между всеми и назначая козлов отпущения. И все скажут, что это было наиболее естественно. Аморально, жадно, несправедливо, но естественно. "Такова история", – скажут исследователи. И будут, конечно, правы.
Глядя на смутные горы щебня, возвышающиеся над облаками пыли, Росшепер чувствовал себя историей. Самим природным механизмом. "Естество – это я", – думал он.
– К вам Нельсон Рот, – сообщила секретарша, оторвав Росшепера от размышлений.
– Не знаю никакого Рота, – отрывисто проворчал он. – И не беспокойте меня по пустякам, – он попытался снова вернуться в прежнее состояние, но теперь пыль и щебень вызывали одно раздражение. Снова включил связь: "Стреляйте на поражение и подведите еще людей".