По мере того как они углублялись в старое русло, воздух заметно менялся. Он становился затхлым, все более пропахшим болотом. Тучами поднимались комары и с остервенением налетали на потревоживших их людей. Антонов надел накомарник и кожаные перчатки.
– Что, кишка тонка? – с усмешкой спросил Янголенко, но накомарник тоже надел.
Поднимая комаров и камышовую пыль, они шли по узенькой тропке между двумя высокими стенами столетнего камыша все дальше и дальше, в самое сердце разливов старого русла. Взошло солнце, и сразу стало нестерпимо жарко. Дышалось с трудом. Хотелось поскорей выйти из этих обсыпанных мукой гниющих зарослей, подставить лицо свежему ветерку, но Янголенко и Антонов все шли и шли вперед, время от времени прополаскивая рот водой. Старый охотник переводил Антонова с одной кабаньей тропы на другую, показывая непроходимые места. У таких мест Антонов оставлял заметки. Привал они сделали часа лишь через три на берегу небольшого озерка, подернутого жирной, словно мазут, коричневой пленкой.
– Поглядишь, дно вроде топкое, а напрямки можно перешагать через него, – дал Янголенко характеристику озерку и, удобно устроившись на кочке, достал фляжку с водой. Опустил ее в воду до самого горлышка. – Пущай охолонится чуток.
Не спеша, наслаждаясь возможностью вытянуть уставшие ноги, открыли мясные консервы и позавтракали.
– Часам, должно, к десяти пришагаем к заставе, – высказал предположение Янголенко, и Антонов согласился:
– Да, не раньше. Ладно, пошли, Дорофей Александрович. Засиделись.
Не отставая ни на шаг, двигался Антонов за старым охотником, стараясь до мелочей разобраться в лабиринте кабаньих тропок, оставлял заметки, а сам уже обдумывал "план освоения", как он его мысленно назвал, старого русла. Он намеревался первые раза три сводить "стариков" – Бошакова, Нечета, Акимова, старшину Голубева и зама своего Ярмышева, после чего, уже самостоятельно, водили бы они и своих сверстников, и молодых солдат.
"Каждый день сюда группу. Каждый день".
И вовсе не предполагал Антонов, что в это самое время застава бурлила. Кипела, что называется, страстями. Случилось невероятное: у Григория Кильдяшева пропала зажигалка. Утром он проснулся, сунул руку в тумбочку по привычке, чтобы прежде всего пройти в курилку и подымить всласть сигаретой, но зажигалки на месте на оказалось. Заглянул в тумбочку – не видно. Осмотрел карманы гимнастерки и брюк, приподнял подушку – пусто.
"Кто-либо взял, что ли? Но мог бы спросить, в конце концов. Никто без спроса раньше не брал. Может, не хотел будить?" – подумал Кильдяшев и прошел к дежурному по заставе. Дежурил ефрейтор Бошаков.
– Зажигалку мою, Павел, не видел, кто брал?
– А где она была?
– В тумбочке. Туда перед сном всегда ложу.
– Нет, не видел. А ты, может, ее в другом месте забыл? Вспомни.
– Хорошо помню, в тумбочку сунул. Ехать нужно в село со старшим лейтенантом, а я вот – ищу.
– Поезжай, а я выясню у ночных нарядов, когда возвращаться станут. Куда денется? Нужно только сказать потом, чтобы без спроса больше не брали.
Вернулись, однако, наряды, сменился часовой у заставы – никто из них не брал и не видел зажигалки. И встревожилась застава, ибо пропала дорогая для Кильдяшева вещь (все знали, что это подарок любимой девушки), да и сам факт пропажи не укладывался в понятие заставской жизни. Невероятный факт. Пропала бы мыльница, флакон одеколона или пачка лезвий для безопасной бритвы, солдаты возмутились бы не меньше. Нечистый на руку пограничник – разве такое может быть? И вот солдаты начали высказывать самые различные предположения, как теперь найти вора, позорившего заставу. Тех, кто предполагал, что случилось какое-то недоразумение, что все выяснится само собой, остальные даже не слушали.
"Старики" сидели вроде бы своей кучкой и советовались, что предпринять.
– Нет, я советую: все же нужен обыск, – настаивал Семятин. – Ведь у кого-то она находится.
– Будет он ее в кармане держать. Упрятал где-нибудь, – возразил Акимов. – Много шума поднято. Вся заставы знает о пропаже.
– Майору бы доложить. Он уж точно сказал бы, что делать, – дополнил Семятин Акимова. – Но майор обыск запретит, это – как пить дать. Скажет: из-за одной паршивой овцы всех грязью нельзя мазать.
– И правильно, – вмешался в разговор подошедший Бошаков. – Один украл, всех подозреваете. А может, и воровства никакого не было. Вот еще в чем вопрос?
– Верно, Павел, – согласился Нечет. – Но разобраться нужно. Все может быть. Но если сорная трава обнаружится, с корнем ее вырвать.
– Ох! Если найдем!.. – с угрозой проговорил Акимов. – Я настаиваю на обыске. Не нужно майора дожидаться, да и старшему лейтенанту стоит ли докладывать? Сами проведем. И поступим по своему понятию.
– А как потом офицерам в глаза будешь смотреть? – спросил Бошаков и добавил: – Скоро старший лейтенант из села вернется. Доложу ему, он решит. Или начальника заставы посоветует обождать.
Угрозу Акимова и совет Бошакова услышал проснувшийся Рублев. Когда он, проснувшись понял, что застава встревожена пропажей зажигалки, то первым его желанием было сказать громко и весело: "Она у меня в кармане", – посмотреть на удивленные лица споривших, и сказать, что нашел ее на лавочке в спортивном городке. Вернулись они со службы, почистили оружие, а старший не унялся. Сходи, велел, в спортгородок. Покачай мускулы, хлюпиков граница не уважает.
Пошел без пререкания. Привык уже не перечить "старичкам". С уважением начал относиться к их немногословным советам, всегда дельным и всегда уместным. Но не особенно еще усердствовал. Подтянулся всего раза четыре, гирьку двухпудовую выжал. Двумя руками, правда, но все же выжал. И радостно стало на душе. Подумал самодовольно: "Могу же. Есть силенка!" В казарму идти собрался, но увидел зажигалку, покрытую росой. Взял, вытер о гимнастерку и сунул в карман, подумав: "Обрадуется Кильдяшев, получив завтра свой наганчик".
Хотел рассказать обо всем этом, но услышал, с какой угрозой в голосе произнес Акимов: "Ох! Если найдем!.." – промолчал.
"Вдруг не поверят?! Скорей всего, не поверят. Спросят, почему дежурному не отдал? Что отвечу?"
Вспомнил Рублев, как шли на построение солдаты, обходя его. Вспомнил их осуждающие лица, а потом абсолютное безразличие к нему, не знающему, как остановить верблюда. Он испугался. Испугался осуждающих, гневных взглядов сослуживцев, испугался немногословной, но резкой реплики Нечета, испугался "темной", которую, как он считал, могут устроить не поверившие ему солдаты.
Он претворился спящим, лежал, затаив дыхание, пока к нему не подошел Бошаков.
– Подъем. До занятий – хозработы. Тебе вокруг гаража и складов наводить порядок.
Рублев даже обрадовался, что ему предстоит работать возле гаражей.
"Там и выброшу ее".
Поспешно заправил кровать и быстро умылся.
– Я – готов, – доложил Бошакову.
– Хорошо. Бери метлу – и за работу. Уберешь – доложишь, – сказал Бошаков, а когда Рублев вышел, добавил: – Начинает понимать службу.
– Получится из него мужик. Соскребем грязь, заблестит, – согласился Нечет.
– А мне подозрительна его поспешность, – высказал свое сомнение Акимов. – Три дня назад, когда дежурил я, говорю пижону этому, что хозработа тебе – спортгородок убирать вместе с кем-то, не помню уже, то он полчаса телился. Уши свои прополаскивал да шею тер. Да и майор говорит часто, что, мол, за день человека не перевоспитаешь. Согласен я с ним. Тут не то что-то, други. Пойду-ка я к своим собачкам.
Вернулся Акимов минут через пятнадцать. Зашел в дежурку к Бошакову и возбужденно заговорил:
– Рублев украл, гадина! В гараж под ворота сунул. К гаражу подходил и вертел головой, не увидел бы кто, боялся. Ворюга. Гнать таких от границы! Пойдемте к нему, метет там!
Вышли на крыльцо Семятин, Нечет и Акимов и направились было к Рублеву, но в это время вернулся из села "газик" со старшим лейтенантом Ярмышевым.
– Товарищ старший лейтенант, воровство на заставе, – доложил Ярмышеву встретивший его ефрейтор Бошаков по обязанности дежурного по заставе.
– Говорил мне Кильдяшев о пропаже, – прервал ефрейтора Ярмышев. – Вполне возможно, что недоразумение какое-то. Разобраться нужно как следует.
– А мы уже разобрались, – вмешался Акимов. – И вора нашли. Рублев.
– Рублев? – удивленно переспросил старший лейтенант. – Не складывается. Трус и вор – несовместимо. Нет-нет, что-то здесь не так. Факты есть?
– Вот мы и шли за фактами.
Рублев увидел, что Бошаков, Акимов и другие "старики" разговаривают со старшим лейтенантом и догадался: докладывают ему о пропаже зажигалки; он продолжал старательно, не оставляя ни одной соринки, подметать возле складов, с благодарностью думая о себе, как сообразительным малом: "Хорошо я сделал, сунув в гараж. Машину Кильдяшев ставить будет, найдет свой пистолетик, посчитает, что обронил прежде и не заметил. Успокоятся все".
Но удовлетворенность моментально улетучилась, как только увидел, что старший лейтенант вместе со "стариками" направились к нему, – он оробел. Внутри похолодело. Он, правда, еще пытался успокоить себя: "Никто не видел, как я сунул туда зажигалку проклятую. Никто!"
Продолжал подметать, будто не замечал приближающуюся к нему группу. Вроде бы он так увлечен работой, что происходившее вокруг его не задевает. Даже спиной специально повернулся к ним. И вздрогнул от вопроса Акимова:
– Под ворота гаража сунул?! Пошли в гараж!
Рублев переступил с ноги на ногу, положил на плево метлу, вновь переступил с ноги на ногу.
– Я… я… ничего…
– Пошли, говорят тебе!