Колонии морских птиц имели огромное значение для моряков, участвовавших в переходах через Атлантический океан. Этих людей считали способными выжить в условиях изнурительного труда и скудного питания, состоявшего главным образом из солонины и сухарей. Мясо выдавалось, как правило, в виде постной и жилистой говядины или конины, а вместо хлеба они получали твердые как камень и обычно изъеденные долгоносиком галеты. Но даже этих основных, почти несъедобных продуктов питания подчас не хватало из-за скупости судовладельцев, полагавших, что матрос вполне может прокормиться за счет "воздуха и воды". Считалось обычным делом снабжать суда солониной в количестве, достаточном лишь на рейс в одном направлении, предоставляя измученным полуголодным людям по прибытии на место самостоятельно добывать себе пищу. Кроме рыбы (большинство видов рыб при постоянном употреблении их в пищу вызывает в холодных широтах хроническое недоедание из-за низкого содержания в них жира), наиболее доступным источником питания были птицы в период гнездования.
Первоначально колонии на прибрежных островах и скалах насчитывали не меньше десятка видов морских птиц. Большинство из них хорошо летали и могли гнездиться (и нередко гнездились) на труднодоступных уступах скал и береговых обрывах. К тому же взрослые птицы при вторжении пришельцев обычно взлетали в воздух, и поэтому их редко удавалось добывать в количестве, оправдывающем расход дроби и пороха. Вот почему основными жертвами хищных европейцев оказались самые доступные виды. Особенно им приглянулся копьенос своей большой, жирной и мясистой тушкой. Яйцам копьеноса также отдавалось предпочтение не только из-за большого размера (с человеческую ладонь), но и потому, что их легко было собирать. Несомненно одно: пока копьенос продолжал существовать, он был "лучшим товаром на прилавке".
Сообщения Картье и его современников дают нам некоторое представление о масштабах ущерба, нанесенного колониям копьеносов. Десятиметровые рыболовные барки Картье были рассчитаны на перевозку примерно четырех тонн груза, поэтому при весе взрослого копьеноса 5,5–7,0 килограмма каждый барк с полной нагрузкой мог перевозить до 650 птиц. Груз двух таких барков мог бы с трудом разместиться в трюме шестидесятитонного судна, и, как говорят, именно таким количеством птицы и загружались суда. В то же время некоторые плававшие в этих водах суда басков имели водоизмещение до 600 тонн и могли спокойно вместить в себя несколько тысяч тушек копьеносов, что вполне достаточно для пропитания матросов в течение всего летнего сезона, а может быть даже, и обратного рейса к своим берегам.
В 1570-х годах капитан Антони Паркхёрст писал: "На острове, называемом Пингвиний, мы можем загонять их по доске на судно, пока оно не наполнится до отказа… На каждой птице мяса больше, чем на гусе. Французы, которые рыбачат в районе Большого залива, берут из дома лишь небольшой запас мяса и все время питаются этой птицей".
Через несколько лет Эдвард Хейс, капитан одного из судов сэра Хамфри Гильберта, писал об "острове, называемом Пингвиний [из-за] дикой птицы, размножающейся там в невероятных количествах и не умеющей летать… которую французы добывают без труда для засолки в бочки".
Около 1600 года Ричард Уитбурн отмечал: "Эти пингвины больше, чем гуси и… размножаются на каком-нибудь плоском острове в таких количествах, что люди сгоняют их оттуда на борт своих судов сотнями за раз, как будто господь бог нарочно создал это совершенно беззащитное несчастное существо для пропитания человека".
Мысль о том, что бог сотворил все живые существа на потребу людям, принадлежала, разумеется, не одному Уитбурну. Она имеет глубокие корни в иудейско-христианской философии и продолжает питать одно из главных рационалистических объяснений массового уничтожения людьми других представителей животного мира.
Оправданно или нет, массовое опустошение колоний копьеносов в Новом Свете продолжалось с невероятной быстротой. Птицы служили основной пищей как рыбакам, так и поселенцам. В своих записках по поводу пребывания французов в этом регионе примерно в 1615 году Лескарбо сообщает нам, что "наибольшую добычу [люди] привозят с некоторых островов, где утки, олуши, тупики, чайки, бакланы и другие птицы водятся в таком множестве, что невольно удивляешься их изобилию [и] для многих оно кажется почти невероятным… мы заходили на такие острова [близ Кансо], где в течение четверти часа доверху загружали птицей наш барказ. Нужно было только молотить их палками, пока хватало сил". В 1705 году в своем описании северного берега залива Св. Лаврентия Куртеманш сообщал о птичьих колониях, где "они целый месяц убивали птиц в немыслимых количествах обитыми железом дубинками".
По мере того как в начале XVIII века ружья и порох становились все дешевле и доступнее, истребление копьеносов приобрело новый размах, о чем свидетельствует такая запись, сделанная на острове Кейп-Бретон примерно в 1750 году: "Весной великое множество птиц летит к местам кладки на птичьих островах. Во время этой чудовищно-кровавой бойни мы ежедневно делаем до тысячи выстрелов".
С каждым новым столетием росли масштабы опустошения, причиненного "охотой" на взрослых птиц, как на подлете к гнездовьям и вылете с них, так и на самих гнездовьях. Уже в 1900 году охотники за один день настреливали с плоскодонок на северном побережье залива Св. Лаврентия "по полбарказа птицы, что означало около четырех-пяти сотен гаг, турпанов, буревестников, чаек и т. п.".
Помимо уничтожения взрослых особей и части подросшего молодняка, что уже было достаточно страшным злом для морских птиц, охотники продолжали грабить и их гнездовья, забирая оттуда яйца. Начался этот грабеж в относительно небольших размерах с нерегулярных посещений птичьих колоний судовыми командами и рыбаками с целью добыть себе пропитание. Примерно в 1620 году Джон Мэйсон писал о жизни на Ньюфаундленде: "Морская дичь - это белые и серые чайки, пингвины, атлантические чистики, полярные чайки, тупики и прочие виды птиц… [и] все они щедро одаряют нас своими яйцами, такими же вкусными, как индюшачьи или куриные; запасы яиц на острове непрерывно пополняются".
Обстановка начала меняться с наступлением XVIII века: к этому времени быстрый рост населения на Атлантическом побережье стимулировал создание товарного рынка для многих "продуктов" суши и моря, включая… яйца морских птиц. Сбор яиц на продажу стал теперь прибыльным делом, и профессиональные сборщики прочесывали берега, обирая каждое обнаруженное ими гнездовье. Примерно к 1780 году американские сборщики яиц до такой степени разорили колонии птичьих островов восточного побережья Соединенных Штатов, что они уже не могли больше удовлетворять растущий спрос на яйца в таких городах, как Бостон и Нью-Йорк. В результате прибыльный экспорт яиц морских птиц перешел в руки дельцов из северных британских колоний.
Как и следовало ожидать, копьенос оказался главной жертвой в те далекие времена, когда он еще водился в изобилии. Аарон Томас оставил нам следующее краткое описание сбора пингвиньих яиц в районе Ньюфаундленда:
"Если вы отправляетесь за яйцами на остров Фанк и хотите наверняка заполучить их свежими, придерживайтесь следующего правила: вы сгоняете с места, убиваете и сгребаете несчастных пингвинов в кучу. Затем вы сгребаете в кучу все их яйца так же, как вы это делаете с опавшими яблоками в вашем саду… эти яйца, пролежавшие какое-то время, уже несвежие и непригодные, однако, очистив от них участок земли… вы покидаете его на день-другой… а вернувшись после этого на прежнее место, находите там много яиц, наверняка свежих!"
Если, как утверждали на острове Сент-Килда, самка копьеноса откладывает всего лишь одно-единственное яйцо и в тот год, когда оно было уничтожено, кладки больше не происходит, то нетрудно себе представить результат подобного массового опустошения.
Один английский капитан, изучавший промысел яиц в районе Ньюфаундленда, сообщал в своем рапорте: "Отряды отправляются [на острова Фанк] на добычу яиц и пера. Раньше этот промысел приносил порядочный доход, однако в последнее время в результате кампании истребления эти доходы здорово сократились. Впрочем, говорят, что на каком-то судне за один рейс выручили чистыми двести фунтов стерлингов".
Постскриптумом к этому звучит еще одно сообщение, сделанное Уильямом Палмером после посещения острова Фанк в 1887 году:
"Какое же множество птиц должно было обитать на этом пустынном острове в прежние годы, когда он, вне сомнения, кишмя кишел бескрылыми гагарками, кайрами, гагарками, тупиками, полярными крачками и олушами и ничто не нарушало их безмятежного существования, разве что случайные набеги ныне исчезнувших индейцев с Ньюфаундленда. Но как?все изменилось после того, как его начали грабить белые рыбаки; сегодня, если не считать полярных крачек и тупиков, остров кажется необитаемым. [Если] раньше здесь за один раз набирали по шестнадцать бочек яиц кайр и гагарок для отправки в Сент-Джонс, то мы не увидели и дюжины яиц".