- Наш брат, художник!!.. - утробно вопил он, указывая головой, рукой и глазами на Яна. - А эти господа все артисты!.. Но до чего хорошо поют - как в раю - дом даже трясся! - "Тебе Бога хвалим", - фальшиво загремел он, воздев одну руку и достав ею до потолка… - Тоже можем постоять за себя, а?!.. - он захохотал и принялся распихивать всех по табуретам.
Марк подошел к окну и выглянул из него; совсем близко стремительно неслась многоводная река; видны были арки моста, прохожие и проезжие, дома набережной, башни за ними. Надо всем бледно голубело вечернее небо.
За ужином царили веселье и смех. Всех потешали Луиджи и лохматый Киджи. Последний был совершенно лишен способности соизмерять свой голос с размерами помещения и не говорил, а азартно орал либо грохотал, словно ожившая бочка; поминутно он вскакивал, чокался, давил ноги соседям и так пособлял своему неугомонному языку руками, глазами и плечами, что даже вертлявый неаполитанец казался рядом с ним мумией фараона.
Вино лилось рекою. Под чоканье стаканов прогремело "Гаудеамус", потом перешли к другим песням; высокий баритон Марка и подземная октава Адольфа имели неописуемый успех. Киджи тоже пел, но, так как не знал ни слов, ни напевов и не имел слуха, то рявкал невпопад и тотчас же принимался мурлыкать, пока ему не начинало казаться, что наступило время опять "подпустить голоса".
В окно глядела уже ночь; доплыл удар колокола, послышался другой, более отдаленный, чуть слышно долетел третий…
- Приказ гасить огни!.. - проговорил Марк. - Нам время уходить!..
- К черту огни и приказы!!.. - возопил Киджи. - Да здравствует свобода!..
- Да ведь улицы запрут?.. - вмешался Мартин.
- К черту улицы!.. по воде поедем!!.. - заорал опять Киджи. - Пей до зари и наплевать на все!
Пирушка длилась далеко за полночь. Пили, пели, плясали, хозяин бил в бубен. Маленький Луиджи станцевал в паре с длинным Киджи фанданго, Ян пустился вприсядку, Киджи хохотал, неистово топал и потрясал спадавшею ему на плечи черною гривой.
Дамы наконец ушли спать; шумно собрались по домам и гости.
Лодка, причаленная на длинной веревке, была подтянута под самое окно и вся компания грузно перебралась в нее; лодка закачалась, как в бурю.
- Осторожнее, осторожнее!!.. - послышались сверху знакомые женские голоса; все подняли глаза и увидали своих дам, следивших за их посадкой с высоты третьего этажа.
Им в ответ снизу замахали шляпы и береты. Луиджи запел серенаду в честь дам и лодка понеслась по течению. Светил месяц, простор реки расстилался зачарованный и пустынный; башни, церкви, дворцы цепенели в глубоком сне..
Уже лодка слилась с синею мутью, а дамы все стояли у окна; среди безмолвия чуть звенел тенор Луиджи; наконец замер и он и только долго еще старательно бухал совсем вдали бубен.
На другой день Ян и Луиджи, согласно данному ими обещанию, отправились в мастерскую Кастро и Киджи, помещавшуюся на краю города во дворе монастыря Св. Креста, в обширном сарае. Около него валялись глыбы белого мрамора; изнутри доносился частый стук молотков. Широкая дверь стояла распахнутой и Луиджи заглянул в нее.
На лице его появилась приятная, или, как он говорил, "высокопоставленная" улыбка.
- Господам художникам - привет!!.. - произнес он, подняв шляпу, и наотмашь черкнул краем ее по полу.
- А!.. АН. - взревела навстречу ему утроба Киджи. - Драгоценные певцы!
- Добро пожаловать!.. - отозвался другой, мягкий голос и из-за камней появились в белых передниках Кастро и Киджи; мастерская у них была общая, в ней работали человек десять помощников, заготовлявших вчерне заказы.
Гостей сейчас же повели осматривать мастерскую. При ней имелось особое отделение для уже готовых произведений. Особенное внимание уделял Киджи работам своего друга и почти не задерживался около своих.
- Смотри, какая красота?.. - вопил он, указывая на верхнюю крышку саркофага, исполненную для какой-то важной дамы. - Ведь живая лежит, отдохнуть прилегла! Гениальная вещь!!..
- Ну уж ты… наговоришь!.. - с улыбкой возражал Кастро. - Вы лучше посмотрите на его работы!.. - он указал на огромную каменную чашу-купель, ножка которой состояла из трех уродливых карл, державших ее на согнутых спинах. - Джиованни - фантаст; сколько у него проникновения в загробный мир, а я только бытовик!..
Ян заметил кучу зеленоватой глины, лежавшую на полу около невысокого столика, уставленного статуэтками разных величин и изображавших всевозможных страшил, зверей и демонов.
- Из нее мы сперва модели лепим, - воплощаем замыслы!.. - пояснил Киджи. - А потом уже по ним высекаем из камня. Ну-ка, попробуй, слепи что-нибудь?
- Да я глину и в руках никогда не держал!.. - возразил Ян.
- Так подержи - это же не крыса, не укусить! Валяй, не бойся! Ты ведь такой же художник, только по серебру, а мы по камню!
Ян, а за ним и Луиджи взяли по комку свежей глины и через несколько минут в руках у Яна она превратилась в голову бородатого человека, в которой можно было уловить некоторое сходство с Киджи.
Киджи заревел в полном восторге.
- Великолепно!!., талант, гений, гений - честное слово!.. Бросай к чертям свое ювелирство - ты прирожденный скульптор!.. - вопил он, показывая статуэтку и наступая всем по очереди на ноги. - Вон у соловья ни хрена не выходит, а у тебя - живой человек!.. Ей-Богу, иди к нам! Место тебе отведем даром!
- Полно смеяться… - смущенно отнекивался Ян. - Я же ведь понятия ни о чем не имею!
- Вздор: в три с половиной минуты узнаешь!.. Все тебе объясним!..
- И впрямь, попробуй себя?.. - вмешался Кастро. - Искра Божия в тебе явная!
- Валяй, чем ты рискуешь? - поддержал Луиджи. - Глупее ведь ты уже все равно не сделаешься!
Ян сдался и четверо новых приятелей отправились в ближайший кабачок, где собирались художники, запивать вином свой союз.
Марк с остальными двумя товарищами вышел утром на улицу и только что они попали на площадь - увидали приближавшуюся процессию: двое каких-то людей вели под уздцы маленького ослика; на спине его, лицом к хвосту сидел связанный человек средних лет; за ним шумно гомонила толпа; некоторые улюлюкали и насмехались, другие свистали и указывали пальцами на героя шествия. Его подвезли к низенькому эшафоту и прикрутили веревкой к столбу: наказанный был торговец, замеченный в обвешивании покупателей.
Кто-то из толпы швырнул в него куриным яйцом и угодил в лоб; по лицу привязанного потек желток и зрители разразились хохотом.
Трое товарищей посмотрели на обычное в те времена зрелище и тронулись к собору. Марк вдруг ахнул и, расталкивая толпу, бросился к проходившему невдалеке человеку в черном плаще с выразительным, вдумчивым лицом.
- Синьор Карнаро?! - воскликнул он.
Встречный оглянулся, узнал Марка и улыбка осветила глаза его.
- Вот где пришлось встретиться!.. - произнес он, здороваясь.
- Я вас искал в Болонье!.. - сказал Марк, - я там артистом был!
- Почему же "был", а не есть?.. - спросил Карнаро.
Марк немного замялся.
- Да так… история одна случилась, нас несколько человек ушли. Вот они тоже со мною!.. - добавил он, указывая на своих спутников.
- Что ж, учиться нужно желать, а можно везде!.. - ответил Карнаро, кивнув на поклон Мартину и Адольфу.
- Мы этого и хотим!.. - заявил Марк. - Вы ведь собирались в Болонье быть?
- Судьба выше наших желаний!.. - с усмешкой заметил Карнаро. - Я тоже должен был уйти из Болоньи; теперь здесь имею учеников!
- Школа у вас, да?
Карнаро улыбнулся горячности собеседника.
- Если хочешь, назови так!
- Где же вы учите?
- Где придется. В непогоду под мостом через речонку, в стадии отсюда; в хорошие дни в овраге или на горах: неподалеку имеется давно заброшенный и забытый театр древних времен.
- А нам вы позволите послушать вас?
- Очень рад!.. Только завтра я уйду на неделю - если хотите, отправимся, чтобы не терять времени, вместе?
Предложение философа было принято восторженно; друзья проводили своего нового учителя до дома и поспешили в тратторию, чтобы собраться в путь и предупредить о своей отлучке Яна и Луиджи.
ГЛАВА XXXI
Как только открылись на другой день ворота Св. Петра, первыми вышли из них на простор полей Карнаро и трое немцев; впереди перебирал ножками ослик, на время предоставленный Луиджи товарищам. Сам он остался в городе вместе с Яном, увлекшимся новыми знакомыми.
Утро было свежее, бодрящее; радуя глаз, кругом мягко выгибались невысокие разноцветные горы. Марк с жадным вниманием допытывался от Карнаро ответа на свои мысли, которых много прошло в голове его со дня ухода из монастыря. Коснулась, между прочим, речь и Пизы с ее базаром мощей. Марк с болью переживал внезапно обнаружившийся обман и надругательство над тем, к чему привык с детства относиться с глубокой верой и уважением.
У Мартина, наоборот, прорывалось озлобление и негодование.
- Все это плоды невежества!.. - ответил Карнаро. - Но волноваться не надо: все проходит в мире… спящие еще спят, но они проснутся!
- Какие спящие?.. - спросил Марк.
- Папа с его советниками!.. - был ответ. - Что бы вы ни видели - помните, что все в мире - и солнце и свет - произошли из тьмы и хаоса!
В разговорах время неслось незаметно и, после обеда и отдыха в одной из придорожных тратторий, путники пустились дальше. Погода стала меняться; небо медленно заволакивалось тучами и, когда на известковых горах впереди завиделся монастырь Св. Лоренцо, стала нависать уже ночь. Сделалось душно, чувствовалось, что вот-вот пойдет дождь, но его все не было; тишина и оцепенение овладели миром.