Орм, положив руки на колени, покачивался на скамейке, тяжело вздыхал и что-то отрывисто бормотал про себя. Наконец он что-то придумал; с облегчением кивнув головой, он стукнул кулаком по столу, чтобы привлечь к себе внимание. А потом произнес:
Не хочешь назвать меня другом, король.
Убить приказал меня слугам, король.
Но в помощь мне Бог и мой острый меч.
Они-то сумеют меня сберечь
от козней твоих, король Свейн.
Виса Орма была принята с большим воодушевлением теми из гостей, кто еще был способен понять, что сказал хозяин; и Орм допил свое пиво и снова пребывал в добром расположении духа.
- Мы сделали доброе дело, - сказал он, - сложили вису, которая всем пришлась по вкусу, однако не порадует короля Свейна. Как здорово, что на пиру оказалось сразу два скальда, ведь такое нечасто встретишь в этих краях. И пусть даже мы оба не равны в своем искусстве, ты, Гисле, сделал лучшее, на что ты был способен, и я хочу выпить за тебя.
Но самого Гисле уже не было на другом конце стола, и Орм тщетно вглядывался в его угол сквозь дым от смоляных факелов. Не было юноши и среди тех, кто свалился под стол. Но так как место Ранневи тоже пустовало, то родители их решили, что оба чада утомились и, как воспитанные люди, ушли, никого не тревожа.
В этот же вечер брат Виллибальд, с помощью Осы и Ильвы, пообещал четырем женщинам, что вскоре окрестит их младенцев, если, конечно же, это будет происходить столь же торжественно и точно в такой же купели, как и крещение Харальда сына Орма. Однако никто из гостей в равной степени не мог наверняка пообещать принять крещение, в каком бы хорошем настроении они ни пребывали на пиру у Орма. И потому священник должен был набраться терпения, хотя и рассчитывал на большее.
На следующий день, последний на пиру, угощение было еще более обильным. У Орма оставалось еще порядочно баранины и свежей говядины, а также два чана пива и чан поменьше с крепким липовым медом; и хозяин сказал, что если к концу пира останется что-нибудь из угощения, то это не сделает чести ни ему, ни гостям. А все гости пеклись о своей чести и о достоинстве Орма; они пообещали сделать все возможное и уселись за стол спозаранку. При этом они осторожно переговаривались о том, что теперь неплохо было бы увидеть под столом самого хозяина с его священником, прежде чем будет сделан последний глоток.
Орм сидел рядом со священником, ибо ему нужно было спросить совета у святого отца. Он хотел узнать, возможно ли крестить язычников, когда те напились до потери сознания.
- Ибо в таком случае вполне вероятно, что к концу вечера совершилось бы много хорошего.
Брат Виллибальд ответил ему на это, что вопрос сложный и часто служил предметом споров между святыми людьми-проповедниками.
- Некоторые из них раньше утверждали, - сказал он, - что такое допустимо, если лукавый чрезмерно упрям; и эти люди ссылались на то, что великий император Карл, когда крестил диких саксов, твердо державшихся старых богов, иногда позволял оглушить наиболее строптивых молотком, когда их тащили к купели, с тем чтобы умерить их дикость и кощунственные вопли. Никто не может отрицать, что лукавый терпит поражение даже в этом случае, и нет особой разницы, будут ли строптивцы оглушены молотком или пивом. Однако святой епископ Пилигрим из Зальцбурга, во времена старого императора Оттона, думал несколько иначе и написал даже пастырское послание, исполненное величайшей мудрости; а мой благочестивый учитель, епископ Поппон, всегда повторял, что тот епископ поступает верно. Ибо правда и то, как говорил он, что лукавый терпит поражение при крещении таких язычников, которые оглушены и потеряли сознание; однако это поражение временное; ибо когда нечестивцы приходят в себя и узнают, что случилось, ни у кого из них, несмотря на всю силу святого крещения, не наблюдается ни капли любви к Богу. Напротив, они вновь открывают свои души лукавому, еще шире, чем прежде, и еще яростнее нападают на Христа и его рабов. Так что нет в этом ни победы, ни благословения, и потому святые отцы, о которых я упомянул, и многие другие с ними, говорят, что подобными средствами совершать крещение не следует.
- Пусть будет так, как ты сказал, если ты слышал все это от самого епископа Поппона, - с грустью сказал Орм, - ибо он, конечно же, лучше разбирается в этих вещах. Но очень жаль, что должно быть именно так.
- На то воля Божия, - сказал брат Виллибальд и многозначительно качнул головой, - нам тогда было бы слишком легко с язычниками, если бы могли крестить их при помощи пива. Но здесь требуется нечто большее: проповедь, добрые дела, большое терпение; и последнее труднее всего.
- Я желаю больше всего послужить Господу, - сказал Орм, - но как обратить к Нему моих соседей, прямо не знаю.
Больше об этом не разговаривали, и пир шел дальше, с весельем и радостью. А позднее, когда еще большинство гостей могли удержаться на ногах, замужние женщины вошли к сыну Ильвы, чтобы согласии со старинным обычаем преподнести ему подарки и пожелать счастья по случаю наречения его именем. А тем временем мужчины, решив, что им надо слегка проветриться, принялись мериться, силами на пригорке и затеяли разные игры. Они тянули друг друга за согнутые пальцы, обхватывали друг друга за пояс и поднимали нам выпрямленных ногах, и все это с выкриками и живостью, и всякими затейливыми кувырками. А самые отважные решались на упорный поединок для силачей, который назывался "поднять узлом", - но так, чтобы никто не обессилел, не разбился и не сломал себе шею.
И пока мужчины веселились, к Овсянке подошли четыре странных попрошайки.
Глава 6
О четырех таинственных нищих и о том, как шуты Зеленого Эрина помогли брату Виллибальду
Они выглядели как нищие, ибо шли пешком, с сумой за плечами и с посохом, переходя от двора к двору и прося милостыню. Ильва тем временем сидела на скамье возле дома и вела важный разговор с матерями Гисле и Ранневи. Ибо юноша с девушкой, очень довольные, пришли утром к Ильве и сказали, что хотят пожениться, прося ее замолвить за них словечко перед их родителями; Ильва, разумеется, пообещала им это. Когда ей сообщили, что у ворот стоят нищие, она велела позвать Орма; ибо хозяин приказал не пускать ни одного незнакомца на двор без его разрешения.
Орм взглянул на нищих, и они охотно отвечали на его вопросы; но что-то ему не верилось, что перед ним настоящие бродяги. Один из них был рослый человек, с широкой грудью, дородный, с проседью в бороде и с острым взглядом из-под полей шляпы; при ходьбе он слегка волочил одну ногу, словно она не гнулась в колене. Он говорил низким голосом, с рокотом, будто бы происходил от свеев. Человек этот сказал, что они идут от Зеландии, продвигаясь к северу, через границу. Один рыбак перевез их через Пролив, и от самого Ландере они бредут пешком, побираясь по дороге.
- А сегодня у нас нечего было есть, - сказал человек, - ибо между дворами слишком большие расстояния; и в последнем месте, где мы остановились, мы ничего не получили с собой в дорогу.
- И тем не менее ты достаточно упитан для того, чтобы сойти за нищего бродягу, - сказал ему Орм.
- У данов и жителей Сконе очень уж сытные блины, - ответил человек со вздохом. - Но со временем они становятся для меня все тоньше и тоньше, и я - вместе с ними, по мере того как мы подходим к озеру Меларен.
Тот, что стоял рядом, был помоложе, стройный и белолицый; на скулах и подбородке у него курчавилась короткая черная борода. Орм посмотрел на него.
- Можно подумать, что ты готовился в священники, - сказал он.
Стройный человек печально усмехнулся.
- Однажды вечером я спалил себе бороду, когда поджаривал свинину, - сказал он, - и она еще не успела отрасти.
Но пристальнее всего Орм разглядывал остальных двух нищих, так ничего и не придумав определенного о них. Похоже, это были братья; оба они были низкорослыми и тощими, с оттопыренными ушами, длинноносые, и оба посматривали на Орма умными и коричневыми, как у белки, глазами. И несмотря на свой маленький рост, они выглядели сильными и крепкими. Они стояли, склонив голову набок и прислушиваясь к лаю дворовых собак, и вдруг один из них поднес ко рту пальцы и засвистел: свист его был мягкий, переливчатый, необычный по звучанию. Собаки примолкли, и теперь слышалось лишь дружеское поскуливание этих здоровых псов.
- Кто вы - тролли или волшебники? - спросил Орм.
- Нет, мы не таковы, какими хотели бы быть, - сказал один из нищих, - ибо мы не можем наколдовать себе еды, как бы ни были голодны.
Орм усмехнулся этим словам.
- Еду вы получите, - сказал он, - и ваше колдовство вряд ли будет опасным при свете дня; но должен сказать, что таких нищих, как вы, я от роду не видывал. Ни одному постороннему человеку не удавалось усмирить моих собак, да и сам я иногда с трудом справляюсь с ними.
- Мы научим тебя этому искусству, - сказал второй низенький человек. - Но после того, как получим два обеда себе в суму, а еще один съедим сами. Мы бездомные скитальцы, и быстрее находим общий язык с собаками, чем другие.
Орм ответил им, что они обязательно получат еды в дорогу, И пригласил их войти.
- Вы пожаловали как раз вовремя, на пир, - сказал он им, - так что и блинов, и всего прочего на вас хватит с лихвой. Но лучше всего было бы для гостей, если ты, кто умеет так свистеть, еще бы сыграл нам что-нибудь.
Оба низеньких бродяги обменялись взглядами и моргнули друг другу, но ничего не сказали. Все четверо вошли на двор к Орму. Хозяин кликнул Ильву:
- Здесь к нам пришли путники, их надо накормить.
Ильва, не прекращая разговора, кивнула мужу, и лишь немного погодя подняла глаза на этих бродяг. Глаза ее округлились от изумления, и она вскочила со скамьи.