- Ну вот, Дэвид, я вижу, напоминание о долгах подействовало на тебя, словно ушат холодной воды, и сразу вернуло тебя к жизни. А теперь, приятель, ответь мне как добрый христианин: согласен ли ты отобедать у меня завтра в полдень и привести с собой очаровательную мистрис Маргарет, мою крестницу, чтобы встретиться с нашим благородным юным соотечественником лордом Гленварлохом?
- С молодым лордом Гленварлохом?! - воскликнул старый механик. - Я от всей души буду рад снова увидеться с ним. Мы не встречались вот уже сорок лет - он был на два класса старше меня в школе, где нас учили латыни… Славный юноша!
- Ты, видно, совсем из ума выжил! - ответил ювелир. - Это был его отец, понимаешь - отец! Нечего сказать, славный юноша получился бы из достопочтенного лорда к этому времени, если бы он был еще жив. Это его сын, лорд Найджел.
- Его сын! - воскликнул Рэмзи. - Может быть, ему понадобится что-нибудь - хронометр или часы? Нынче ни один кавалер без них обойтись не может.
- Насколько мне известно, он сможет купить половину твоей лавки, если только когда-нибудь вернет себе свое состояние, - сказал его приятель. - Смотри же не забывай своего обещания, Дэви, и не заставляй себя ждать, как в прошлый раз, когда моей хозяйке пришлось до двух часов пополудни парить в печке баранью голову и суп из петуха с пореем.
- Тем большей похвалы заслуживает ее кулинарное искусство, - ответил Дэвид, окончательно пришедший в себя. - Ведь переваренная баранья голова - это яд, как говорится в нашей пословице.
- Ты прав, - сказал мейстер Джордж, - но завтра на обед бараньей головы не будет, и если ты испортишь нам трапезу, ее уж никакой пословицей не сдобришь. Может быть, ты встретишься у меня со своим другом сэром Манго Мэлегроутером, ибо я намерен пригласить его милость. Смотри же не опаздывай, Дэви.
- Нет, нет. Я буду точен, как хронометр, - ответил Рэмзи.
- Я все-таки не верю тебе, - возразил Гериот. - Послушай-ка, Дженкин, скажи шотландке Дженет, чтобы она сказала красавице Маргарет, моей крестнице, пусть она напомнит своему отцу, чтобы он надел завтра свой лучший камзол, и пусть она приведет его в полдень на Ломбард-стрит. Скажи ей, что они встретятся там с молодым красивым шотландским лордом.
Дженкин кашлянул сухим, отрывистым кашлем, как кашляют люди, получившие какое-нибудь неприятное поручение или услышавшие мнение, не допускающее возражений.
- Гм! - передразнил его мейстер Джордж, который, как мы уже заметили, придерживался довольно строгих правил в семейной жизни. - Это что еще за "гм"? Выполнишь ты мое поручение или нет?
- Разумеется, мейстер Джордж Гериот, - ответил подмастерье, слегка коснувшись рукой шапочки. - Я хотел только сказать, что мистрис Маргарет едва ли забудет о таком приглашении.
- Еще бы, - промолвил мейстер Джордж. - Она всегда слушается своего крестного, хотя подчас я и зову ее стрекозой. Да, вот еще что, Дженкин; приходи-ка ты вместе со своим товарищем, чтобы проводить домой хозяина с дочкой, и захватите свои дубинки, но сперва закройте лавку и спустите с цепи бульдога, да пусть привратник посидит в лавке до вашего возвращения. А я пошлю вместе с вами двух слуг - говорят, эти буйные молодчики из Темпла совсем распоясались.
- Наши дубинки не дадут спуска их шпагам, - сказал Дженкин, - и незачем вам беспокоить своих слуг.
- А если понадобится, - промолвил Танстол, - и у нас найдутся шпаги.
- Что ты, что ты, юнец! - воскликнул горожанин. - Подмастерье со шпагой! Господь с тобой! Ты бы еще шляпу с пером надел!
- Ну что ж, сэр, - сказал Дженкин, - мы найдем оружие под стать нашему званию и будем защищать нашего хозяина с дочкой, хотя бы нам пришлось для этого выворотить все камни из мостовой.
- Вот это ответ, достойный смелого лондонского подмастерья, - сказал горожанин, - а в награду вы выпьете по бокалу вина за здоровье отцов города. Я вот все смотрю на вас - молодцы вы, ребята, каждый по-своему. Счастливо оставаться, Дэви! Не забудь - завтра в полдень!
С этими словами он вновь повернул мула на запад и пересек Темпл-Бар медленной, размеренной иноходью, приличествующей его важной должности и званию, что позволяло его пешим провожатым легко поспевать за ним.
У ворот Темпла он снова остановился, спешился и направился к одной из маленьких будок, занимаемых местными стряпчими. Навстречу ему поднялся молодой человек с гладкими блестящими волосами, зачесанными за уши и коротко подстриженными; он с подобострастным поклоном снял шляпу со свисающими полями и ни за что не хотел снова надеть ее; на вопрос золотых дел мастера: "Как дела, Эндрю?", он с величайшей почтительностью ответил:
- Лучше не может быть, ваша милость, с вашей помощью и поддержкой.
- Возьми-ка большой лист бумаги да очини перо поострее, чтобы тонко писало, как волос. Да смотри не расщепляй его слишком высоко - это расточительность в вашем ремесле, Эндрю; собирай по зернышку, - наберешь четверик. Я знал ученого человека, который одним пером написал тысячу страниц.
- Ах, сэр, - воскликнул юноша, слушавший золотых дел мастера с выражением благоговения и покорности, хотя тот поучал его в его собственном ремесле, - как быстро такой бедняк, как я, может выйти в люди с таким наставником, как ваша милость!
- У меня наставления коротки, Эндрю, и выполнить их нетрудно. Будь честным, будь прилежным, будь бережливым - и скоро ты приобретешь богатство и уважение. Перепиши-ка мне вот это прошение самым красивым и четким почерком. Я подожду здесь, пока ты не кончишь его.
Юноша не поднимал глаз от бумаги и не выпускал пера из руки до тех пор, пока не справился с порученным ему делом к величайшему удовлетворению заказчика. Горожанин дал молодому писцу золотой и, взяв с него слово, что он будет хранить тайну во всех доверенных ему делах, снова сел верхом на мула и продолжал путь на запад вдоль Стрэнда.
Не мешает напомнить нашим читателям, что Темпл-Бар, через который проезжал Гериот, представлял собой не ворота с аркой, как в наши дни, а ограду или частокол с открытым проездом, который по ночам или в тревожные времена загораживали повешенными на столбах цепями. Также и Стрэнд, вдоль которого он ехал, не был, как теперь, непрерывной улицей, хотя уже в то время он начинал постепенно застраиваться. Он все еще больше походил на открытую дорогу, вдоль южной стороны которой стояли принадлежавшие знати особняки, а за ними до самого берега реки простирались сады со спускавшимися к воде лесенками, облегчавшими пользование лодками; многие улицы, ведущие от Стрэнда к Темзе, унаследовали от этих особняков имена их аристократических владельцев. Северная сторона Стрэнда тоже представляла собой длинный ряд домов, за которыми, как на улице святого Мартина, так и в других местах, быстро воздвигались здания; но Ковент-Гарден все еще был садом в буквальном смысле этого слова - в нем только начинали появляться разбросанные там и сям строения. Тем не менее все кругом говорило о быстром росте столицы, уже в течение долгого времени жившей в мире и богатстве под властью устойчивого правительства. Дома воздвигались во всех концах, и проницательный взор нашего горожанина уже видел, как в недалеком будущем почти открытая дорога, по которой он ехал, превратится в настоящую улицу, соединяющую дворец и внешнюю часть города с лондонским Сити.
Затем он миновал Черинг-кросс, уже утративший былое очарование глухой деревушки, где некогда судьи любили завтракать по дороге в Уэстминстерхолл, и походивший теперь на артерию, по которой. по выражению Джонсона, "подобно морскому приливу устремляется поток лондонского населения". Город быстро разрастался, но едва ли мог дать хотя бы отдаленное представление о его современном облике.
Наконец Уайтхолл принял в свое лоно нашего путешественника, который проехал под одной из великолепных арок работы Гольбейна, облицованной мозаичными плитками - под той самой аркой, с которой Мониплайз кощунственно сравнил Западные ворота Эдинбурга, - и выехал на обширный двор, где царил полнейший беспорядок, вызванный перестройкой дворца.
Это было как раз в то время, когда Иаков, не подозревая, что он строит дворец, который его единственный сын покинет через окно, чтобы умереть перед ним на эшафоте, приказал снести древние, полуразрушенные здания де Берга, Генриха VIII и королевы Елизаветы и освободить место для великолепных творений архитектуры, в которые Иниго Джонс вдохнул весь свой гений. Король, в неведении грядущего, торопил с работой и поэтому продолжал занимать свои королевские покои в Уайтхолле, среди развалин старых зданий и суматохи, сопутствовавшей постройке нового дворца, представлявшего собой в то время труднопроходимый лабиринт.