Заключение
Мы коротко рассмотрели здесь ключевые элементы: той части метафизики Аквината, которую можно было бы назвать "теорией вещи". Чтобы полностью осветить метафизику Фомы, потребовался бы: обширный: том, целиком посвященный: именно этой теме, да и тогда, несомненно, найдутся читатели, которые посчитают, что их собственные кандидатуры на звание самых важных частей томистской метафизики были оставлены без внимания. Тем не менее в этом кратком обзоре воззрений Фомы на материю и форму, субстанцию и артефакт, индивидуацию, тождество, изменение и конституцию я попыталась пролить свет на те части его метафизики, которые с наибольшей вероятностью окажутся темными или чуждыми современным читателям. Эти части также восхищают меня тем, что принадлежат к наиболее фундаментальным философским позициям Фомы, структурирующим его образ мыслей относительно множества других вещей. Вкупе с теологией божественной природы эта часть метафизики Аквината образует фундамент его мировоззрения, на которое опираются его прочие взгляды. Ниже мы рассмотрим учение Фомы о некоторых божественных атрибутах, чтобы представить в общем виде фундаментальные черты его теологических воззрений. Так как описание этих атрибутов важно для всех остальных областей философии Фомы, от этики до эпистемологии, мы должны рассмотреть эти атрибуты подробно.
Примечания
Аквинат не ограничивает обсуждение метафизики одним разделом своего труда, поэтому и мы продолжим разговор о его метафизике в главах 6 и 14, посвященных душе и воплощению. (Эти главы не вошли в русский перевод. – Прим. пер.).
Под "вещью" я понимаю в этом контексте приблизительно – но только приблизительно – то, что сам Аквинат обозначает латинским термином hoc aliquid, что можно грубо перевести как "это" [букв, "это нечто"]. В основном тексте я говорю об этом уклончиво, потому что существует некоторая неясность в отношении томистского понятия hoc aliquid. В In Met. VII. 3. 1323, например, Фома говорит, что только субстанция есть hoc aliquid; в других же местах он утверждает, что части субстанции, такие, например, как отрезанные руки или субстанциальная душа, тоже можно считать субсистентными вещами, или hoc aliquid (см., например, ST Iа IIae. 72. 2). Наконец, в данном контексте я понимаю под вещью не то, что Аквинат понимает под res, хотя это латинское слово часто переводят на английский как "вещь" (thing). Строго говоря, для Аквината вещью является любое сущее, которое принадлежит к одной из десяти категорий; следовательно, он понимает это слово в гораздо более широком смысле, чем вещь или hoc aliquid, в соответствии с которыми понятие вещи употребляется в этой главе. Быть может, следует добавить, что иногда Аквинат употребляет res в том же широком и неопределенном смысле, в каком употребляется thing в английском. Например, мы говорим "Эта ситуация – такая вещь, с которой можно столкнуться лишь в дурном сне". Вещи, понятые в столь широком смысле, тоже не являются предметом нашего обсуждения.
Не все, что в собственном смысле обозначается как материя чего-либо, считается вещью. Сходным образом, не всякая форма, конституирующая целое, является, в понимании Аквината, вещью. Ниже я попытаюсь прояснить, каковы те материя и формы, которые для Фомы являются вещами, и какие у него основания считать их таковыми. Вообще говоря, формы, конфигурирующие нематериальные субстанции и человеческие существа, для Фомы являются вещами, а формы других материальных субстанций, равно как и формы артефактов, представляют собой метафизические части вещей, но сами по себе – не вещи.
Приведем лишь один пример: с точки зрения современной философии, сущностным свойством является такое свойство, которым вещь обладает в любом возможном мире, где она существует. Но Фома, вообще говоря, полагает, что Бог мог бы действовать иначе, нежели он действовал (см., например, QDP 1. 5). Бог творит, но мог бы и не творить. Отсюда, по видимости, следует, что в нашем мире Бог обладает свойством творить, но есть некий возможный мир, где он не обладал бы этим свойством. В современном понимании сущностных и акцидентальных свойств свойство Бога творить оказывается, таким образом, его акцидентальным свойством. Но Аквинат считает, что Бог обладает чистой сущностью, что у него нет акцидентальных свойств. Вопрос о том, что конкретно подразумевает Аквинат под своими модальными терминами, остается предметом дискуссий. Дальнейшее обсуждение этой проблемы см. в главе 3 о простоте Бога (эта глава не входит в настоящий перевод. – Прим. пер.).
Весьма полезное обсуждение аристотелевского понятия формы см. в статье: Marjorie Grene, "Aristotle and Modern Biology", Journal of the History of Ideas 33 (1972): 395–424. Автор доказывает, что понятие формы у Аристотеля очень близко современным биологическим понятиям организации или информации. (Я признательна Шону Флойду за то, что он обратил мое внимание на статью Грин). Удачная попытка объяснить то понятие томистской метафизики, о котором здесь идет речь и которое, как минимум, тесно связано с аристотелевским понятием формы, представлена в статье: Kit Fine, "Things and Their Parts" // Midwest Studies in Philosophy 23 (1999): 61–74. Файн выполнил достойную восхищения работу, рассмотрев его в контексте современной мереологии и показав, что аристотелевское понятие формы может оказаться здесь эффективнее мереологических схем. Вот что пишет Файн: "Я предлагаю сделать решительный шаг и признать новый тип целого. Если даны объекты а, b, с… и дано отношение R, способное связывать или не связывать эти объекты в любой данный момент времени, то мы предполагаем, что имеем дело с новым объектом. Его можно назвать "объектами а, b, с… в отношении R" (р. 65). Файн также проводит удачное различение между тем, что он называет "временными" и "вневременными" частями. Отчасти оно схоже с той дистинкцией, которую я проведу ниже между составными и метафизическими частями (хотя, возможно, сам Файн посчитал бы это сходство весьма слабым).
См., например, SCGIV. 36 (3740).
См., например, DPN 2 (346).
Полезное для наших целей рассмотрение этой молекулы и ее свойств см. в статье: Steven Lanier McKnight, "Molecular Zippers in Gene Regulation",
Scientific American 264 (1991): 54–64.
DPN 3 (354); см. также In Met. V. 4. 795–798 и VII. 2. 1284. Роль первоматерии в метафизике Аквината порой понимают неверно, потому что не принимают во внимание томистскую концепцию элементов. Так, Питер ван Инваген считает свои взгляды отличными от взглядов Аристотеля (а также других философов, принимающих понятие первоматерии, например, Аквината), потому что, в противовес адептам первоматерии, сам он "в конечном счете" полагает материю "корпускулярной" (Material Being, Ithaca, NY: Cornell University Press, 1990, p. 3 и p. 5). Но ван Инваген, очевидно, говорит о тех минимальных составляющих, на которые можно разложить актуально существующие материальные объекты. Аквинат тоже считает корпускулами те минимальные составляющие, на которые можно разложить материальный объект в том смысле, что они представляют собой композиты из материи и формы, не поддающиеся дальнейшему членению на более мелкие композиты из материи и формы. Но первоматерия никогда не существует актуально; ее существование чисто потенциально и концептуально. Следовательно, первоматерия никогда не будет одной из актуальных составляющих, на которые можно разложить материальную вещь. Отделение формы от первоматерии осуществимо лишь в мысли.
DPN 2 (349); см. также In Met. VII. 2. 1289–1292.
DPN 1 (340).
О позиции Аквината, согласно которой форма вещи наделяет эту вещь определенными причинными потенциями, см., например, SCG IV. 36 (3740) и In Met. 11. 1519.
Обсуждение нематериальных форм и нематериальных субстанций, например, ангелов, см. в главе 6, посвященной душе (эта глава не входит в данный перевод. – Прим. пер.).
О том, что именно оформляется субстанциальными и акцидентальными формами, см., например, DPN 1 (339).
О том, что именно приводится к бытию посредством форм, см. DPN 1 (339).
Линн Раддер Бейкер приводит любопытный пример того, что иногда первоначальная родовая принадлежность вещи определяется не ее внутренними характеристиками, как побуждает считать томистский анализ позиции Аристотеля, а скорее внешними, реляционными или историческими чертами вещи. См. Lynne Rudder Baker, Persons and Bodies: A Constitution View (Cambridge: Cambridge University Press, 2000, p. 46–58). Например, флаг является флагом, а не куском тряпки, в силу обстоятельств, в которых он существует: обстоятельств, включающих в себя определенные социальные и политические конвенции. Я думаю, что эти замечания исследовательницы справедливы, но ее точка зрения скорее дополняет позицию Аквината, чем сколько-нибудь подрывает ее.
См., например, SCG IV. 48 (3834–3835).
Во избежание недоразумений будет уместным подчеркнуть, что здесь Фома говорит именно о субстанции. Статуи – не субстанции, но артефакты; у артефактов может быть и больше одной субстанциальной формы.