Андре подумала, что, если она будет наблюдать с террасы у реки, ей не помешает толпа. Правда, расстояние было бы слишком велико, чтобы она сумела рассмотреть все в подробностях, ну и, разумеется, она не могла бы расслышать, о чем будут говорить.
Пускай она не все увидит и услышит, это не так уж важно, это лучше, чем не видеть и не слышать вовсе.
Итак, она поднялась на террасу.
Оттуда ей были видны козлы кареты, а на них Шарни и двое телохранителей; Шарни, и не подозревавший, что в сотне шагов чье-то сердце отчаянно бьется, беспокоясь за него; Шарни, в это мгновение, верно, и не помнивший об Андре; Шарни, думавший лишь о королеве и ради ее спасения забывший о собственной безопасности.
О, если бы она знала, что именно в эту минуту Шарни прижимал к груди ее письмо и мысленно с ней прощался перед неминуемой, как ему казалось, гибелью!
Наконец карета остановилась под крики, ругательства и завывания толпы.
Почти тотчас же вокруг кареты возник страшный шум, лихорадочная суета, превратившаяся в свалку.
Взметнулись вверх штыки, пики, сабли, словно из земли под рев бури появились стальные всходы.
Три офицера спрыгнули с козел и будто сгинули в пропасти. Потом в толпе началось такое волнение, что последние ряды подались назад и стали разбиваться о стену, служившую опорой террасы.
Перед глазами Андре все помутилось; она больше ничего не видела и не слышала; задыхаясь, она протягивала руки вперед и выкрикивала что-то нечленораздельное среди всей этой неразберихи в толпе, изрыгавшей проклятия, богохульства, предсмертные крики!
Она перестала понимать, что происходит: земля ушла у нее из-под ног, небо затянуло кроваво-красной пеленой, в ушах был шум, похожий на рокот морского прилива.
Это кровь, отхлынув от сердца, бросилась ей в голову, прилила к мозгу.
Почти без чувств упала Андре на землю, смутно понимая, что еще жива, поскольку страдает.
Ощущение свежести привело ее в чувство: какая-то женщина прикладывала ей ко лбу платок, смоченный в Сене, другая поднесла к лицу флакон с солью.
Андре вдруг вспомнила о несчастной женщине, виденной ею у городской заставы, хотя и не понимала инстинктивной аналогии, неведомым образом связавшей ее страдание с переживаниями незнакомки.
Едва придя в себя, она спросила:
- Они убиты?..
Сострадание помогает понять ближнего. Окружавшие Андре люди сообразили, что речь идет о трех офицерах, чья жизнь находилась в такой страшной опасности.
- Нет, - отвечали ей, - им удалось спастись.
- Всем троим? - уточнила она.
- Всем троим.
- Слава Всевышнему!.. Где они?
- Верно, во дворце.
- Во дворце? Благодарю вас.
Она поднялась, тряхнула головой и, оглядевшись по сторонам, прошла через ворота со стороны набережной, вознамерившись вернуться к себе через Луврский проезд.
Она справедливо полагала, что с этой стороны народу будет меньше.
Крапивная улица в самом деле оказалась почти безлюдной.
Андре пересекла площадь Карусель, вошла во двор Принцев и бросилась к привратнику.
Тот знал графиню: он видел, как она входила и выходила из дворца в первые дни после возвращения королевской семьи из Версаля. Потом он видел, как она вышла, чтобы больше не возвращаться; это было в тот день, когда за ней бежал Себастьен и она увезла мальчика в своей карете.
Привратник согласился сходить за новостями. Внутренними коридорами он быстро проник в самое сердце дворца.
Трое офицеров были в безопасности. Граф де Шарни целым и невредимым возвратился в свою комнату.
Четверть часа спустя он вышел оттуда в форме морского офицера и отправился к королеве, где, должно быть, и оставался до настоящей минуты.
Андре облегченно вздохнула, протянула кошелек доброму вестнику и, почувствовав слабость, попросила, задыхаясь, подать стакан воды.
Итак, Шарни был жив!
Она поблагодарила привратника и продолжила путь на улицу Кок-Эрон.
Вернувшись домой, она опустилась в изнеможении, но не на стул, не в кресло, а на скамеечку для молитвы.
Она не произносила никаких слов; бывают в жизни минуты, когда благодарность к Всевышнему так велика, что ее невозможно выразить словами, и тогда человек всем своим существом, всей душою, всеми помыслами устремляется к нему.
Андре находилась в этом восторженном состоянии, как вдруг услышала, что отворяется дверь; она неторопливо обернулась, еще не совсем понимая, что за шум вывел ее из глубокой задумчивости.
На пороге стояла служанка, безуспешно пытаясь разглядеть хозяйку в темноте.
Позади служанки виднелась чья-то тень; сердце Андре сейчас же подсказало, кто этот посетитель.
- Господин граф де Шарни! - доложила служанка.
Андре хотела было подняться, но силы ее оставили; она снова опустилась на колени и, полуобернувшись, оперлась рукой на скамейку.
- Граф! - прошептала она. - Граф!
И хотя он стоял перед ней цел и невредим, она не могла поверить своим глазам.
Андре кивнула, она не могла говорить. Служанка пропустила Шарни вперед и притворила дверь.
Шарни и графиня остались одни.
- Мне сказали, что вы сейчас только вернулись, сударыня, - проговорил Шарни, - не будет ли с моей стороны нескромностью просить принять меня теперь же?
- Нет, - отвечала она дрогнувшим голосом, - нет, вы всегда желанный гость, сударь. Я была очень обеспокоена и вышла на улицу узнать, что происходит.
- Вы выходили… и как давно?..
- С утра, сударь; сначала я отправилась к заставе Сен-Мартен, потом - к заставе Елисейских полей; там я… я видела - она не решалась продолжать, - я видела короля, членов королевской семьи… я видела вас и успокоилась, на время, по крайней мере… Вашей жизни грозила опасность в ту минуту, когда члены королевской семьи должны были выходить из кареты. Тогда я возвратилась в Тюильрийский сад. Ах, я думала, что умру!
- Да, - заметил Шарни, - было много народу, вас, должно быть затолкали в толпе, я понимаю…
- Нет, нет, - покачала головой Андре, - нет, не то. Потом я навела справки и узнала, что вам удалось спастись; тогда я вернулась сюда и, как видите, стояла на коленях… я молилась… я благодарила Всевышнего.
- Раз уж вы на коленях, сударыня, раз вы говорите с Богом, не вставайте, пока не замолвите перед ним словечко за моего бедного брата!
- За господина Изидора? Ах, так это он!.. - вскрикнула Андре. - Бедный мальчик!
И она уронила голову на руки.
Шарни шагнул вперед и взглянул на это чистое создание, погруженное в молитву, с непередаваемым выражением нежной печали.
В его взгляде угадывались огромное сочувствие, мягкость и сострадание.
Было в нем и сдерживаемое влечение.
Разве королева не сказала ему, вернее, не проговорилась, что Андре его любит?
Окончив молитву, графиня обернулась.
- Он мертв? - спросила она.
- Да, мертв, как и бедный Жорж, и все по той же причине, при исполнении того же долга.
- Неужели, несмотря на огромное горе, которое должна была причинить вам гибель брата, вы не забыли обо мне, сударь? - продолжала Андре тихо, почти неслышно.
К счастью, Шарни сердцем угадывал каждое ее слово.
- Сударыня, вы дали моему брату поручение ко мне, не так ли?
- Сударь!.. - пролепетала Андре, поднимаясь на одно колено и с беспокойством глядя на графа.
- Вы ведь передали с ним для меня письмо, верно?
- Сударь! - повторила Андре дрогнувшим голосом.
- После гибели бедного Изидора, сударыня, мне передали его бумаги, среди них было ваше письмо.
- Вы его прочли? Ах!.. - закрыв лицо руками, вскрикнула Андре.
- Сударыня, я должен был узнать содержание этого письма лишь в том случае, если бы оказался смертельно ранен, а я, как вы видите, жив.
- Значит, письмо?..
- Вот оно, сударыня, в том виде, в каком вы передали его Изидору.
- О! - прошептала Андре принимая из его рук письмо. - Это так прекрасно… или, напротив, так жестоко с вашей стороны!
Шарни сжал руку Андре в своих.
Андре хотела было отнять у него руку.
Шарни не выпускал ее, шепнув: "Умоляю вас, сударыня!"; она вздохнула словно в испуге, но, не имея сил с собой бороться, оставила в руках Шарни свою дрожащую влажную руку.
Смутившись и не зная, куда девать глаза, избегая пристального взгляда Шарни и не имея возможности отступить, она пролепетала:
- Да, понимаю, сударь, вы пришли, чтобы вернуть мне это письмо?
- Да, сударыня, за этим и еще вот зачем… я должен просить у вас прощения, графиня.
У Андре замерло сердце: Шарни впервые называл ее просто "графиней" без предшествующего этому слову церемонного "госпожа".
Кроме того, ее поразила нежность, с какой он произнес последние слова.
- Прощения? У меня, господин граф? За что же?
- За то, как я вел себя по отношению к вам все эти шесть лет…
Андре в изумлении взглянула на Шарни.
- Разве я когда-нибудь на это жаловалась, сударь? - проговорила она.
- Нет, сударыня, потому что вы - ангел!
Андре почувствовала, как взгляд ее против воли затуманился и на глаза навернулись слезы.
- Вы плачете, Андре? - спросил Шарни.
- Простите, меня сударь! - разражаясь слезами, воскликнула Андре. - Я не привыкла, чтобы вы так со мною разговаривали… О Боже, Боже!
Она подошла к креслу и рухнула в него, спрятав лицо в ладонях.
Спустя некоторое время она подняла голову и, покачав головой, проговорила:
- Я, верно, лишилась рассудка!
Вдруг она замерла. Пока она плакала, закрыв лицо руками, Шарни опустился перед ней на колени.