Любовь къ правдѣ и воля осуществить ее во всей полнотѣ безъ ограниченій не могутъ быть никогда вполнѣ отвлеченными. Ибо въ нихъ то и заключена наибольшая полнота жизни. Наоборотъ, утвержденіе практичныхъ полуистинъ - обречено на безславное существованіе и безслѣдное исчезновеніе. Никто не можетъ искренно и глубоко любить полуистину; ее презираютъ даже тѣ, кому въ данныхъ условіяхъ она можетъ быть выгодна. Наоборотъ, отвлеченнѣйшія истины, утопіи живутъ упорно, родятъ героевъ, мучениковъ и въ конечномъ счетѣ управляютъ жизнью. Онѣ будятъ человѣческую совѣсть, будятъ духъ протеста, утверждаютъ нашу вѣру въ человѣка и грядущее его освобожденіе - онѣ безспорны и требуютъ немедленнаго утвержденія.
И, тѣмъ не менѣе, можетъ ли существовать какое-либо ученіе или міросозерцаніе, которое не имѣло бы никакой программы, и въ своей жаждѣ безусловнаго могло бы надѣяться на реализацію - безъ промедленій и оговорокъ своего идеала въ жизни.
Одинъ изъ критиковъ анархизма (И. А. Ильинъ) чрезвычайно мѣтко опредѣлилъ то основное настроеніе, которое проникаетъ анархизмъ.
"Въ анархизмѣ - пишетъ онъ - первенство остается за вопросомъ о должномъ. Проблема идеала - вотъ основное содержаніе анархистической психологіи. Познаніе сущаго, предреченіе будущаго, изученіе прошлаго - все это для него лишь орудіе для обоснованія своего идеала. Интересъ къ конечной цѣли жизненнаго дѣйствованія окрашиваетъ каждое переживаніе его души". Даже и въ "реалистическихъ, позитивно-научныхъ изслѣдованіяхъ или даже просто отдѣльныхъ (напр. соціологическихъ) утвержденіяхъ у анархистовъ обыкновенно чувствуется уклоняющее вліяніе этого "идеализма".
Но отсюда - и анархистскій "утопизмъ", его пренебреженіе къ "реальной" обстановкѣ, его ненависть къ "программѣ" вообще.
Вырвемъ изъ литературы "дѣйственныхъ" анархистовъ нѣсколько строкъ, превосходно характеризующихъ философскую и практическую непримиримость анархизма, его "утопизмъ".
"Цѣль соціалиста анархиста - читаемъ мы въ сборникѣ "Хлѣбъ и Воля", составившемся изъ статей основоположниковъ анархизма - во всякое время и при всякихъ обстоятельствахъ одна и та же. Промежуточныхъ цѣлей быть не можетъ".
"... Борьба за улучшеніе не должна быть содержаніемъ соціалистическаго движенія, а лишь попутною въ той борьбѣ, которую мы ведемъ для интегральной реализаціи рабочаго идеала. Работая, такимъ образомъ, мы никогда не рискуемъ подставить частичное улучшеніе на мѣсто нашей конечной цѣли... Борьба за частичныя улучшенія дѣло серьезное, когда она не возводится въ систему, возведенная же въ систему, она превращается въ реформизмъ".
И какъ практическое обоснованіе этого утвержденія.
"Мы не думаемъ, что ближайшая революція поведетъ къ осуществленію нашего идеала во всей его полнотѣ; революція не будетъ дѣломъ какой-нибудь одной партіи, да и не можетъ она стряхнуть сразу всѣ пережитки стараго общества. Но мы знаемъ, что она пойдетъ по равнодѣйствующей всѣхъ силъ, приложенныхъ къ дѣлу, и чѣмъ упорнѣе и непоколебимѣе мы будем дѣйствовать въ нашемъ направленіи, тѣмъ сильнѣе отзовется его вліяніе и тѣмъ большая доля нашихъ идей будетъ въ нее внесена. Чѣмъ громче мы будемъ заявлять о своихъ требованіяхъ, тѣмъ ближе будетъ подходить къ намъ то, что даетъ дѣйствительность..."
И, наконецъ, какъ методъ:
"Активное революціонное меньшинство должно стараться увлечь за собою болѣе пассивное большинство, а не тратить своихъ силъ на составленіе такихъ программъ, которыя пришлись бы по плечу этому большинству".
"Идеалистическій" характеръ анархизма - очевиденъ. "Идеализмомъ" напитаны не только его основныя положенія, но сплошь "идеалистична" и его тактика.
Проанализируемъ анархистскую "тактику" болѣе конкретно.
Прежде всего слѣдуетъ особо - поставить то анархистское теченіе, которое обычно бываетъ связано съ именемъ Нечаева и которое въ уголъ своего міровоззрѣнія ставило - "голое отрицаніе", разрушеніе, порожденіе хаоса, изъ котораго стихійными силами массового творчества долженъ былъ возникнуть новый порядокъ, построенный на "безначаліи". Это теченіе не только не имѣло никакой положительной программы, но и вообще не ставило себѣ никакихъ положительныхъ задачъ. Въ пламенной прокламаціи - "Народная Расправа" Нечаевъ мечетъ громы противъ мыслителей, теоретиковъ, "доктринерствующихъ поборниковъ бумажной революціи". "Для насъ - писалъ Нечаевъ - мысль дорога только, поскольку она можетъ служить великому дѣлу радикальнаго и повсюднаго всеразрушенія... Фактическими проявленіями мы называемъ только рядъ дѣйствій, разрушающихъ положительно что-нибудь: лицо, вещь, отношеніе, мѣшающія народному освобожденію".
Это чисто-разрушительное теченіе анархизма можетъ, впрочемъ, уже считаться ушедшимъ въ исторію. Подлинному идейному анархизму въ немъ нѣтъ мѣста, зато оно таитъ глубокіе соблазны для уголовныхъ элементовъ. Послѣдніе для совершенія своихъ, вполнѣ индивидуальныхъ актовъ прикрываются якобы анархистской "идеологіей" и весьма легко усваиваютъ ея немудреную квази-революціонную фразеологію.
Господствующее мѣсто въ тактикѣ анархизма до послѣдняго времени занималъ - "терроръ".
Терроръ былъ освященъ еще Бакунинымъ. Онъ поощрялъ устраненіе вредныхъ политическихъ лицъ, усматривая въ этомъ начало разложенія общества, основаннаго на насиліи; единичный терроръ онъ считалъ временной стадіей, которая должна смѣниться эпохой коллективнаго, народнаго террора.
Превосходное изложеніе воззрѣній "традиціоннаго анархизма" на терроръ мы находимъ въ его оффиціозномъ, цитированномъ уже нами выше сборникѣ "Хлѣбъ и Воля".
Эти воззрѣнія можно резюмировать слѣдующимъ образомъ:
Терроръ и террористическіе акты открыты не анархизмомъ. Какъ средство самозащиты угнетенныхъ противъ угнетателей, они существовали въ любомъ человѣческомъ общежитіи, но характеръ и формы ихъ проявленія мѣнялись вмѣстѣ съ эволюціей общества и эволюціей взглядовъ на терроръ.
Анархистическій терроръ - не политическій, но антибуржуазный и антигосударственный. Онъ - направленъ на самыя основы существующаго строя. Въ зависимости отъ заданія, онъ можетъ принять форму или индивидуальнаго акта или массового террора - фабричнаго и аграрнаго.
Индивидуальный актъ защищается анархизмомъ съ двоякой точки зрѣнія.
Съ одной стороны, индивидуальный актъ является отвѣтомъ на возмущенное чувство справедливости. Въ извѣстныхъ условіяхъ "личный актъ получаетъ характеръ вполнѣ заслуженнаго мщенія революціонеровъ за звѣрство угнетателей. Въ такія минуты это единственно возможный отвѣтъ народа, но отвѣтъ грозный; доказывающій его жизнеспособность. Личный актъ, совершенный въ указанныхъ условіяхъ, явится громкимъ и многозначущимъ свидѣтельствомъ активной революціонной ненависти ко всему тому, что угнетаетъ и что будетъ угнетать. Мы долго любили, любовь оказалась безплодной, теперь намъ нужно ненавидѣть, но сильно ненавидѣть".
Съ другой стороны, индивидуальный актъ можетъ имѣть глубоко-воспитательное значеніе. "Хорошо иногда показать народу, что и г. г., ведущіе "райскую жизнь", смертны... Слухъ объ убійствѣ тирана, разрушая торжество лакейства, въ мигъ разносится по всей странѣ и даже индифферентныхъ вызываетъ на размышленіе. ...Пусть всякій властитель и эксплуататоръ знаетъ, что его "профессія" связана съ серьезными опасностями; и если несмотря на это, находятся люди, желающіе сыграть роль собаки буржуазіи, то они этимъ самымъ пріобрѣтаютъ право на смерть".
Наконецъ, индивидуальный актъ можетъ нести въ себѣ и опредѣленную непосредственную пользу, устраняя съ общественной арены какого-либо особенно энергичнаго, непримиримаго и жестокаго дѣятеля реакціи.
Такимъ образомъ, "индивидуальный террористическій актъ можетъ имѣть троякое значеніе: мщенія, пропаганды и "изъятія изъ обращенія".
Необходимо, наконецъ, имѣть въ виду, что индивидуальные террористическіе акты направлялись не только противъ отдѣльныхъ лицъ, но, какъ принципіально "антибуржуазные", могли имѣть объектомъ и случайную, анонимную толпу. Таковы случаи "пропаганды дѣйствіемъ" въ палатѣ депутатовъ, кафе и пр. Но подобные акты имѣли вообще немногочисленныхъ сторонниковъ, а въ послѣднее время въ сознательныхъ анархистическихъ кругахъ окончательно утратили кредитъ.
Въ настоящее время даже наиболѣе террористически настроенные анархисты уже признаютъ, что соціальную революцію нельзя ни вызвать, ни рѣшить "нѣсколькими пудами динамита", а потому анархизмъ высказывается рѣшительно за актъ коллективнаго террора.
Онъ рекомендуетъ даже предпочесть - "попытку коллективнаго акта осуществленію личнаго акта".
Задача-же коллективнаго террора - послѣдовательное устрашеніе собственника до отказа его отъ всѣхъ его привиллегій. "Цѣль фабричнаго и аграрнаго террора - довести фабриканта и землевладѣльца именно до того, чтобы они молились только о спасеніи шкуръ своихъ".
Необходимо, наконецъ, отмѣтить еще одну особенность анархистскаго террора.