Минут через пять, когда карета не проехала еще я двух сотен шагов, сзади раздались громкие крики.
Королева первая выглянула из кареты — то ли потому, что она сидела с краю, то ли по причине своего характера.
Но в ту же секунду она поникла на сиденье, закрыв лицо руками.
— О, горе нам! — воскликнула она. — Там убивают господина де Шуазеля!
Король попытался встать, но королева и Мадам Елизавета ухватились за него, и он снова опустился на сиденье между ними. Впрочем, карета как раз завернула за угол, и уже нельзя было увидеть, что происходило там, всего в двух сотнях шагов.
А произошло вот что.
У дверей дома г-на Сосса гг. де Шуазель и де Дамас сели на коней, но выяснилось, что лошадь г-на де Ромефа, который, впрочем, приехал в почтовой карете, исчезла.
Гг. де Ромеф, де Флуарак и фельдфебель Фук пошли пешком в надежде попросить лошадей у гусар или драгун, ежели те, храня верность присяге, отдадут их, либо попросту забрать тех, что оставили хозяева, поскольку и гусары, и драгуны в большинстве своем побратались с народом и пили во здравие нации.
Не успели они сделать и полутора десятков шагов, как г-н де Шуазель, ехавший у дверцы кареты, заметил, что гг. де Ромефу, де Флуараку и Фуку грозит опасность раствориться, затеряться и вообще исчезнуть в толпе.
Он остановился на секунду, меж тем как карета поехала дальше, и, полагая, что из этих четырех человек, подвергающихся равной опасности, г-н де Ромеф по причине доверенной ему миссии является тем, кто может оказаться наиболее полезен королевскому семейству, крикнул своему слуге Джеймсу Бриссаку, шедшему в толпе:
— Мою вторую лошадь господину де Ромефу!
Едва он произнес эти слова, народ возмутился, зароптал и окружил его, крича:
— Это граф де Шуазель, один из тех, кто хотел похитить короля! Смерть аристократу! Смерть предателю!
Известно, с какой стремительностью во времена народных мятежей исполняются подобные угрозы.
Г-на де Шуазеля стащили с седла, швырнули на землю, и он оказался поглощен водоворотом, который именуется толпой и из которого чаще всего можно выйти только разорванным в клочья.
Но едва г-н де Шуазель упал, как к нему на помощь мгновенно бросились пять человек.
То были гг. де Флуарак, де Ромеф, де Дамас, фельдфебель Фук и слуга графа Джеймс Бриссак; у него отняли лошадь, которую он вел в поводу, поэтому руки у него оказались свободны, и он имел возможность помочь своему хозяину.
Началась чудовищная свалка, нечто наподобие тех схваток, которые вели народы древности, а в наши дни ведут арабы вокруг окровавленных тел своих раненых и убитых соплеменников.
К счастью, г-н де Шуазель, как это ни невероятно, был жив и даже не ранен, или, вернее, раны его, несмотря на опасное оружие, которым они были нанесены, оказались самыми ничтожными.
Какой-то кавалерист стволом своего мушкетона отбил удар, нацеленный в г-на де Шуазеля. Второй удар отразил Джеймс Бриссак палкой, которую он вырвал у одного из нападающих.
Палка переломилась, как тростинка, но удар был отражен и ранил всего-навсего лошадь г-на де Шуазеля.
И тут Фук догадался крикнуть:
— Драгуны, ко мне!
На крик прибежали несколько солдат и, устыдившись, что на их глазах убивают человека, который ими командовал, пробились к нему.
В ту же секунду вперед бросился г-н де Ромеф.
— Именем Национального собрания, уполномоченным которого я являюсь, и генерала Лафайета, пославшего меня сюда, — закричал он, — отведите этих господ в муниципалитет!
Слова «Национальное собрание., равно как фамилия генерала Лафайета, бывшего в ту пору на вершине популярности, произвели должное действие.
— В муниципалитет! В муниципалитет! — раздалось множество голосов.
Благонамеренным людям пришлось приложить усилия, и вот г-на де Шуазеля и его товарищей потащили к зданию мэрии.