До сих пор наши рассуждения велись так, как будто предполагается, что на следующий день после революции люди единодушно откажутся продолжать свой обычный труд; - такой случай может произойти, мы не видим в этом ничего невозможного, и так как этот случай представляет наиболее затруднений, то продолжаем рассуждать по прежнему.
Итак, люди, которые будут иметь нужду в здании, о котором шла речь, должны будут сами сделаться каменьщиками. Они обратятся к инженерам и архитекторам, чтобы они составили планы проектированного здания. Чертежи их буду рассмотрены всеми. Обсудив детали и общий вид, остановятся на определенном проекте. И только если он будет черезчур эксцентричен, из всех существующих каменьщиков, слесарей и плотников не удастся убедить нескольких согласиться показать новичкам, как нужно взяться за дело; всякий проект, если он не окончательно нелеп, всегда находит сторонников. Не обращаясь к людям за деньгами, от них потребуют их доли труда и сил. В наши дни достаточно иметь деньги, чтобы направить социальные силы на выполнение самого абсурдного проекта; в будущем обществе к работе приступят только те, кто одобрит проект.
Как мы говорили относительно колесных и железных дорог, когда только личный интерес перестанет играть роль, и все побочные соображения будут устранены, соглашение будет легко достижимо. Но и здесь, если предположить, что люди будут настолько глупы, что не сговорятся между собой, мы натолкнемся на те же затруднения, что и там, и должны будем притти к одинаковым выводам.
Логика нам говорит, что как только личный интерес - этот двигатель всех раздоров и распрей, вследствие столкновений с интересами других личностей - исчезнет из социальных отношений, разногласия могут оказаться только в способе понимать и рассматривать вещи: незначительные различия в оценке, вероятно, изгладятся при совместном обсуждении, и тогда в наличности останутся только различия, настолько резкие, что при них не окажется возможным никакое взаимное согласие.
Тогда нужда, этот всеобщий двигатель, более сильный, чем все мелкие вопросы самолюбия или тщеславия, не замедлит привести людей в более уступчивое настроение.
В противном случае пришлось бы признать, что люди регрессируют, и тогда разумному человеку, вместо того, чтобы стараться определить для человеческого рода идеал свободы и счастья, оставалось бы только искать в небытии спасение от мучительных страданий, которые он испытывал бы, видя, что человечество идет назад в своем развитии.
Если бы вследствие несогласия, дело окончилось постройкой двух зданий вместо одного, никто не стал бы на это жаловаться. Здесь получилась бы та выгода, что каждая группа, желая доказать превосходство своего плана, соперничала бы в усердии. Самолюбие побуждало бы людей выказать все свои знания, всю силу воли, чтобы довести до совершенства свое дело. Мы встречаем здесь тот стимул доброй воли людей, который, по мнению защитников власти, должен состоять только в страхе наказания или в приманке барышем.
Что касается разделения труда между группами, то, как мы видели, каждый будет искать ту группу, в которой он мог бы дать полный простор своим силам, и ассоциируясь, люди будут уславливаться относительно того, какую именно часть труда каждый из них специально выбирает для себя; поэтому индивидуум будет стремиться к ассоциации только с теми, кто вследствие наклонностей к известному труду, облегчит ему его работу, а не отнимет ее у него. Если, например, понадобится построить машину, то тот, кто будет иметь специальные наклонности к сборке машин, если не сумеет собрать ее один, захочет соединиться только с кузнецами, литейщиками и т. д. Если сложность работы потребует труда нескольких сборщиков, кузнецов, литейщиков и проч., то группировка их произойдет соответствующим образом на тех же условиях, как выше.
Если группировка при этих условиях совершится, то этим самым будет соблюдено разделение труда, ибо оно послужило основанием данной ассоциации. Как только группа сорганизуется, ей останется только приняться за дело. Предположим, что во время работы кому-нибудь захотелось бы переменить первоначально им самим выбранный род труда; мы знаем, в современном обществе охотно делаются уступки, и потому подобное желание будет беспрепятственно удовлетворено, и даже новые сотрудники сделают все, что от них зависит, чтобы помочь своему товарищу в его новом труде, пока он с ним не освоится.
Если по той или другой причине такая перемена труда не могла бы совершиться, то человек поищет другую группу, покинутая же им группа пополнится новым членом. Человек, получивший репутацию хорошего исполнителя принятой на себя в ассоциации части общей работы, будет хорошо принят в каждой группе; тот, кто прослывет неуживчивым, никогда не удовлетворенным, будет избегаться всеми, или с трудом найдет ту группу, которая его примет, и при том только, если он будет искупать свои недостатки другими качествами.
Возражали нам, что некоторые индивидуумы могут захотеть взяться за труд, который они неспособны выполнить. Но, ведь, группирование не будет происходить вслепую, и так как солидарность и общественная жизнь будут в будущем обществе очень развиты, то связи между людьми увеличатся, и ассоциации будут образовываться главным образом между теми, которые будут хорошо знать друг друга. Всякий, входящий в какую-либо группу, будет по крайней мере известен некоторым.
Вследствие этого ошибок будет значительно меньше, и кроме того, всякому известно, что человек хорошо делает только то, что делает добровольно. Самый факт, что кто-нибудь ищет такого-то труда, а не иного, указывает на то, что он чувствует способность его выполнить.
В случае, если бы он ошибся в своих способностях, сотоварищи не оставили бы его своими советами; а если бы его неумелость была слишком очевидна, то бесплодность его усилий заставит его скорее, чем что либо другое, не продолжать ту же работу.
Следовательно, труд может выполняться без споров, без тревог, без взаимного озлобления, к удовлетворению всех. Достаточно поставить людей в условия совершенной свободы и равенства, чтобы получить гармонию, эту идеальную цель человечества.
Если по той или другой причине, один или несколько человек не смогут оставаться в группе, ими самими выбранной, то, как мы видели, ничто их в ней не удержит; они будут свободны из нее выйти и вступить в группу, которая лучше соответствовала бы их новым воззрениям. От ухода одного монаха обитель не опустеет, говорит пословица, и это верно относительно какой угодно группы людей.
Если случайно не нашлось бы группы, отвечающей стремлениям отдельного индивидуума, то ему пришлось бы искать других, способных его понять, испытать самим его стремления и помочь ему в осуществлении его идеала.
Всякий образ мыслей, всякий характер, лишь бы он не был совершенно эксцентричным, всегда находит сходных себе. Эксцентричные характеры составляют исключение, и общество создано, или по крайней мере должно быть создано, только для характеров, склонных к общественности. Следовательно, из-за ненормальных явлений, якобы имеющих препятствовать будущей организации, не будет надобности создавать исключительные законы. Впрочем, всякий, кто хочет жить, должен подчиняться необходимости. Правда, не будет хозяина, который бы ему приказывал, но его существование возможно только при посредстве ассоциации с другими. Если он хочет погибнуть, он в этом свободен, но если он хочет жить, то может это сделать только, найдя товарищей. Солидарность есть одно из естественных условий существования, и мы в этом следуем указаниям природы.
Итак, то, что мы только что сказали относительно постройки какого-либо здания, может быть приложено ко всем отраслям человеческой деятельности, начиная с самого колоссального труда и кончая самым простейшим из производств. Самая полная свобода - вот единственный двигатель человеческой деятельности с его двумя следствиями: равенством и солидарностью.
"Нужны ангелы", говорят нам, "чтобы подобная организация была бы возможна. Человек слишком дурен, им нужно управлять при помощи палки".
Человек не ангел, его прошедшее доказывает нам это и, конечно, в один день он не изменится; изменение социальных учреждений, если оно произойдет внезапно, не сможет его моментально изменить и превратить в мыслителя, не делающего ошибок, и свободного от заблуждений. Наука разрушила веру в талисманы.
Но в первых главах этой книги мы показали, как понимаем мы эволюцию и революцию, и мы думаем, что достаточно выяснили, что одна не возможна без другой. Если человек развивается настолько, что изменяет свою среду, то почему не продолжал бы он прогрессировать в среде, благоприятствующей его прогрессу?
На место современного общества, грубо эгоистичного, в котором всегда перед истощенным рабочим встает страшный вопрос, так часто неразрешимый для него: "что я буду есть завтра", на место этого общества, в котором "борьба за существование" в самом скверном своем значении происходит между всеми, без отдыха и передышки - создается общество, основанное на солидарности интересов, в котором не будет притеснения; общество, в котором человек получит удовлетворение всех своих потребностей, будучи обязан отдать в возврат только часть своей деятельности.