Ты меня понимаешь? Русские начали большое контрнаступление, уже несколько дней армии центра ведут тяжелые оборонительные бои. Это одна новость. Вторая – Америка только что объявила нам войну. Расскажи об этом кому сможешь. И выше голову, в Германии тоже есть люди, которые рады будут вам помочь...
Он потрепал ее по плечу и, распахнув дверь, крикнул:
– Посмотри-ка, Вальтер, это интереснее, чем я думал! В комнатку вошел второй врач, они стали возиться с надетым у нее на голове сооружением, что-то двигали, записывали какие-то цифры, спорили. Людмила сидела, все еще не опомнившись от только что услышанного. Наконец ее освободили.
– Катись, экземпляр! – захохотал Шмидт, шлепком выпроваживая ее из комнаты.
Когда осмотр был закончен, их привели обратно в предбанник, где уже стояли тележки с одеждой. Одеваясь, Людмила успела рассказать новости двум-трем девчатам. А в бараке они узнали еще одну: охранявшие эшелон полицаи все до одного угодили за проволоку, во главе со своим красномордым батькой.
– Це ж я ему и наворожила! – хохотала Наталка Демченко.
– Було б тоби самому Гитлеряке поворожить, – вздохнул кто-то. – Може, помогло б...
– Это кто там язык распускает! – закричала блоковая. – В штрафной захотели? А ты, рыжая бандитка, еще и кнута попробуешь – больно уж развеселилась...
К вечеру новость о начале нашего наступления под Москвой пошла гулять по баракам. Поверили ей не все, – после того, что еще совсем недавно происходило на глазах у девушек, трудно было представить себе немецкую армию, вынужденную перейти к обороне. Кроме того, слухов вообще было много, и чаще всего они оказывались пустой болтовней; сообщения «радио ОБС» («одна баба сказала») выслушивались с интересом, но доверия обычно не вызывали. Откуда она вообще пошла, эта байка о наступлении? Сболтнул кто-то, а вы и уши развесили... Вторая новость – относительно Америки – подтвердилась скоро: утром кто-то принес первую страницу немецкой газеты, где все было написано черным по белому: объявлена война Соединенным Штатам. Оказывается, и Япония воевала уже с Америкой, и даже успела разбомбить часть американского флота где-то на Гавайях. «Видите, девочки! – говорила Людмила, – если в этом он не соврал, то, наверное, и остальное правда...»
Да, остальное тоже оказалось правдой. На третий день в бараке потекла труба отопления; присланный для ремонта водопроводчик дождался, пока ушла блоковая, оглянулся и жестом подозвал девушек, издали наблюдавших за его работой.
– Ну и як то йдзе под Москвой? – спросил он негромко. – Немец там добже достал! Наимоцнейша росийска офензива, як пана бога кохам...
Девушки придвинулись ближе, стали забрасывать его вопросами. Водопроводчик сказал, что русские освободили несколько городов, названия которых он не запомнил, но может зайти в другой блок и попросит, чтобы их записали на бумажке. «Ой, сходите, пожалуйста, будьте ласковы!» – закричали вокруг.
– Зараз, зараз, – покивал водопроводчик успокаивающе. Отвинтив кусок трубы, он ушел с нею, оставив инструменты.
Девушки возбужденно переговаривались. Кто-то подсказал перевод непонятной «офензивы» – наступление. Значит, действительно наши под Москвой наступают! Пришла надзирательница, по обыкновению накричала и разогнала всех по нарам. Когда вернулся водопроводчик, около его рабочего места никого не было. Он поставил трубу, собрал инструменты. Уходя, сунул записку в чью-то протянутую руку. Блоковая окликнула его по-польски и вышла из барака вместе с ним.
– Вслух, вслух читайте! – закричал кто-то. Девушка, получившая записку, спрыгнула с нар и подошла к тусклому окошку барака.