У некоторых народов (к примеру, обитателей перуанских Анд эпохи чавинской культуры) существовала репрезентация пространства, о которой свидетельствуют планы храмов и дворцов, и пространство репрезентации, отразившееся в произведениях искусства, графике, тканях и т. д. Как соотносились эти два аспекта одной эпохи? Сегодня наука изо всех сил старается восстановить теоретическим путем некое соединение, нисколько не похожее на приложение к "реальности" знаний прошлого. Поэтому осуществить эту реконструкцию крайне трудно: символы, которые мы чувствуем и предчувствуем, ускользают от нашего абстрактного, бестелесного, вневременного знания – изощренного, эффективного, но "нереального" применительно к некоторым "реальностям". Что было в промежутке, в зазоре между репрезентациями пространства и пространством репрезентации? Культура? Конечно, но это слово обладает обманчивой полнотой. Работа искусства? Безусловно, но чья и каким образом? Воображение? Возможно, но почему и для кого?
Предложенное разграничение приобрело бы еще большее значение, если бы нынешние теоретики и практики действовали каждый со своей стороны, разрабатывая одни – пространства репрезентации, а другие – репрезентации пространства. Если ссылаться на конкретные имена, можно сказать, что Фрэнк Ллойд Райт принимает общинное пространство репрезентации, восходящее к библейской и протестантской традиции, тогда как Ле Корбюзье разрабатывал техницистскую, сциентистскую, интеллектуализированную репрезентацию пространства.
Возможно, следует пойти дальше и допустить, что производители пространства всегда действовали в соответствии с некоей репрезентацией, тогда как "пользователи" пассивно претерпевали то, что им предлагалось, то, что было более или менее включено или обосновано в их пространстве репрезентации. Как осуществлялись подобные манипуляции? Ответ на этот вопрос должен дать анализ. Если у архитекторов (и урбанистов) действительно есть своя репрезентация пространства, то откуда она берется? Кто извлекает пользу из того, что она становится "рабочей"? Если у "жителей" в самом деле есть свое пространство репрезентации, это забавное недоразумение начинает разъясняться. Что вовсе не значит, что оно исчезает из социально-политической практики.
Понятие идеологии устаревает и клонится к закату, пусть даже критическая теория до сих пор допускает его необходимость. Это понятие никогда не было прояснено; им злоупотребляли: марксистская идеология, буржуазная идеология, идеология пролетарская, революционная, социалистическая и т. п.; нелепые разграничения между идеологией вообще и отдельными идеологиями, между "идеологическим аппаратом" и институтами знания и пр.
Что такое идеология без пространства, к которому она отсылает, которое описывает, чью лексику и связи она использует, чей код она содержит? Чем была бы религиозная идеология иудеохристианского образца, не будь в ее основе определенных мест и их названий: церковь, исповедальня, алтарь, святилище, кафедра, скиния и т. д.? Чем была бы Церковь без церквей? Христианская идеология, носительница узнаваемого и неузнанного иудаизма (Бог Отец и т. п.) создала пространства, обеспечивающие ее долговременность. Вообще говоря, то, что называется "идеологией", обретает плотность, лишь вторгаясь в социальное пространство, в его производство, и оформляется в нем. Быть может, сама по себе она и заключается преимущественно в дискурсе об этом пространстве?
Если познание, в соответствии со знаменитой формулой, восходящей к Марксу, непосредственно (а не опосредованно) становится производительной силой и происходит это с появлением капиталистического способа производства, значит, отношения между идеологией и наукой меняются. Знание берет на себя роль идеологии. Для идеологии – насколько она отличается от знания – характерна риторика, метаязык, а значит, пустословие и досужие разглагольствования (а не философско-метафизическая систематизация, "культуры" и "ценности"). Более того, идеологическое и логическое могут смешиваться в той мере, в какой упорные поиски когерентности и связности отсекают противоречия как сверху, в информации и знании, так и снизу, в пространстве повседневной жизни.
Репрезентация пространства сумела сочетать идеологию с наукой в рамках практики (социально-пространственной). Типичный пример – классическая перспектива. То же самое сегодня можно сказать о пространстве планировщиков, пространстве локализации, устанавливающем для каждой деятельности свой отдельный локус.
Идеология и знание, почти неразделимые, входят в более широкое понятие репрезентации, которое тем самым вытесняет понятие идеологии. Этот концепт может служить (рабочим) инструментом для анализа пространств, а также обществ, породивших эти пространства и сложившихся в них.
В Средние века пространственная практика включала в себя и сети дорог в окрестностях сельских общин, монастырей и замков, и пути, связующие города, и широкие дороги, по которым передвигались паломники и крестоносцы. Что касается репрезентаций пространства, то они были заимствованы у Аристотеля и Птолемея в христианской обработке: земля, подземный "мир" и светозарный Космос, небеса праведников и ангелов, где обитает Бог Отец, его Сын и Дух Святой. Неподвижная сфера в конечном пространстве, рассеченная по диаметру земной поверхностью, ниже которой расположен ад, а выше, образуя верхнюю часть сферы, находится небесный свод, купол с закрепленными на нем звездами и кружками планет; пространство, пронизанное божественными посланиями и посланниками, наполненное светозарной Славой Троицы, – таково понятие пространства у Фомы Аквинского и в "Божественной комедии". Что же до пространств репрезентации, то здесь в центре окрестностей находились сельская церковь, кладбище, ратуша и поля либо же городская площадь и колокольня. Эти пространства репрезентации служили иногда прекрасным истолкованием космологических репрезентаций; так, путь святого Иакова повторяет на земной поверхности путь, ведущий от созвездия Рака к созвездию Козерога на небесном своде, – Млечный Путь, прочерченный божественной спермой, где рождаются души, которые затем, скользя по склону, падают на землю и находят, если могут, путь к искуплению: паломничество, ведущее их в Компостелу ("звездное поле"). Разумеется, тело входило в этот механизм репрезентаций, относящихся к пространству: "Телец властвует над шеей; Близнецы – над плечами; Рак – над руками; Лев – над грудной клеткой, сердцем и диафрагмой; Дева – над желудком; Весы – над нижней частью ягодиц; Скорпион владеет областями, предназначенными для похоти…" – утверждал Альберт Великий.
Можно предположить, что пространственная практика, репрезентации пространства и пространства репрезентации участвуют в производстве пространства по-разному: в зависимости от своих качеств и свойств, в зависимости от общества (способа производства), в зависимости от эпохи. Отношения между тремя этими моментами – восприятием, осмыслением, переживанием – никогда не бывают простыми и устойчивыми; тем более они не бывают "позитивными" в том смысле, в каком это слово противопоставляется "негативному", необъяснимому, несказанному, запретному, бессознательному. Являются ли три эти момента и их изменчивые сопряжения осознанными? Да, и тем не менее о них ничего не известно. Можно ли объявить их "бессознательными"? Да, потому что, как правило, о них не ведают, а анализ выводит их на свет из тьмы, рискуя ошибиться. Эти сопряжения всегда нуждались в проговаривании, хотя оно не равно знанию, даже "бессознательному".
I. 18
Четвертую импликацию можно сформулировать так: если есть производство и процесс производства пространства, есть и история. История пространства, его производства как "реальности", его форм и репрезентаций, отличается и от причинно-следственной цепочки так называемых "исторических" (датированных) фактов, и от конечной или бесконечной последовательности обычаев и законов, идей и идеологий, социально-экономических структур или институтов (надстроек). Производительные силы (природа, труд и организация труда, технические навыки и знания) и, разумеется, производственные отношения играют свою роль в производстве пространства, и эту роль необходимо определить.