Книга русского философа, профессора Лондонского университета, А. М. Пятигорского представляет собой синтез философского трактата и художественной прозы. Главное действующее лицо повести - Н. И. Ардатовский (реальный человек, как и другие персонажи и события) - философ в душе и бизнесмен по профессии.
В повести прослеживаются три хронологических и топографических среза: московский переулок и разговоры, проходившие на фоне тревожной атмосферы 30-х годов, беседы повзрослевших героев в "курилке" Ленинской библиотеки в конце 40-х и наконец первые встречи заочно знакомых с детства автора и Н. И. Ардатовского в Лондоне в конце 70-х годов.
Герои повести, полагая, что областью реального философствования является область сознания, а не обыденной жизни (область не-сознания), каждый по-своему решает проблему "философствовать или жить?".
Содержание:
Предупреждение 1
Первое предисловие - абстрактное 1
Второе предисловие - конкретное 1
Глава первая: Источники и действующие лица 1
Глава вторая: Начало религии 2
Глава третья: А может быть, все-таки передумаешь? 2
Глава четвертая: Продолжение религиозного воспитания; обрывки разговоров о силе, диалектике и духе 4
Глава пятая: Регрессивная интерлюдия: конференция с дедушкой Тимофеем 5
Глава шестая: 14-го июля 1938 г., 4-5 вечера 7
Глава седьмая: 14-го июля 1938 г., 5-7 вечера 7
Глава восьмая: Четверо за столом 8
Глава девятая: 24-го апреля 1945 г. Последняя встреча 10
Глава десятая: У Гени 10
Глава одиннадцатая: Два разговора в курилке Ленинской библиотеки 11
Глава двенадцатая: Интерлюдия - ноябрь 1974 года 12
Глава тринадцатая: Паралич страха 13
Глава четырнадцатая: Беседы о памяти и незнании 13
Глава пятнадцатая: Предел регрессии 14
Глава шестнадцатая: На моей кухне 1966-го 15
Глава семнадцатая: Риск 16
Глава восемнадцатая: Ненаписанное письмо и пушкинский день 17
Глава девятнадцатая: Из письма Ники мне 20
Глава двадцатая: Немного о нас и юбилейное письмо Гени 20
Глава двадцать первая: Я не нуждаюсь в опровержии и о намеках "Третьего" 22
Примечания 25
Предупреждение
A.Piatigorsky
"…if it could be cutout of my past I should still be utmost exactly the man I am" .
C. S. Lewis. Surprised by Jay.
Все описанные здесь лица, имена, фамилии и биографические данные - абсолютно реальны. То же относится ко всем другим живым существам, а также к неживым предметам, географическим названиям и историческим датам. Нумерация сносок в книге - сплошная.
"Я совершенно убежден" что все, что со мной происходило уже было в моей жизни с самого ее начала. Все последующие события, факты и обстоятельства явились лишь переживанием и осознанием того, что тогда (я не знаю - когда?) со мной слупилось".
Первое предисловие - абстрактное
Поскольку всякое реальное философствование - как любил повторять Мераб Мамардашвили - есть думанье (рассуждение, писание и т. д.) о сознании и, как таковое, не имеет ни начала, ни конца, всегда являясь продолжением , то и я буду, здесь и сейчас, продолжать об этом . Продолжение понимается здесь как включение индивидуального сознания в такие условия обыкновенной (т. е. социальной, исторической и т. д.) жизни, в которых становится возможным понимание индивидуальным сознанием самого себя как сознания, а жизни - как несознания .
Гений может достичь этого понимания - если захочет, конечно, - и без включения в такие условия. Обыкновенный же человек - даже очень талантливый - не может. Только "включившись", он окажется в состоянии сделать выбор - философствовать или не-философствовать, а точнее - философствовать или жить. Сам этот выбор может либо быть сознательным, либо просто случиться. Но, так или иначе, если ты уже выбрал философствование, то дороги назад, в нормальную жизнь, нет. И если ты попытаешься вернуться, то найдешь не жизнь, а то, что гораздо ниже и хуже жизни, и это будет гибелью тебя, который выбрал.
Второе предисловие - конкретное
Я - не писатель. Эта оговорка сделана не из боязни, что меня сочтут плохим писателем. Подобного рода обвинения я отвергаю заранее, потому что я - никакой писатель. Я - плохой философ, но все же философ . А это предполагает определенное отношение к тексту (и к самому себе, ведь ты тоже некоторым образом текст). Текст для философа есть то, что всегда содержит какое-то мышление, какое-то знание, и непременно - позитивное. Для философа не может быть дурного знания или вредного мышления, или он - не философ. Если человек смеется, философ говорит: "Он смеется над своей обреченностью". Если плачет, философ скажет: "Он плачет над своим торжеством". Если позорит, ругает, проклинает кого-либо, философ заметит: "Он знает свою гибель". Философ наблюдает не жизнь, а жизнь сознания.
Таков мой подход и к жизни Николая Ардатовского, который сам вовсе не философ, а, скорее, бизнесмен (сейчас он - один из директоров международной жизни фирмы по производству геологической аппаратуры). Но отчего же тогда считать его жизнь философской?
Полностью соглашаясь с теологически бесспорным положением, что всякая реальная биография есть биография религиозная или даже теологическая, мне все-таки это положение кажется философски недостаточным. То, что я слышал о Николае Ардатовском в Москве (а наслышан о нем я был с восьми лет), показывает, что он обладал удивительной чертой - между ним и жизнью никогда ничего не стояло, и когда он ее воспринимал, то воспринимал абсолютно буквально . (Этого, разумеется, я не мог понять в восемь лет и едва ли могу в пятьдесят восемь.) То есть, если жизнь была сложной, он воспринимал ее сложно, если она была простой, он воспринимал ее просто, если непонятна, он ее не понимал (да и как можно понять то, что само себя не понимает? - как сказал бы Мераб Мамардашвили). Я уверен, что эта черта не может быть не чем иным, как философией и религией вместе, даже если обладатель этой черты об этом не знает. Ибо если между тобой и жизнью не стоит ничего, то там есть Бог или Сознание.
Позднейшие мои встречи с ним, уже в Англии и Франции, только подтвердили то, что я и так знал из московских рассказов о нем, хотя я не помню, чтоб он хоть раз употребил в разговорах или письмах слово "Бог" иначе, нежели метафорически.
Глава первая: Источники и действующие лица
Начнем с последних (они же первые). Главное действующее лицо - тот, чья биография здесь излагается столь фрагментарно и поверхностно ("скользите, смертные!"). Николай Иванович Ардатовский родился в 1926 г. в Москве, во Втором Обыденском переулке. Его отец, геолог, Иван Викторович и мать, чертежница, Александра Леонидовна имели еще пятерых детей: Ивана, Романа, Валентину, Федора и Евгению. Николай, которого отныне будем называть Ника, был предпоследним. Кроме того, с ними жила бабушка (тетка матери) Лидия Акимовна и ее муж ("дедушка") Тимофей Алексеевич. В 20-40-е годы они занимали трехкомнатную квартиру в доме, отстоявшем за шесть домов от моего, но сам я не помню, чтобы хоть раз видел кого-либо из этой семьи (кроме дедушки, конечно), хотя разговоры о них велись постоянно на нашем огромном внутреннем дворе (доходившем едва ли не до Остоженки).