Создали имитацию такой атаки, словно в наступление двинулся, по меньшей мере, батальон. Моджахеды ответили из всех видов оружия по заранее пристрелянным, но теперь пустым, позициям. Артиллеристы и авиаторы засекали огневые точки. Только теперь по-настоящему громыхнула артиллерия, заработали минометные батареи. Сверху, сея смерть, обрушились удары вертолетов МИ-24. Почти все живое было разметано, уничтожено, превращено в прах.
Необстрелянное пополнение двинулось в атаку и выполнило свою задачу с минимальными потерями.
В сводной группе Кондратюка потерь не было. Обычно за такие дела награждали орденами. Их не наградили, ни одного. Во-первых, чужаки, во-вторых, решили, что, наверное, этим парням именно так и положено воевать.
Когда все кончилось, кто-то из армейских спецназовцев спросил:
— Вы ведь наши, ребята?
— Да нет, скорее вы наши, — рассмеялся кто-то из группы Кондратюка, за что потом получил выговор от командира, чтобы не болтал лишнего.
Конечно, эти ребята знали о существовании отдельных бригад спецназа, подчиненных непосредственно Главному разведывательному управлению Генштаба. Но о том, что их частично используют в Афганистане, и что группа Кондратюка — одно из подразделений такой бригады, им, видимо, знать было необязательно. Однако таким парням достаточно было намека, чтобы сделать верные выводы.
— Понятно, — уважительно произнес спецназовец.
Соображать, догадываться, предполагать — это запретить невозможно, и тут уж ничего не поделаешь. Лишь бы намек исходил не от его подчиненных — этим и был недоволен капитан.
—8-
Когда самолет шел на посадку, Игорь думал уже не о прошлом, а о том, что ждет его впереди, и снова задавался вопросом, зачем потребовалось столь спешно отрывать его от боевой работы и скорее транспортировать, чем командировать за тысячи километров в столицу.
Аэропорт Внуково он знал неплохо и мог без встречающих не затеряться в его гомонящем беспрестанно движущемся людском муравейнике. Но Кондратюка встречали. Как только он, выйдя из аэродромного автобуса, оказался в зале, к нему подошли двое в гражданском, и назвали Валерием, именем, указанным в его дипломатическом паспорте. Впредь здесь, в Москве, к нему только так и обращались. Новую фамилию либо не знали, либо приказано было не называть.
Тот, что помоложе, улыбчивый парень не намного старше Игоря, с добродушным внушающим доверие лицом, сел на водительское место скромно пристроившейся на стоянке «Лады». Старший — высокий аскетичного вида седеющий мужчина — усадил Игоря рядом с собой за спиной водителя. Машина тихо выехала из ряда, но как только оказалась на трассе, резко рванулась вперед. Не надо было иметь опыта Кондратюка, чтобы понять — под неказистой внешностью автомобиля бьется сердце мощного мотора.
— Будем знакомиться, — повернулся к Игорю старший. — Меня зовут Иваном Никандровичем, моего товарища, — он кивнул на водителя, — Сергеем Владимировичем. Можно называть просто Сергеем, возраст позволяет. Мы — ваши кураторы на все время вашего пребывания в командировке, Сергей — постоянный, я — по мере надобности. На этом пока остановимся. Как долетели, не спрашиваю. А вот как вы там воюете, хотелось бы послушать из первых уст.
— Ну какая у меня там может быть война, — пожал плечами Игорь. — Этнографические разборки; школьные учителя, едва умеющие читать и считать, рядом с которыми невежественные муллы выглядят профессорами; советские профессора в местных ВУЗах, не желающие уступать свои кафедры немногим действительно образованным афганцам; упертые советники — преимущественно наши партийные функционеры, от которых в Союзе постарались избавиться за ненадобностью, и с которыми договориться труднее, чем с афганцами.