— Теперь так, Игорь, — переходя на «ты», заговорил полковник. — Сейчас мы пойдем в выделенную тебе комнату. Там поедим, выпьем, как следует или как хочется, и ты отдыхаешь до вечера. Спи на всю катушку и не бойся проспать. Даже если будешь очень возражать, все разно поднимут вовремя, минута в минуту.
— Леонид Игнатьевич, разрешите спросить? — обратился к Клементьеву Игорь.
— Если о твоей командировке в Москву, то не разрешаю. И не только потому, что не знаю ее цель, но и потому, что ни я, ни ты не имеем права обсуждать это
— Понял, — кивнул Игорь. — Но я не о том.
— Говори.
— Я подумал, может быть, стоит взять с собой несколько ребят из моей группы?
Вопрос, собственно, был тот же, только иначе выраженный. Если бы Клементьев знал цель командировки Кондратюка, он бы тут же доложил Ермолину свои сомнения в целесообразности использования этого парня в предстоящей операции. Из его вопросов можно было сделать вполне логичный вывод: Кондратюк либо слишком хитер и скрывает это, либо слишком наивен. И то, и другое требовало осмысливания. Но полковник действительно не знал, зачем капитана направляют в распоряжение ГРУ. А Кондратюк был ни очень хитер, ни не наивен, его разбирало простое человеческое любопытство.
— Во-первых, сегодня ты что-то на удивление плохо усваиваешь, — сказал Клементьев. — Я ведь только что сказал, что это запрещенная тема. Усвой раз и навсегда: то, во что посвятили тебя, не должен знать никто, включая твое начальство, конечно, если ему не положено знать. Во-вторых, если бы понадобились твои ребята, об этом бы не забыли. У нас такая контора, где ни о чем не забывают.
—7-
Большинство пассажиров самолета составляли солдаты и офицеры, те и другие явно в подпитии; судя по радостному оживлению и откровенному желанию скорее улететь, — отпускники. На их общем серовато-зеленом фоне штатские выглядели инородными белыми и черными вкраплениями. Рядом с Кондратюком в кресле устроился грузный, рыхлый полковник с красной, распаренной от жары и выпивки физиономией. Именно такими Игорь всегда представлял себе интендантов, но, памятуя о тощем подполковнике, заместителе комполка по тылу в Лангаре, с выводами поостерегся, и не зря. Полковник оказался начальником политотдела дивизии и весьма болтливым субъектом. Предвидя такую возможность, полковник Клементьев перед выездом из посольства вручил Игорю изданные на русском языке афганские сказки и хикаяты, чтобы легче было избавляться от нежелательных собеседников.
— А если не поможет? — спросил Игорь.
— Если попадется уж совершенно назойливый хам, пошли его куда-нибудь подальше, — рассмеялся Клементьев.
Назвав себя, полковник требовательно поинтересовался, что делает в Афганистане его молодой сосед в великолепном гражданском костюме. Узнав, что имеет дело с дипломатом, он обрадовался и засыпал Кондратюка вопросами. Тот вежливо отвечал, но после каждого ответа вновь и вновь обращался к книге. Полковнику не понравилось такое невнимание к его особе, потом обозлило. Наконец, он заявил, подчеркивая интонацией свое презрение к штатскому:
— Вы, дипломаты хреновы, развязали эту войну, а теперь от нас, военных, нос воротите. Вот вы, вы лично, молодой человек, хоть раз были под пулями, я уже не говорю — в бою?
«Интересно бы узнать, — подумал Игорь, — приходилось ли этому полковнику за время своего пребывания в Афганистане хоть раз спать не в постели». Подумал не о месяцах или годах войны, а именно так — о времени пребывания. Потому что, если настоящий солдат, в каких бы условиях он ни оказался, стремится устроиться с максимально доступным комфортом, то этот полковник вправе требовать, чтобы комфорт ему обеспечили подчиненные, и вряд ли соглашался на минимальный.