Похожая, но, конечно, гораздо меньших масштабов волна сквернословия распространилась у нас около полувека назад. Она была вызвана только что перенесенными тяжелыми испытаниями, скудностью жизненных благ, недостатком образования и общей культуры. Но во многом эту волну поддерживало и, так сказать, направляло обильное сквернословие "на высшем уровне", когда министры и другие высокие чины, а за ними и все нижележащие ступени бюрократической пирамиды считали сквернословие в присутствии подчиненных "хорошим тоном" и верным показателем "близости к народу" и отсутствия всякого зазнайства. К счастью, с эпидемией сквернословия сейчас уже покончено, во всяком случае, в "верхнем эшелоне".
Ругательства имеются, наверное, во всех языках. Они меняются не только от народа к народу, но и от эпохи к эпохе, однако гораздо медленнее, чем другие формы вербальной коммуникации. Хотя круг активно используемых ругательств всегда довольно узок, они выполняют весьма разнообразные и разнородные функции. В некоторых ситуациях без ругательств, кажется, трудно или едва ли даже возможно обойтись, но в подавляющем большинстве случаев их употребление – только дань плохой традиции, среде, привычке, и не более того.
Пристрастие к ругательствам, их использование к месту и не к месту не имеет под собой глубоких корней. Если за влечением к пище еще можно усматривать какие-то физиологические основания или предпосылки, то за склонностью употреблять бранные слова ничего не стоит, кроме, естественно, недостатка общей культуры. Характерно, что человек, беспрестанно сыплющий "нехорошими словами" в привычной ему среде общения, попав в другую среду, сразу же забывает об этой своей склонности.
Пристрастие к сквернословию – всего лишь привычка, причем более поверхностная, чем та же привычка вкусно и обильно есть.
Глава 6
О смысле любви
1. Характерные черты любви
Любовь – одна из самых больших загадок человеческого бытия.
Зачем нужна любовь человеку? Почему существует так много видов любви? Почему любовь приходит и уходит? Как изменяется любовь с изменением общества? Когда она возникла и всегда ли она будет существовать? И так далее до бесконечности.
Как уже отмечалось, даже в случае эротической любви многое остается совершенно неясным.
В частности, наряду с любовью к противоположному полу, есть люди, которые испытывают искреннюю, длящуюся годами любовь к представителям своего же пола. Ни о каком продолжении рода здесь не может быть и речи. Тогда для чего нужны обществу гомосексуалисты и лесбиянки? Для демонстрации чистой, не замутненной никакими привходящими соображениями любви?
В Советском Союзе гомосексуалистов наказывали в уголовном порядке. Сейчас однополые браки разрешены в Бельгии, Голландии, Испании. Можно ожидать, этими странами дело не ограничится. Во всяком случае, фестивали приверженцев однополой любви, проходящие ежегодно в Берлине, собирают более миллиона человек.
Основатель психоанализа З. Фрейд трижды приступал к вопросу о природе гомосексуализма. Его первая работа на эту тему звучала мажорно: ему казалось, что он знает ответ на данный вопрос и этот ответ является элементарно простым. В более поздней работе Фрейд усомнился во всем том, что ранее говорил о гомосексуалистах, и поставил целый ряд вопросов, на которые так и не сумел ответить. При последнем обращении к теме гомосексуализма Фрейд прямо заявил, что природа этого влечения, кажущегося весьма странным для обычного человека (для "натурала", как сказали бы сейчас), с точки зрения психоанализа совершенно непонятна. Похвальная самокритичность.
Приступая к обсуждению вопроса о природе, или смысле, любви, нужно быть готовым к тому, что никаких эпохальных открытий здесь ожидать не приходится. Смысл любви, такого, казалось бы, простого и ясного чувства, пропитывающего ткань нашей жизни и делающего ее эластичной, останется, как и был, тайной.
Единственное, что здесь возможно, – это чуть-чуть приоткрыть завесу над этой тайной. Для этого нужно выявить наиболее очевидные особенности любви, связать любовь с современными представлениями о природе человека, попытаться понять ее роль в жизни индивида и общества и т. д.
Двигаясь по этому пути, проанализируем любовь как ценность, проясним ее роль в социализации индивида, в укреплении коммунитарных отношений в обществе, в достижении счастья и т. д.
Начнем с описания тех особенностей любви, которые лежат, так сказать, на поверхности.
Прежде всего, любовь социальна по своей природе. Более того, она является высшим проявлением социальности человека. Особенно очевидно это в случае эротической любви, меняющей свой стиль и способ существования от эпохи к эпохе и от культуры к культуре. Впрочем, достаточно отчетливо это видно и в случае некоторых гораздо менее ярко выраженных разновидностей любви, таких, как, например, любовь к антиквариату, которая невозможна в среде, где древнее не отличается от просто старого и ветхого.
Социальность человека не означает его стадности. Превращение общества в однородное стадо, к чему стремился тоталитаризм, способно уничтожить не только человека, но и само общество.
Одним из первых на опасность появления "массовых" людей и превращения общества в стадо обратил внимание Ф. Ницше. Сущность стада составляют три инстинктивные силы: инстинкт стада против сильных и независимых; инстинкт страждущих и неудачников против счастливых; инстинкт посредственности против исключений. Стадо видит высшее в середине и в среднем. Все должны быть равны, все обязаны быть одинаковы, поэтому всякое исключение, стоящее над стадом, воспринимается его членами как нечто враждебное и вредное. В стаде невозможны одиночество, оригинальность, самостоятельность; в стаде каждый должен быть прозрачен и понятен для остальных. Убеждение стада: "Ты должен быть доступен познанию, твое внутреннее Я должно обнаруживаться в отчетливых и неизменных знаках, иначе ты опасен. Если ты зол, твоя способность притворяться крайне вредна для стада. Мы презираем таинственных, не поддающихся познанию. Следовательно, ты должен сам себя считать познаваемым, ты не должен быть скрытым от самого себя, ты не должен верить в свою изменчивость".
О тех опасностях, которые подстерегают общество, превращающееся в стадо или, как его еще называют, в "высоко интегрированную массу", позднее писали Х. Ортега-и-Гассет, К. Ясперс и др.
Эти опасности оказались реальными: тоталитарные режимы недавнего прошлого во многом превратили общество в высоко интегрированную массу и поставили под угрозу саму природу человека.
Превращение общества в стадо, возглавляемое проницательным "вождем", "фюрером" и т. п., постепенно меняет природу человека и ведет к примитивизации и, в конечном счете, к вырождению любви. Любовь к "будущему прекрасному миру", "любовь к дальнему", к вождям, восторженное отношение к "порядку", устанавливаемому твердой рукой, ограничение всех потребностей человека только его естественными, не превышающими прожиточный минимум потребностями, – все это искусственные, можно сказать, головные виды любви.
Такая любовь не является уже полноценным выражением глубин личности, конечности человека, его свободы, открытости человека будущему, его неповторимости и метафизичности, постоянных попыток познать границы своих возможностей и т. д.
Любовь в закрытом обществе несет на себе явный отпечаток определенной, достаточно примитивной, чтобы быть доступной для всех, теории развития общества. В коммунистическом обществе это марксизм-ленинизм, в национал-социалистическом обществе – расовая теория и убеждение в биологически предопределенном превосходстве "нордической расы" над всеми иными расами. Ведущие формы любви коммунистического и национал-социалистического обществ – результат специального обучения, притом обучения, всегда сопровождаемого жестокими репрессиями, террором не только против инакомыслящих, но и против, если можно так выразиться, инакочувствующих.
Люди, несущие на себе "родимые пятна" старого, свободного общества не способны испытывать интимные и глубокие чувства в отношении неопределенного, но совершенного во всех отношениях "будущего мира", живущего в этом мире "идеального человека", приходить в восторг от собственного аскетизма, служащего скорейшему наступлению прекрасного будущего, и т. п.
Всякая любовь является любовью к конкретным, данным в чувстве вещам. Любви к абстрактному, воспринимаемому только умом, не существует. "Мыслимое, – категорично утверждает Г. Гегель, – не может быть любимым". Любовь к ближнему – это любовь к людям, с которыми вступаешь в отношения, любовь к добру – любовь к конкретным его проявлениям, тем поступкам, в которых оно находит свое выражение, любовь к прекрасному – влечение к вещам, которые несут в себе красоту, но не любовь к "красоте вообще". Нельзя любить "человечество", как нельзя любить "человека вообще", можно любить только данного, отдельного, индивидуального человека во всей его конкретности.