- Выскажу только предположение: это кумулятивные снаряды, посланные из какого-то хитрого, скорее всего, реактивного приспособления. Головка снаряда делается из мягкого металла. В момент удара она сминается, как бы прилипает к броне. От взрывателя огонь идет на капсюль-детонатор. Газовый поток разрывного заряда - плотный, мгновенный, с чрезвычайно высокой температурой - направленно прожигает в броне отверстие, проникает внутрь танка. В зависимости от того, куда струя попадает, там возникает пожар, взрыв боекомплекта, и экипаж гибнет…
- Огонь как-то особым образом штопорит…
- Тут понадобятся лабораторные исследования. Я займусь этим до вашего выздоровления. А пока крепитесь, Павел Михайлович…
Врачи в госпитале обнаружили то, чего не рассмотрел военврач в полевом медсанбате. В позвоночнике, в сантиметре от центрального нерва, засел осколок. Он вдруг напомнил о себе свирепой режущей болью в спине. Она стала невыносимой. Как только ушел комбриг, Павла положили на операционный стол, стянули ремнями руки и ноги. Медсестра прижала маску. В нос ударил резкий запах хлороформа. "Считайте!" - донеслось издалека. Павел стал торопливо считать, вдыхая хлороформ. То ли от боли, то ли от нервного напряжения он никак не мог уснуть. Сбился со счета, начал снова: "…семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…" Хирурги в этой операции не имели права ошибиться. Малейший неточный разрез или разрыв - и человек либо умрет, либо станет сумасшедшим, либо его разобьет паралич.
- …двадцать, - всхлипывая, прошептал Павел.
Сестра отняла от лица маску. "Отложили", - обрадованно подумал он и открыл глаза. Он уже лежал на спине, ребра обтягивал жесткий кожаный корсет. Сестры, смущенно улыбаясь, собирали инструмент. Одна из них отдернула в окне штору. Операционную залил солнечный свет. Значит, между "девятнадцатью" и "двадцатью" прошло несколько часов!
Хирург, в шапочке, тесной для большого лысого черепа, с мешками под глазами, прощупывал пульс. Увидев, что раненый очнулся, он скрипуче проговорил:
- Вы матерились, как настоящий биндюжник. Где только научились?
Павел был еще пьян от хлороформа, его тошнило. Ответил раздраженно:
- Оставьте меня в покое!
Хирург с деланным возмущением всплеснул руками:
- Что б вам дожить до моих лет! Я сделал отчаянно сложную операцию, и нате вам благодарность!
Бесшумно скользящие сестры сердито фыркнули. Хирург снял очки с толстыми стеклами. Как у всяких людей с плохим зрением, его глаза стали беспомощными. Он поморгал, будто в глаз попала соринка, спросил, заговорщицки перейдя на полушепот:
- Хотите, покажу осколок?
С эмалированной чашечки пинцетом он подхватил крошечный кусочек окровавленного металла.
- Хотите на память?
Павла удивила несоизмеримость страданий с микроскопической величиной стального комочка.
- Вы будете жить сто лет, - торжественно проговорил хирург и вздохнул. - Три миллиметра отделяли вас от верной смерти…
Здоровой рукой Павел взял осколок, повертел в пальцах:
- Я думал, в меня влетела по крайней мере пудовая болванка… Как вас зовут, доктор?
- Военврач Гринберг.
- Спасибо вам, товарищ военврач… Скажите, мне долго лежать?
Гринберг почесал кончик носа.
- Раны тяжелые… Но все зависит от вас.
Действие хлороформа стало проходить. Тупая саднящая боль пришла откуда-то из желудка и вцепилась в позвоночник.
- Девочки! Морфий! - как бы из тумана донесся голос Гринберга.
…Через неделю Павла снова навестил Ростовский. Он привез на этот раз портативный кинопроектор, загадочно произнес:
- Я вам покажу прообраз смерти, которая едва не коснулась вас.
Он опустил черную маскировочную штору, включил проектор. По белой стене запрыгали кадры, снятые при сильном замедлении. Показалась толстая броневая плита. Вращаясь, к ней приблизился тупоносый снаряд, сплющился и стал быстро раскаляться. Игольно-тонкая струя проникла через металл, рассеяв массу осколков и искр.
- Похоже?
- В точности! Как вам удалось такое воссоздать?!
- Ну, в лаборатории это просто. По вашему докладу я составил примерное описание кумулятивного оружия. Генерал Воробьев поручил поднять все справочники и другие источники. Мы перебрали заводы в рейхе и оккупированных странах, где немцы могли наладить его производство. Фактически они смогут делать его где угодно. Генерал вошел с ходатайством в генштаб. Бойцам и командирам, партизанским отрядам и разведчикам в тылу врага послана ориентировка на новое оружие… Как видите, поиск начался. Вплотную этим оружием придется заняться вам, дорогой Павел Михайлович.
- Разве я могу сейчас?… - проговорил Клевцов с досадой.
- Э-э, друг мой, расхолаживаться не советую. Помните, Вольтер сказал: "Работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока и нужды". Чтоб вам не томиться в безделье, буду держать в курсе дела.
Павел растроганно сжал гладкую руку профессора.
- Если бы вы знали, как плохо без работы!
- И еще мы решили, что вам надо потренироваться в немецком языке, чтобы вы его совсем не забыли. Возможно, это вам скоро понадобится.
- Но я сейчас не могу писать.
- И не надо. Набирайтесь сил. А заниматься с вами станет одна милейшая женщина. Она придет завтра.
"Все равно лучше Ниночки не найти", - подумал о жене Павел.
Незадолго до отъезда на Воронежский фронт Нина сказала ему, что ее берут в Главное разведывательное управление Красной армии - ГРУ. Вскоре она куда-то уехала. Павел получил от нее коротенькую записку без обратного адреса. О том, что с ним случилось, Нина, скорее всего, не знала. Павел просил Гринберга позвонить домой, однако телефон молчал.
Появившись в палате на другой день, Георгий Иосифович приложил палец к губам и выглянул в коридор. Дверь распахнулась, на пороге появилась… Нина! В халате, наброшенном поверх армейской формы. Жена вымученно улыбнулась и опустилась перед ним на колени.
- Как же тебя изувечили! - сквозь слезы произнесла она.
- Не горюй. Вон Георгий Иосифович меня уже к делу пристраивает, - дрогнувшим голосом проговорил Павел.
Нина подняла стриженую голову, взглянула на комбрига:
- Значит, это вы вернули меня из ГРУ в академию?
- Только в интересах дела. И просил не я один. - Ростовский одернул халат, церемонно поклонился и направился к дверям.
Глава вторая
ВЗОРВАННЫЕ ГОДЫ
1933-1941…
В XX веке, величайшем столетии техники, люди научились "изготовлять" мифы так же надежно и с той же целью, что пулеметы или бомбардировщики. Появились искусные специалисты этого дела, мастера мифотворчества. В этом отношении миф расы, или крови, или миф фюрера были по существу своеобразным видом оружия, может быть, более страшным, чем любой сверхтанк или пушка. Они поражали самый главный участок - человеческий мозг - и подчиняли себе человека целиком, без остатка.
ЭРНСТ КАССИРЕР
1
В большом особняке на южной окраине баварского городка Розенхейм жил Ноель Хохмайстер - неутомимый работник и один из беспокойных чудаков, которые ворвались в XX век вместе с проектами летательных аппаратов, кинематографом, машинами на электрической тяге и жаждой разбогатеть.
Сначала Ноель увлекся кинематографом. Он купил ателье разорившегося фотографа, заказал у месье Патэ кинокамеру с запасом пленки и начал делать фильмы, соответствующие морали устойчивого и фарисейски-сентиментального бюргерства. Ленты - с женой, соблазненной приезжим ловеласом, с благочинным пастором и раскаявшимся грешником, с мальчиком, украденным в рождественскую ночь, с девочкой, погибшей от рук негодяя, - пеклись со скоростью машины, делающей пончики. В конце концов фильмы Хохмайстера надоели зрителям. Владельцы кафе и театров отказались от его поделок.
Ноель бросился в новую авантюру. Он занялся конструированием электрической машины. Он мечтал создать фантастический автомобиль, железнодорожную дрезину, фуникулер в Альпах, наконец инвалидную коляску, которая приводилась бы в движение от тока аккумуляторов. Но ни один из этих электрических монстров не увидел света. Вес батарей, в десятки раз превышающий вес самой конструкции, вогнал идею в землю задолго до ее воплощения в форму и металл.
Тогда по примеру удачливого земляка Эрнста Хейнкеля Ноель обратился к авиации. На проектирование и строительство аэроплана у него не было денег, но он устроился механиком на завод "Байерише моторенверке" и стал строить летательный аппарат по частям - деталь за деталью.