- Я знаю своего братца, - отвечал полковник, - и знаю, что мое вмешательство ему не нужно. Он гораздо более осмотрительный человек, нежели вы полагаете, и дух его непоколебим. Если бы в деле была замешана женщина, быть может, я и не был бы так спокоен, но доверить председателя ему и вашим двум слугам я могу с закрытыми глазами.
- Ваша уверенность меня радует, - сказал принц, - и все-таки душа у меня не на месте. Эти мои слуги - первоклассные сыщики, и тем не менее разве злодей не умудрился трижды обмануть их бдительность и провести по нескольку часов кряду неизвестно где? Можете быть уверены, он не теряет времени даром. Какой-нибудь дилетант еще мог бы случайно потерять его след, но если председателю удалось сбить со следа Рудольфа с Жеромом, это неспроста. У этого человека, должно быть, имеются веские причины действовать таким образом, не говоря уже о его дьявольской ловкости.
- Я полагаю, - ответил Джеральдин слегка обиженным голосом, - что это наша забота, моя и брата.
- Вполне с вами согласен, полковник Джеральдин, - ответил принц. - Но, быть может, именно вследствие этого вы и могли бы несколько прислушаться к моим советам. Вон та девица в желтом недурно танцует.
И беседа перекинулась на обычные темы парижских балов во время Масленицы.
Сайлас спохватился, что ему пора идти на свое свидание. Он думал о нем без всякого удовольствия. В это время толпа повлеклась к дверям, и он не стал сопротивляться течению, которое занесло его в уголок под хорами, где слух его тотчас уловил знакомые интонации мадам Зефирин. Она говорила по-французски с тем русокудрым юношей, которого ей указал немногим меньше получаса назад таинственный англичанин.
- Я вынуждена оберегать свою репутацию, - говорила она, - иначе я не стала бы думать ни о чем, кроме как о влечении собственного сердца. Впрочем, довольно одного вашего словечка портье, и он пропустит вас беспрепятственно.
- Но к чему этот разговор о каком-то долге? - возразил ее собеседник.
- Боже мой! - воскликнула она. - Неужели вы полагаете, что мне меньше вашего известны нравы отеля, в котором я живу?
И, нежно опираясь на руку своего собеседника, она прошла с ним дальше.
Сайлас снова вспомнил, что и его тоже ожидает свидание.
"Как знать, - подумал он, - какие-нибудь десять минут, и я сам, быть может, пойду под руку с дамой, не уступающей мадам Зефирин красотой, и, быть может, даже лучше одетой? Вдруг она окажется настоящей светской дамой да притом еще и титулованной?"
Но, вспомнив орфографию полученного им любовного письма, он немного сник.
"Впрочем, она могла продиктовать записку горничной", - подумал он тут же.
Оставалось всего пять минут; пульс его участился, сердце тягостно заныло. Ему пришло в голову, что еще, собственно, не поздно, и он вовсе не обязан явиться на свидание. Добродетель, найдя мощного союзника в малодушии, подвигала его ближе к дверям - на этот раз самостоятельно и даже против общего течения, которое внезапно повернуло назад. Но - то ли он устал протискиваться сквозь толпу, то ли пребывал в том состоянии духа, когда невозможно бывает больше нескольких минут кряду следовать в одном направлении, - как бы то ни было, он в третий раз повернул назад и остановился невдалеке от места, указанного ему прекрасной незнакомкой.
Здесь он пережил сущую душевную муку и, будучи благочестивым молодым человеком, несколько раз принимался молить Бога о помощи. Предстоящая встреча его уже не привлекала нисколько, и только глупый страх показаться недостаточно мужественным удерживал его от бегства. Однако чувство это оказалось сильнее всех прочих, и хоть и не заставило его сделать и шагу вперед, но помешало уйти. Между тем часы показывали десять минут двенадцатого. Юный Скэддемор приободрился. Выглянув из своего уголка, он увидел, что в условленном месте его никто не ждет. Должно быть, наскучив ожиданием, его таинственная поклонница ушла. Все его малодушие как рукой сняло. Он так и светился отвагой. Пусть и с опозданием, но все же он пришел, и это снимало с него тень обвинения в трусости. Впрочем, продолжал он рассуждать, над ним, очевидно, подшутили, и он уже поздравлял себя с собственной проницательностью, позволившей ему раскусить шутку и перехитрить своих мистификаторов. Как легко совершаются подобные переходы в юности!
Ободренный всеми этими соображениями, он дерзко покинул свой угол, но не успел сделать и двух шагов, как почувствовал на своей руке легкое прикосновение женской ручки. Он живо обернулся и увидел перед собой даму весьма крупных форм и с довольно величавыми чертами лица, лишенными, впрочем, малейшего признака суровости.
- Вы, я вижу, опытный сердцеед, - сказала она, - ибо заставляете себя ждать. Но я твердо решила с вами повидаться. Если женщина решается на первый шаг, она уже оставляет все соображения мелкого самолюбия далеко позади.
Сайлас был ошеломлен могучими формами своей очаровательной корреспондентки, а также внезапностью, с какой она на него обрушилась. Впрочем, она держалась так просто, что вскоре и он стал чувствовать себя с ней вполне непринужденно. Она была очень любезна и мила, вызывала его на острословие и до упаду смеялась его шуткам. Таким образом, в предельно короткий срок с помощью комплиментов и бренди, разбавленного кипятком, ей удалось внушить ему, что он до смерти влюблен, и, больше того, - вырвать у него признание, облеченное в самые страстные выражения.
- Увы! - сказала она. - Как ни велико счастье, которое доставляет мне ваше признание, я должна бы проклинать эту минуту. До сих пор я страдала в одиночестве; теперь, мой бедный мальчик, нас двое. К сожалению, я не свободна. Я не могу пригласить вас к себе, ибо за мною учрежден ревнивый надзор. Я, пожалуй, вас старше, - продолжала она, - и вместе с тем насколько слабее! И хоть я ничуть не сомневаюсь в вашей отваге и решимости, я должна в наших же интересах руководствоваться своим знанием света. Где вы живете?
Он назвал ей свой отель, улицу и номер дома.
Она задумалась.
- Хорошо, - сказала она наконец, - я ведь могу рассчитывать на вашу преданность и повиновение, не так ли?
Сайлас с жаром уверил ее в своей безграничной покорности.
- Ну что же, - продолжала она с улыбкой, - в таком случае завтра вечером вы должны сидеть дома и под любым предлогом избавиться от случайных посетителей. У вас двери, вероятно, запираются в десять?
- В одиннадцать, - сказал Сайлас.
- Хорошо. Ровно в четверть двенадцатого вы выйдете из дому. Попросите портье вас выпустить, - и смотрите же, не вступайте с ним в объяснения: это может погубить все дело. Идите прямо на угол Люксембургского сада и Бульваров. Там я и буду вас ожидать. Я рассчитываю, что вы в точности исполните мои указания, и помните: малейшее, самое незначительное, отступление может погубить несчастную женщину, повинную лишь в том, что увидела вас и полюбила с первого взгляда.
- Мне не совсем понятно, зачем столько предосторожностей, - сказал Сайлас.
- Ого, вы уже начинаете проявлять свою власть надо мной! - воскликнула она, игриво прикоснувшись к его руке веером. - Терпение, терпение! Со временем придет и это. Но вначале женщине нужно, чтобы ей повиновались, и только потом она сама начинает находить особое наслаждение в покорности. Ради всех богов, делайте, как я вам велю, или я ни за что не ручаюсь. А впрочем, - прибавила она задумчиво, словно ей только что представились какие-то дополнительные и непредвиденные осложения, - я придумала для вас еще лучший способ избавиться от непрошеных гостей. Скажите портье, чтобы он никого к вам не пускал, кроме человека, который, быть может, придет получить с вас старый долг; причем произнесите это с некоторым волнением, словно страшитесь визита этого кредитора, так, чтобы ваши слова как можно убедительнее прозвучали в ушах портье.
- Я полагаю, что и сам могу изыскать способ избавиться от нежелательных визитеров, - не без досады ответил он.
- Мне бы хотелось, чтобы вы поступили именно так, как я говорю, - холодно произнесла она. - Ну, да я знаю мужчин. Для вас репутация женщины ничто.
Сайлас покраснел и потупился. Он и в самом деле рассчитывал порисоваться перед друзьями в своей новой роли победителя.
- Главное же, - повторила она, - когда будете выходить, - ни слова портье!
- Почему вы придаете этому такое значение? - спросил он. - Из всех ваших указаний последнее мне кажется наименее существенным.
- Вы ведь сомневались в целесообразности и прочих моих распоряжений, которые вам уже более не кажутся излишними, - парировала она. - Поверьте мне, что и это, последнее, не простой каприз; со временем вы убедитесь сами. Чего стоят, однако, ваши чувства, если в первое же свидание вы хотите отказать мне в таком пустяке!
Сайлас запутался в оправданиях и извинениях, которые она внезапно прервала, как бы невзначай взглянув на стенные часы.
- Господи Боже мой! - воскликнула она, всплеснув руками. - Неужели так поздно? У меня ни минуты времени. Увы, какие мы, женщины, несчастные, какие мы все рабыни! Вы и представления не имеете, чем я рискую ради вас! - И, повторив еще раз свои указания, сопровождая их ласковыми словами и более чем красноречивыми взглядами, она пожелала ему покойной ночи и исчезла в толпе.