Какова же общая характеристика символа? Доказательство реальности наших понятий, считает Кант, предполагает созерцание. Акт присоединения созерцания к понятию он называет изображением объекта и утверждает, что без этого акта (будь он опосредствованным или непосредственным) невозможно никакое познание. Если к эмпирическому рассудочному понятию присоединяются эмпирические созерцания, последние выступают как примеры. Рассудочные понятия всегда должны поддаваться демонстрации, показу на примере. Когда к чистым, априорным понятиям рассудка присоединяются априорные созерцания, содержащие прямые изображения (демонстрацию) понятия, – это схемы, по которым конструируются понятия. Если же созерцания подводятся под понятия (или идеи) разума, которым не может соответствовать никакое чувственное созерцание, то эти созерцания суть символы. В роли символов выступают образы вещей (или созерцания), изображения предметов, к которым могут быть применены понятия рассудка. Поэтому символы в отличие от знаков сами значат, они – суть средства представления через понятия. Символизируемое же ими понятие (или идея) разума получает значение косвенно, через аналогию с данным образом (или созерцанием).
Высшая цель искусства у Канта – изображать идеалы, в основе которых должна быть какая-нибудь идея разума, и самая главная из них – идея нравственного добра. Как всякая идея разума, она не может быть изображена ни с помощью примера, ни с помощью схемы. Она может быть лишь символизирована.
Характеризуя кантовское понимание символизма как вида интуитивного познания, необходимо отметить, что интуиция понимается Кантом как наглядное, чувственное созерцание, а не как непосредственное постижение истины. Поэтому интуитивный характер символа у Канта вовсе не исключает его рационалистического истолкования. Кант характеризует символы как средство рассудка. В процессе чувственного воплощения идей разума в символе "способность суждения выполняет два дела: во – первых, применяет понятие к предмету чувственного созерцания, во – вторых, применяет правило рефлексии об этом созерцании к совершенно другому предмету, для которого первый есть только символ".
Что касается искусства, то здесь связь символа и его "значения" (понятий разума) имеет еще более опосредствованный характер. Между понятием разума и его символом Кант ставит еще одно звено – эстетическую идею. Гений в искусстве, утверждает Кант, состоит, во – первых, в способности находить для данного понятия эстетические идеи и, во – вторых, подбирать для этих идей выражение, причем вторую способность он считает главным признаком гения в искусстве.
Выражение же эстетических идей, по Канту, и является красотой. "Одним словом, эстетическая идея есть присоединенное к данному понятию представление воображения, связанного в своем свободном применении с таким многообразием частичных представлений, что для него нельзя найти ни одного выражения, которое обозначило бы определенное понятие и которое, следовательно, позволяет мысленно прибавить к этому понятию много неизреченного, ощущение чего оживляет познавательные способности…".
Итак, символом в искусстве, согласно Канту, является не сама "эстетическая идея", а ее выражение – красота. Причем красота в искусстве, утверждает Кант, – это прекрасное представление о вещи, образ, который может даваться как в "телесном изображении", что имеет место в изобразительных искусствах, так и через представления одного только воображения, вызываемых словами в поэзии. В первом случае символы в искусстве телесны, во втором, а именно в поэтическом искусстве, они лишь "представляемы", причем материальными знаками их являются дискурсивные знаки – слова.
Наряду с понятием "символа" Кант при характеристике искусства употребляет и понятие "аллегория", но не в смысле произвольного знака, а в значении, близком к символу, поскольку это понятие связывается с выражением эстетических идей.
После Канта и благодаря ему понятие "символа" получает в эстетике существенное значение. Уже у Гердера, несмотря на его полемику с Кантом по проблеме истолкования символа, наметился переход от учения о "естественных знаках" к такому пониманию символа, которое многим было обязано кенигсбергскому философу. В этом понимании, позднее четко сформулированном Гете, ряд исследователей (Г. Лооф, Б. Со́ренсен) справедливо усматривают влияние кантовской характеристики "эстетической идеи". В "Максимах и размышлениях" Гете писал: "Символика превращает явление в идею, идею в образ и притом так, что идея всегда остается в образе бесконечно действенной и недостижимой. Даже выраженная на всех языках, она осталась бы все – таки невыразимой".
Кантовская характеристика символа, безусловно, оказала большое влияние также на интерпретацию символа в сочинениях Шиллера, Гумбольдта и Гегеля.
Вопреки мнению Гердера, высказанному им в "Каллигоне", о том, что Кант не видел важности проблемы языка, эта последняя (наряду с проблемой знака и символа) имела существенное значение в философии и эстетике Канта, хотя, может быть, и не получила у него развернутого, "эксплицитного" выражения.
В произведениях немецкого мыслителя – и это вполне в духе философии языка XVII–XVIII веков – содержится немало критических замечаний в адрес языка. Недостатки последнего он видит в его ошибочном применении, когда знаки принимаются за вещи и наоборот. Смешение знаков с вещами, стремление увидеть в знаках внутреннюю реальность, как если бы предметы должны были сообразовываться со знаками, Кант иронически называет "странной игрой воображения с людьми". С неверным применением языка он связывает двусмысленность в использовании слов и терминов, в частности в области философии. Вместе с тем Кант был убежден, что "самый лучший способ обозначения мыслей есть обозначение с помощью языка, этого величайшего средства понять себя и других". Преимущества звуков языка как средства для обозначения понятий немецкий философ видит в их знаковой природе, в том, что "сами по себе они ничего не значат" и как таковые обозначают не объекты, а разве только внутренние чувства. Мысль неразрывно связана с языком; мыслить, утверждает Кант, "значит говорить с самим собой".
Язык, хотя он является средством дискурсивного познания посредством знаков, прибегает и к символам. Наш язык, считает Кант, полон таких косвенных изображений по аналогии, благодаря которым "выражение содержит в себе не настоящую схему для понятия, а лишь символ для рефлексии". Символический способ выражения понятий в языке имеет свое значение, но тот, кто любит выражаться только символически, имеет еще мало рассудочных понятий. Столь часто приводящая в восхищение живость изображения в речи дикарей – это, по мнению Канта, только признак бедности в отношении понятий, а потому и в отношении слов для выражения понятий.
Высокая оценка, которая дается Кантом языку, связана с его пониманием коммуникативного характера познания. Всеобщая сообщаемость познания, согласно Канту, предполагается во всякой логике и в каждом принципе познания, за исключением скептического. Скептицизм отрицает всеобщую сообщаемость познания, поскольку он рассматривает его лишь как субъективную игру представлений. Кант же связывает коммуникативный характер познания с тем, что ему присуще "соответствие с объектом".