Первый генерал-гидрограф, почетный академик Сарычев, принимает Лазарева в обширном своем кабинете, похожем на картографическую мастерскую. Он недавно вернулся с Балтийского моря, где командовал эскадрой, собирается на Камчатку, исследователем коей и преобразователем был много лет. Впрочем, всех обязанностей Сарычева не счесть. Он удивляет департаментских чиновников способностью заниматься одновременно наукой и плаваньем. О Сарычеве и Головнине говорили со слов адмирала Шишкова: "Труженики столь исступленные, что отдых почтут за оскорбление".
Лазарев застал Сарычева за просмотром составленного им учебника геодезии. Богатырски сложенный, с маленькой головой и стремительным, быстрым взглядом, Сарычев сидел за большим столом и выводил синим карандашом поверх тетради: "Метод определения расстояний на море по угловой высоте рангоута".
- Садитесь! - кивнул он Лазареву дружески и ворчливо добавил: - А карт-то нет… Заказал для вас, но верных карт мало. Сами знаете иностранцев: они врут, а мы верим. - Сарычев зашагал по кабинету, продолжая высказывать свои соображения: - Ваше плаванье должно быть заключительным! Поняли вы меня? Именно заключительным! После всего того, что сделано гидрографами, что снято на картах и в тех местах, куда вы направляетесь, вам следует установить: есть ли Южная земля? Это важно! Но, помимо задачи открытия земли, коли существует она, на вас возлагается еще задача правильной описи островов, заливов, с промером глубин, с изучением свойств воды, водных течений… А посему вы, друг мой, и сподвижники ваши по путешествию должны быть искуснейшими мореходцами!
Говорил он все так же ворчливо, отрывисто, прямотой своей и стремлением подойти к делу без лишних и официальных слов выражая Лазареву свое доверие. Гидрография, по мнению Сарычева, не пользовалась должным вниманием молодых моряков. Больше чем когда-либо он "ревновал" сейчас к тому, насколько охотно будет заниматься Лазарев промеркой глубин, изучением льдообразования, температуры и всей той "черной работой", которая столь необходима для науки.
- Ратманов вряд ли сможет начальствовать в экспедиции, - продолжал Сарычев. - Здоровьем все еще слаб. Слыхал, будто просит назначить вместо него Беллинсгаузена. Уже сама боязнь идти в плаванье чревата неудачами. Думаю, министр примет во внимание немалое это обстоятельство.
- Неясность с начальствованием удлинит срок подготовки экспедиции, - тихо сказал Лазарев. - Известно ли вашему превосходительству о готовности кораблей к выходу? Готовы ли инструкции для экспедиции в Адмиралтейств-коллегий?
- Шлюп "Мирный" уступает в ходе "Востоку". Несоответствие это может стать гибельным для дальней экспедиции. О том министру доложено. Рекомендую вам до вступления в должность начальствующего в экспедиции позаботиться обо всем, дабы быть наготове.
- Имею ли на то полномочия?
- Само время, интересы дела и ваше достоинство дают их вам, - строго ответил Сарычев. - Корабли видели?
- Не видел, ваше превосходительство.
- Сперва корабли надо осмотреть, с портовыми служителями о всех нуждах переговорить, а потом сюда явиться, и тогда уже в запросах своих никому не уступать, - назидательно и резковато заметил Сарычев. - Посчитаю сегодняшнее ваше посещение предварительным. А ждать нельзя, сейчас уже надо команды набирать.
Негласно он предупреждал лейтенанта о том, что может ждать его в Адмиралтействе. Сам не раз боролся с рутиной и не мог пересилить заведенных порядков. А в юности немало страдал от случайных флотских "опекунов". Вдвоем с Беллинсгаузеном на байдаре отваживался, бывало, в малознакомых морях на отчаянные переходы и знал, что департаментские сановники не поймут его рвения.
- Разрешу спросить, ваше превосходительство, подобрана ли команда? Без Ратманова смогли ли найти и обучить матросов? Можно ли принимать, не проверив, тех, кого пришлют из рот?
- А ты не жди Ратманова. Коли знаешь кого из матросов да мастеровых, записывай, назначай. Команда на тебе. Так и штабу велю передать от моего имени, - незаметно для себя перейдя на "ты", запросто сказал адмирал. И доверительно прибавил: - В свои руки коли дела не возьмешь, ничего не выйдет! Не так ли?
И хотя этим признанием он как бы умалял честь Адмиралтейства, в котором служил, и свою, Лазарев благодарно улыбнулся и с облегчением ответил:
- Слушаюсь, ваше превосходительство.
Лазарев попрощался и вышел. В Адмиралтейств-коллегий он не нашел чиновников, ведающих отправкой экспедиции. Оставив рапорт о прибытии из отпуска, покинул здание.
Итак, он властен один, не дожидаясь старшего по экспедиции, готовить корабли к походу!
Тот же извозчик дотащил Лазарева на Выборгскую. Маша встретила вопросом:
- Ну что? Видел корабли?
Она знала о том, как не терпится Михаилу побывать на кораблях, назначенных в плаванье, и спрашивала об этом так, словно корабли стояли где-то поблизости на Невке.
Она сидела на диване, совсем по-домашнему, в бархатном халате, опушенном беличьим мехом, как будто жила здесь не первый день. Это порадовало Михаила. А он-то думал, что сестре будет чуждовато, неприютно в его доме! Он вспомнил утренний разговор с ней и удивился: она была пытлива и насмешлива, а ведь, кажется, жила провинциалкой… Или некое шестое чувство помогает ей разбираться в том, что может отпугнуть другого своей необычностью, или попросту все скрашивает ее милая девичья простота. Он подумал о том, что мало знает женщин и потому удивляется этой женской способности везде скрашивать жизнь своим присутствием. Вспомнил он и слова Головкина, сказанные как-то в своем кругу: "Моряки пишут плохо, но чистосердечно, живут одиноко, но чувствуют остро, не избалованы и потому больше других стесняются женщин!"
Потом сестра раскладывала на тарелки гречишники и заправленную в уксусе стерлядь, принесенные денщиком из кухмистерской, разливала вино.
Он пообедал с сестрой, и только начало смеркаться, опять вышел из дома. Старик Паюсов ждал его и быстро повел лодку. В Рыбной слободе встретило их шумное сборище обитателей этого дальнего района. Возле полуразрушенного кирпичного завода, некогда при Петре поставлявшего кирпич на постройку столицы, сошлись мастеровые и требовали у старосты отрядить их на работу в Охтинские мастерские. Один из мастеровых, вскочив на поваленную будку, кричал о том, что на Охте снаряжают в плаванье четыре корабля и подрядчики-немцы уже ведут туда своих людей, а им, слободским, несмотря на милость государыни, нет на корабли доступа.
Лазарев знал, о какой "государевой милости" идет речь. Лет тридцать назад, когда бились русские с турками на берегах Рымника, шведский король двинулся войной на Россию, и жители Рыбной слободы поголовно пошли в гребцы на гребную флотилию, охранявшую прибрежье и шхеры. С тех пор в слободе стоит поставленный Екатериной памятник рыбакам, и о нем, поглядывая в ту сторону, напоминал мастеровой.
Лазарев присел на бревно, слушал. Староста, шустрый, остролицый старичок в чиновничьей фуражке, твердил:
- Казенных людей хватает. - И разводил руками.
Лазарев спросил мастеровых:
- Тиммерманы и купоры есть среди вас?
Голоса замолкли, из толпы не сразу ответили:
- Есть, ваше благородие, а что до кузнецов, так нигде лучше наших не сыщешь!
- То поглядеть надо, - намеренно недоверчиво протянул Лазарев.
- А вы, ваше благородие, не бойтесь! Всей слободой ответим за своего мастера. Ни в чем иноземцам не уступим.
- Так ли, староста?
- Бывает, ваше благородие, что и не уступят, - поежился староста. - Но ведь голь перекатная, сами посудите, а те мастера - люди приличные! Иные из Лондона да Копенгагена…
- А сам откуда? - прервал его Лазарев.
- Сам я тутошний, - в замешательстве буркнул староста, колючим взглядом устремившись на офицера.
И вдруг кто-то из толпы тоненьким голосом пропел:
С деревни Лишней
Барона Клишни,
Приказчик верный
И врун безмерный!
- Прикажите им замолчать, ваше благородие! - робко сказал староста. - Сил моих нет. У Остзейского барона Клишни сколько работал, таких не встречал!
- Завтра на Охту десять мастеров пришлешь ко мне! - приказал Михаил Петрович, указывая на собравшихся. - И пусть сами выберут лучших - тиммерманов да кузнецов! Спросить лейтенанта Лазарева.
- Много благодарны, ваше благородие, - донеслось ему вслед.
И как вздох раздалось где-то сзади:
- Ла-за-рев.
Он хотел лишь узнать о мастерах, можно ли будет заменить ими недостающих и нерадивых, а вышло так, что в ссоре со старостой принял их сторону. Оказывается, не один десяток мастеровых слоняется без дела по городу. Он поймал себя на том, что сам бы с удовольствием принялся вместе с ними за работу. Странная, казалось бы, тяга к плотницкому труду для человека, которому делом жизни стала мореходная наука. Один вид недостроенного корабля таил в себе столько заманчивого, призывного к труду и плаванью!