Уметь или не уметь - на Валааме это то же, что быть или не быть. Да и не только на Валааме…
Зашел к председателю сельсовета Анатолию Михайловичу Свинцову, молодому еще человеку, здешнему уроженцу, плотнику по профессии, светлоусому, озерно–голубоглазому. Он, должно быть, находился под впечатлением какого–то разговора или на совещании побывал. Что–то недоговоренное в нем бродило:
- Вот, пожалуйста… Готовы отдать полякам: они отреставрируют в лучшем виде. Или финнам - те и подавно. А мы то сами? Что ли уж мы ничего не умеем? Руки опустили? Монахи умели - такие же были русские люди. А мы?..
Столько отшумело совещаний, утрясений, согласований с тех пор, как Анатолий Михайлович Свинцов поменял плотницкий инструмент на стило председателя. И что же? Человек он горячий, руки у него чешутся: все бы сам переделал, а рук не хватает на все…
- Объявили на острове зоны строгой заповедности. Прекрасно! Стали ходить по дорожкам, не топчут леса. По и лесхоз умыл руки: пусть все будет, как есть, положимся на божью волю В заповедные зоны глаз не, кажут, санитарных рубок не ведут, валежник не убирают, каналы, дренажные канавы не чистят. Природа нам за это спасибо не скажет. Па Валааме ей помощь нужна!
Валаамские проблемы туго связаны в узел; хвост вытащишь, нос увязишь. Вот горячо спорили: строить грузовой причал в том месте или в этом? Построить причал - лишиться чистой (директор музея сказал: "недозагрязненпой") воды. Кстати, Валаам - последнее место на Ладоге, где озерную воду пьют не хлорированной… А причал помаленьку строят. Вез причала не осуществить реконструкцию памятников, не построить поселка. Стали забивать в дно сваи, а там все вымощено топляком, бывало, целые гонки леса уходили на дно. Нет худа без добра: топляк со дна подняли, сам видел целые штабеля леса на берегу Монастырской бухты. Будет чем в зиму печки топить. Кажется, это первый опыт такого рода на Ладоге: топляки выловить на дрова; есть чему другим поучиться!
Население Валаама исчисляется нынче в 450 душ. Из них сотня пенсионеров, главным образом бабок. Порядочно ребятишек. Предлагали переселить старых людей на материк, жилье обещали, дом престарелых. А бабки ни в какую: на Игуменском кладбище будем лежать, больше нигде. (Поселковое кладбище сразу за оградой Игуменского.)
Будут строить поселок. Есть несколько вариантов проекта. Руководство музея, советская власть на острове склоняются к коттеджному варианту. И правда, кажется, так–то оно бы лучше. Однако проект не утрясен. Непреходящая тряска воцарилась в общественной атмосфере острова, как некий циклон. А отойдешь чуток от монастырских стен, хоть в ту сторону, хоть в эту, - и погрузишься в благоуханную тишину, в немыслимую благодать…
Так летом, а в зиму? Вертолеты в непогоду на Валаам не летают. Ледовая дорога в Сортавалу установится хорошо если в январе. Да и то… ездить по льду рискованно. На Валааме говорят: "Это наша дорога жизни". Для взлетно–посадочной полосы на острове не находится места. Провести бы электричество с материка, не мучиться бы с собственным движком–живопыркой, но промышленность у нас не производит кабеля нужной прочности.
На острове любят рисовать в воображении ласкающие душу картины прошлого (мы уже имели случай убедиться в этом на экскурсии над Никоновской бухтой). И так яге охотно воодушевляются видом на будущее, ибо корабль по имени Валаам не стоит на месте, плывет во времени по тому же курсу, что все наше общество. В будущем заглядывают чуть–чуть за грань реальности - это свойственно валаамцам. (Я думаю, что Валаам - наилучшее место для наших фантастов.) Говорят, что в эту зиму из Сортавалы на остров пустят транспортное средство на воздушной подушке. Не в эту, так в следующую. Или купят в Финляндин озерный ледокольчик, там у них такие есть. Еще говорят: вот вступим в деловые отношения с финскими туристическими фирмами (уже вступили; нынче на Валааме побывали первые финские туристы), они перестроят старую монастырскую гостиницу в отель высшего класса. Или еще: ужо над островом протянут канатную дорогу, всего на трех опорах, тогда турист вообще не ступит на почву, все будет озирать панорамно.
Это в будущем, а в настоящем… Впрочем, за что ни возьмись на Валааме, без сопоставления с прошлым не обойдешься: прошлое подпирает своей материальной неоспоримостью. И статистической… Упомянутую монастырскую гостиницу построили в 1852 году - на двести гостей. При нужде поселяли тысячу. На праздники в монастырь съезжалось до четырех тысяч паломников (пароходная линия связала Валаам с Петербургом в 1843 году) - и тоже всем находился приют. Нынче в гостинице три комнаты - двенадцать мест.
Было на Валааме до 1944 года двенадцать скитов; каждый скит - монастырь в миниатюре, с храмом, кельями для братии, трапезной, комплексным подсобным хозяйством, промыслами, лесопосадками, собственным природным микроклиматом. До наших дней сохранилось всего пять скитов, и те на ладан дышат.
Однако корабль плывет… Я помню времена, когда в монастыре помещался дом инвалидов; главный предмет ввоза на остров составляли ящики с зельем - все разваливалось, тонуло, погибало; обитель превратилась в узилище; души человеческие взывали к участию - в непробудной, без отклика, немоте, сгустившейся над Валаамом. Нашли в себе сил выбраться из трясины, выплыть…
В 1979 году постановлением Совета Министров РСФСР Валааму присвоен статут историко–архитектурного и природного музея. Позже на острове открылся лесхоз, подчиненный министерству лесного хозяйства Карелии, взял на себя не только лесоохранные функции, по и хозяйственную деятельность: ферму, сады, мелиорацию… Казалось бы, все должно образоваться путем, но и добра не бывает без худа: стало давать о себе знать некое двоевластие на острове, чем дальше, тем ощутимее, болезненнее. У двух нянек дитя без глазу. Если бы только у двух… Музей на Валааме существует в ранге филиала Петрозаводского музея, проект реконструкции вырабатывает Леягипрогор. Общество содействия Валааму - при Фонде культуры в Ленинграде. Представьте себе всю сложность многоадресного соподчинения - утрясения. Каково сплавать отсюда хоть в Ленинград, хоть в Петрозаводск?!
И все же, и все же… Тому, кто бывал на острове десять и более лет тому назад, открываются ныне благодетельные перемены. Издалека тепло сияют в зелени и синеве наново вызолоченные луковки, кресты - на скитах, часовнях; прямо у трапа ты попадаешь под неусыпное око лесничего в фуражке: не соступишь с маршрутной тропы.
Плывут по озеру к острову белые теплоходы. Большие швартуются в Большой Никоновской бухте, маленькие "омичи", из Сортавалы и Приозерска, в Монастырской. Здесь туристов меньше, экскурсовод один, Валаам они видят с другого бока. Их ведут на Игуменское кладбище сначала пихтовой аллеей; у высокорослых, остроголовых, светлокорых пихт скорбно опущены руки–ветви. Пихтовая аллея переходит в лиственничную, в дубовую рощу…
В этом месте приведу цитату из книги А. П. Андреева "Ладожское озеро", изданной в Петербурге в 1875 году. Автор пишет о Валааме; "…В питомниках (школах, рассадниках) разведены кедры, каштаны, пихты, лиственница, лесной орех, тополь серебристый, душистый, вяз, дуб, клен, ясень и др. Некоторые из этих деревьев рассажены по острову, в более закрытых от непогод местах".
На просторном Игуменском кладбище, представляющем собою парк с краснокирпичным собором посередине, покоятся шестеро игуменов - настоятелей Валаамского монастыря в разное время. Первым в ряду… Впрочем, на кресте есть хорошо сохранившаяся надпись: "Сей св. крест оусердием настоятеля Валаамской Обители игумена Дамаскина сооружен в незабвенную память бывшего настоятеля этого же монастыря великого старца Игумена Назария. Крест поставлен при его каменной пустынной келпи, в которой он во время своего настоятельства часто оуединялся для духовного безмолвия, а после постоянно жил несколько лет".
Ближе всех к собору надгробие самого Дамаскина: крест черного мрамора на розово–мраморном постаменте. "Раб божий Игумен Дамаскин, Валаамского монастыря настоятель. Скончался 23 генваря 1881 года на 86 году жизни. Молю же вы братие стойте в вере мужайтеся оутверждайтеся". Еще в ряду игумены: Виталий, Пафнутий, Ионофан. Последним похоронен на Игуменском кладбище игумен Павлин, в 1933 году.
Монастырское кладбище у самой стены монастыря. Мраморных надгробий на нем нет, только каменные плитки, - увы! - заброшенные, неухоженные, со стершимися надписями, зачастую расколотые. А под каждой плиткой - целый мир, неведомая нам жизнь человеческого духа, подвигающая к раздумью, душевному усилию… "Раб божий монах Илиодор. С-Петербургский мещанин. Сконч. 20 апреля 1920". "Здесь похоронено тело в бозе, почившего раба монаха Сергия, бывшего Олонецкого купца Семена Федоровича Чусова". "Инок Сергий. В миру князь Алексей Борисович Мещерский". Рабы божии: Автоном, Софроний, Пармений, Авенир, Лев, Антонин, Макарий, Никифор, Власий, Вавила, Виссарион, Мефодий. Одинаковых двух имен монахам обители не давали, каждому находилось свое. Монашеское имя надо было заслужить - послушанием. "Раб божий послушник Василий Михайлов. Сконч. 26 апреля 1871 г. на 23 г. За святое послушание перешел Предтеченскпй залив по разломанному и волнами вздымаемому льду". Послушание требовало, по–нашему говоря, героического поступка вплоть до самопожертвования.
Монахи в Валаамской обители отправлялись в мир иной в свои цветущие годы (дольше всех прожил игумен Дамаскин). Судя по надписям на камнях на Монастырском кладбище, мало кто до шестидесяти доживал. Труды их были безмерно тяжки, бури над островом немилосердны, зимы долги, воды студены; какую чашу тоски–отчаяния - покуда наступит душевное просветление - испили они на каменном острове посреди озера–моря, того нам знать не дано. Нам они оставили по себе красоту и благоухание.