С точки зрения социальной психологии поведение судей при рассмотрении подобных дел является вполне предсказуемым. Вместо того чтобы объективно оценивать новую для себя информацию, судьи выступают в роли "когнитивных скупцов": они предпочитают редуцировать ее к известной информации, привычным для себя правовым ситуациям. Иная стратегия может привести к неопределенности, затянуть процедуру, пошатнуть стандарты, замены которым еще не найдено.
В своем докладе 1993 года "Наука и технология в принятии судебных решений" комиссия Карнеги по науке, технологии и управлению констатировала: "В настоящий момент параллельные дороги ученых и юристов обычно подчиняются законам Эвклидовой геометрии – они не пересекаются, – хотя обе дисциплины нередко осмысливают одни и те же предметы. А когда их пути пересекаются, результатом чаще является непонимание, чем конструктивная коммуникация". Комиссия полагала, что помочь может более тесное общение между учеными, судьями и адвокатами, более широкое распространение информации о научных инновациях.
По прошествии двадцати лет мы можем сказать, что ситуация начала меняться, но в целом проблема остается нерешенной. В США продолжаются дискуссии о некомпетентности окружных судов в вопросах патентного права и о юридическом формализме, которые нередко позволяют игнорировать техническую суть вопроса, требующую обращения к внеправовым источникам информации. В России суды для включения информационных технологий в правовой контекст нередко используют неуместные метафоры и аналогии.
Причина, видимо, кроется в общекультурных процессах. Узкая специализация становится характерной чертой времени. Мир техники усложняется, из вещественного, и уже потому очевидного, он все больше превращается в виртуальный мир "тонкой материи", который не "прочитывается" правом, не поддается буквальной интерпретации на языке, унаследованном от римского права.
Одним из возможных правовых ответов на умножающиеся проблемы является перемещение бремени регулирования с жестких законодательных норм на гибкие стандарты и иные системы саморегулирования.
Выбор правил поведения, осуществленный самими экономическими агентами, не всегда оказывается оптимальным и, в свою очередь, связан с правовыми рисками, включая самые серьезные: несоблюдение фундаментальных прав пользователей, антиконкурентной направленности и др. Однако существуют и позитивные примеры, которые получают дальнейшее распространение и становятся своеобразными образцами, примерами успешной практики.
Постулаты действующей правовой системы, обычно, воспринимаются как незыблемые, и практика регулирования снизу, которая с ними расходится, отрицается. Вместе с тем обнаруживаются и иные тенденции. От тактики "опрашивания" действующей системы юристы все чаще обращаются к попытке осмысления экономических и социальных процессов на их собственной территории, за пределами правовой реальности. Так рождаются междисциплинарные исследования, в которых необходимо видеть не только попытку сохранить целостность науки в изменяющихся условиях, но и инструмент выхода определенной науки, в нашем случае права, из методологического кризиса. Первые успехи на этом пути становятся толчком для интенсификации исследований, апробации различных методов и моделей. В конечном итоге позитивный опыт регулирования снизу получает адекватное теоретическое обоснование, которое становится основой для формирования новой парадигмы правового мышления.
Информация как предмет научного познания и "псевдопроблема" правовых дефиниций
"Здание нашего несколько искусственно созданного благополучия слишком легко может рухнуть, как только в один прекрасный день окажется, что при помощи всего лишь нескольких слов, таких как "информация", "энтропия", "избыточность", нельзя решить всех наших проблем".
Клод Шеннон
Понятие "информация" оказалось в центре как научных, так и общественно-политических дискуссий главным образом благодаря технологическому всплеску, результатом которого стала "компьютерная революция". Первые шаги в теории информации были сделаны еще в первой половине 20 века: в 1928 году Р. Хартли впервые дал количественное определение информации, а в 1948 году вышла знаменитая книга К. Шеннона "Математическая теория связи", где информации дается уже статистическое определение. В теории Шеннона понятие "информации" тесно связано с понятиями "энтропии" и "связи". Информацией оказываются только те передаваемые сообщения, которые уменьшают неопределённость у получателя информации.
Дальнейшая теоретическая разработка теории информации велась в направлении расширения понятия "информации", которое включало отныне семантический и прагматический аспекты.
Так, уже Н. Винер, также один из основоположников кибернетики и современной теории информации, понимает под информацией "обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему и приспосабливания наших чувств". В определении информации для Винера первоочередным является момент активного обмена со средой, в результате чего достигается приращение знания. Таким образом, собственно "информацией", по Винеру, является "информация воздействия" (или "взаимодействия", что ближе к количественной концепции Хартли). Представленная в таком виде информация теряет свою автономность, свойство быть независимой от какого-либо субъекта (носителя). Иными словами, она уже не может рассматриваться как некое субстанциальное начало – нечто вроде платоновского "мира идей" или попперовского "третьего мира", – существующее помимо опыта.