— Вон! Чего вам еще надо?
Выйдя во двор, Вольцов заворчал:
— А как же выходная форма?
— Ишь чего захотел! Какое тебе еще увольнение во время при прохождении боевой подготовки! — Шмидлинг не совсем складно строил свои фразы. — Ну, чего ждете? Комбинезоны надеть, — крикнул он им вслед, — на ученье полагается в комбинезонах.
— Тоже мне начальник! — буркнул Вольцов. — В германской армии старший ефрейтор — ноль без палочки. А этот еще над нами куражится.
— По-моему, он добродушный малый, — возразил Хольт. Но тут опять раздался окрик:
— Выходи!
Два других ефрейтора стали на правом фланге. Когда у бараков показался Готтескнехт, Шмидлинг удвоил старания, его изборожденное морщинами лицо даже перекосило от усердия.
— Учебная команда… смирно! Для приветствия господина вахмистра… направо равняйсь! — Он отдал честь и отрапортовал по всей форме.
— Благодарю. Вольно! — Готтескнехт держался с достоинством генерала. — Ваша боевая подготовка начинается в знаменательный момент. А потому долго мы с вами канителиться не будем — месяц, ну полтора! Служба вам предстоит нелегкая — будете вкалывать с семи утра до восьми вечера за вычетом часа на обед. Ночной отдых от десяти до шести соблюдать железно, иначе придется иметь дело со мной. Никаких карт и тому подобных развлечений, понятно?.. Да, кстати, вы этого еще не знаете. Когда я говорю «понятно» — это у меня такое выражение. У каждого начальника могут быть свои словечки. Но если я скажу: «Вы меня поняли?» — это значит, я жду ответа! Вы меня поняли?
— Так точно, господин вахмистр!
— Ладно, продолжим беседу. Два раза в неделю у вас будут ночные занятия по три часа кряду. Ваша боевая подготовка почти полностью сведется к занятиям у орудий и с приборами управления огнем в условиях боевой обстановки со всеми причиндалами. Кроме того, мне вменено в обязанность поднатаскать вас в теории зенитной стрельбы. Вот где вы можете доказать, что вы люди с соображением. Все остальное — а именно чем отличается начальник от прочих смертных, и всю муру с газами, и меры против шпионажа, и прочий вздор мы с вами пройдем галопом. На строевые учения уделим сегодня и завтра по два часа — я думаю, за глаза хватит. Если с построением будут неполадки, мы это наверстаем в воскресенье на дополнительных послеобеденных занятиях. Немного движенья вам не помешает! Ну-ка, вы, толстяк со свиными глазками, как вас звать?
— Курсант Феттер, господин вахмистр!
— Прелестно! — воскликнул Готтескнехт. — Чудно! Можно сказать, незаменимо! Откормлен, как свинка из Эпикурова стада, и даже зовут Феттер [6]. Ставлю вам за это отлично. — Он достал записную книжку и, занося в нее отметку, продолжал: — Надеюсь, вы на этом остановитесь, Феттер, иначе вас, при вашей солидности, не станут терпеть в зенитных войсках. — Кивком головы он прекратил общий смех. — Дальше! Если захотите писать домой, адрес отправителя: название населенного пункта, Большая арена, почтовых марок не требуется, мы пользуемся правами полевой почты. Ничего не сообщайте о службе, мне дано полномочие вскрывать ваши письма, и я их читаю на выборку. Сухой паек вам будут отпускать на кухне, после занятий. Обед в полдень, в столовой. — Он знаком подозвал старших ефрейторов. — Нам нужны восемнадцать человек для орудийных расчетов, остальных ставьте на приборы.
Ряды пришли в движение.
— Прекратить базар!.. — заорал Шмидлинг.
— Шмидлинг! — остановил его Готтескнехт. Он говорил вполголоса, но в рядах его отлично слышали. — Перед вами не рекруты, а курсанты, сколько раз вам повторять? — Тут Хольт подтолкнул Гомулку, и Гомулка незаметно кивнул ему в ответ.
Вахмистр отделил самых слабых и низкорослых — среди них оказался и Земцкий — и посмотрел на часы.
— До двенадцати огневая служба и боевая работа на приборах, после обеда два часа строевых занятий — это чтобы желудок у вас лучше варил.