Но госпожа Гомулка сказала, чтобы я все равно послала тебе. И сушеные абрикосы она мне для тебя подарила. Карточку я в ателье заказывала, но мне кажется, что я совсем непохожа».
Хольт развернул бумагу. Сверху лежала обыкновенная еловая веточка. Он долго глядел на фотографию. Гундель… Она не улыбалась, лицо было серьезно. А глаза какие большущие! — подумал он.
Свой день рожденья Хольт провел за учебной стрельбой фаустпатронами. На обратном пути Ревецкий не преминул «подвергнуть их специальной обработке», и Хольт, совершенно измученный, бросился на свою койку. Феттер заметил:
— Вот и стукнуло тебе восемнадцать! Теперь тебя и дома на все фильмы пускать будут.
Неделю спустя в казарме стало известно: русские прорвали фронт на Висле!
Вольцов разложил карту.
— Вот тут! С Сандомирского плацдарма! Удар нацелен, должно быть, на юго-запад, в направлении Кракова. Или на запад — в направлении Кельце… Вот сюда! А с Пулавского плацдарма — на Лодзь.
Вскоре поступило новое сообщение: русские прорвались и в Восточную Пруссию!
По казарме поползли слухи: «Вторая рота сегодня в ночь отбывает на фронт».
Феттер крикнул:
— А нас еще обучать будут! И перед отправкой мы все пойдем в бордель.
Так прошла еще неделя.
Учебный взвод погрузили на машину и повезли на соседний полигон: предстояли ночные стрельбы в условиях, приближенных к боевым. По дороге, сидя в кузове, они пели. Потом высадились и долго стояли в темноте, чего-то дожидаясь. Неподалеку слышалась ружейная и пулеметная стрельба; то и дело, озаряя темноту, взвивались в небо осветительные ракеты. Хольт, расставив ноги, наклонился над своим пулеметом. Феттер, с карабином на спине, весь обмотанный пулеметными лентами, подтаскивал патронные ящики. Они сняли каски и закурили. Вольцов отдавал последние распоряжения.
— Когда будете перебегать, ребята, не попадайте в зону обстрела пулеметов! А мы с тобой, Вернер, при перемене позиции обеспечим друг другу огневое прикрытие. — Он жадно затянулся. — Интересно, отправят нас после этого на фронт или нет?
— Поживем — увидим! — заметил Хольт. Гомулка спросил:
— Думаешь, скоро?
— Тебе что, не терпится? — пошутил кто-то. Хольт подумал: а ведь в вопросе Зеппа звучал не страх, а скорее надежда.
— Ты прав, Зепп. Хуже всего ожидание, неизвестность.
— Да, вероятно! — ответил Гомулка. Ревецкий крикнул:
— Приготовиться!
Они затоптали окурки и надели каски.
— Становись!
Ревецкий теперь разыгрывал из себя лучшего друга новобранцев, называл их «мушкетеры» или «фузилеры». Вот и сейчас он объявил:
— Только не волноваться! В час беды ваш капрал вас не покинет! — Затем последовал приказ: — Дослать патроны и поставить на предохранитель!
Хольт поднял пулемет.
— Отделение! — крикнул Ревецкий. — За мной!
И они зашагали в сторону воображаемого переднего края.
— Цепью влево развернись! Бегом… марш! Отделение рассыпалось в цепь.
— Аркебузеры, вперед! — крикнул Ревецкий. Хольт бежал на правом фланге, то и дело проваливаясь в глубокий снег.
— Ложись!
Рядом с Хольтом упал Феттер.
Теперь: замок отвести, крышку поднять, ленту вставить, крышку закрыть, предохранитель спустить, ложе крепко прижать к плечу!..
— Прицел четыреста! Одиночный огонь!
Взвилась осветительная ракета, и над заснеженной землей разлился ослепительно-белый свет. С левого фланга уже доносились выстрелы вольцовского пулемета. Хольт увидел перед собой передвигающиеся макеты солдат и открыл огонь короткими очередями. Быть может, это моя последняя учебная стрельба, думал он.
Ревецкий остался доволен. Лейтенанту не к чему было придраться, и скоро грузовик доставил их обратно в казарму.