Перед высокой каменной оградой стояло несколько военных автомашин: уж не отец ли Вольцова приехал в отпуск? Хольт с интересом оглядел два вездехода с установленными на них пулеметами, несколько мотоциклов с колясками и большой лимузин. В машинах среди груды вещей сидели солдаты в касках, с карабинами, в заляпанных грязью сапогах. У всех был усталый, помятый вид, словно после долгого и трудного путешествия.
В холле как попало стояли чемоданы. В одном из кресел храпел унтер-офицер, вытянув ноги в грязных сапогах на дорогой ковер. Комната Вольцова была пуста. Безуспешно покричав его в коридоре, Хольт уселся на кровать дожидаться.
У Вольцова от бессонницы припухли и сузились глаза.
— Отец пал в бою. Дядя Ганс приехал ночью — прямо из России, через Венгрию. Его перевели в Берлин… Брось… — отмахнулся он, — не стоит… Такова участь солдата. Вот только мать… Дядя Ганс обещает поместить ее в клинику для нервнобольных. И это жена офицера! Пойдем, я познакомлю тебя с дядей Гансом.
Он ввел Хольта в обширную сумрачную комнату. Хольт увидел тощую фигуру, распростертую на кушетке под окном. Генерал-майор Вольцов был без мундира, в одной рубашке с засученными рукавами, сапоги валялись на полу. На курительном столике стояла целая батарея бутылок из-под вина и коньяка, тут же лежали коробки сигарет и основательно початый ящик сигар.
Генерал слегка приподнялся. «Ага!» — сказал он и снова повалился на кушетку. Вольцов предложил Хольту стул, налил ему коньяку и принялся рассказывать:
— Отец участвовал в наступлении на Курской дуге, ты, конечно, знаешь по сводкам, что там не все ладно…
— Как же, читал. — Хольт чувствовал себя неуверенно в присутствии генерала. — А теперь русские наступают по направлению к Орлу, там предстоит грандиозный бой, небось техники нагнали видимо-невидимо!
Генерал присел на кушетке и поднял рюмку коньяку.
— Друг Гильберта? Оч-чень приятно! Почтим память Филиппа! Прозит! — Он одним духом осушил рюмку. Говорил генерал тихо, но неожиданно высоким, пронзительным голосом. Повалившись снова на кушетку, он позвал:
— Кнот!
Вольцов распахнул дверь и крикнул:
— Унтер-офицер Кнот!
У Хольта занялся дух, коньяк обжег ему глотку.
По лестнице загрохотали шаги, и коренастая фигура в форме защитного цвета остановилась в дверях. Это был давешний унтер-офицер, храпевший в холле.
— Позаботьтесь насчет горючего! — приказал ему генерал, хватаясь за лоб. Он приподнялся на локте. — Не могу понять, куда девался Шрейер.
— Они пили всю ночь напролет, — шепотом пояснил другу Вольцов.
— Господин обер-лейтенант отбыл нынче утром, спешил повидать супругу, — доложил унтер-офицер.
— Да, да, правильно! — сказал генерал. — Вспомнил… Я еще кое-куда собирался. Венцке должен меня быстро отвезти… Общий отъезд шестнадцать ноль-ноль. Все!
Унтер-офицер, грохоча сапогами, спустился вниз. Слышно было, как под открытыми окнами заводят мотор, и вскоре его гудение заглохло вдали. Рядом хлопнула дверь, по всему дому снова пронеслись душераздирающие крики.
— Да, да, правильно! — повторил генерал. Он поднялся, кряхтя, влез в голубой мундир летчика и дал обоим друзьям натянуть себе сапоги.
— Отвезу сейчас Сибиллу. В этих случаях электрошоки творят чудеса.
Вольцов фыркнул:
— Ей уже ничего не поможет. Хорошо бы они оставили ее у себя.
Генерал что-то пробормотал себе под нос. Он был одного роста с племянником, тот же орлиный нос, те же серые глаза под густыми бровями. Одетый для выхода, он стоял среди комнаты, сжимая виски.
— Проклятый коньяк! Проклятая пьянка! — Раздумчиво уставясь на племянника, он спросил: — Неприятности?
— Да вот в школе, — ответил Вольцов. — Возможно, оставят на второй год.
— Глуп или ленив?
— Конечно, ленив, — отозвался Вольцов. — Но нас уже в этом году призовут… Сперва в зенитную часть.