— «Антон» понял! Отбой! Скоростные самолеты противника направились в глубь страны… Двоим оставаться у орудия. Остальные могут идти обедать.
— Я остаюсь! — сказал Вольцов. — Зепп, притащи мне сюда мой обед!
Хольт надел мундир и побежал на командирский пункт. Готтескнехт нахмурился.
— Ровно в семнадцать быть на месте! И, сидя у врача, слушать радио. Как только сообщат о приближении бомбардировщиков, возвращайтесь!
Хольт бегом направился к трамваю. Доехав до главного вокзала, он дальше пошел пешком. Спустя минуту он уже звонил у дверей фрау Цише. Она расхаживала по квартире в купальном костюме, в кухне стояли на льду бутылки пива.
— Последние бомбежки так напугали Цише, что он зовет меня к себе в Краков. К тому же здесь меня едят поедом за то, что у нас большая квартира. Цише предлагает сдать две комнаты, чтобы избежать разговоров, будто члены партии используют свое положение в личных интересах.
— Подождала бы, когда меня отправят на трудовую повинность. Нас освидетельствовали на той неделе. Остается каких-нибудь полтора месяца.
— Ведь надо же выдумать: зовет меня в Краков, а туда вот-вот нагрянут русские! Я уж предпочитаю бомбоубежище у себя дома!
— У меня есть план, — сказал Хольт. — Слушай!
Она долго обдумывала его предложение.
— Да, заманчиво! — сказала она. — Я знаю местечко в Баварском лесу… Но нет! Никуда это не годится! У тебя отпуск, ты не едешь домой, а я в то же время уезжаю в неизвестном направлении! Это же всем бросится в глаза.
Хольт страшно огорчился.
— Придумай что-нибудь, можно же найти отговорку. Но она решительно покачала головой.
— Нет, нельзя так рисковать. Это было бы чудесно, но чересчур рискованно… Другое дело, если бы за мной не шпионил мой пасынок, — прибавила она немного погодя.
— Твой пасынок! — рассердился Хольт. — Вечно он становится у меня на дороге, скотина этакая!
— Успокойся, — сказала она.
— По крайней мере не уезжай, пока нас не отправят на трудовую повинность, — взмолился он, — ты же видишь, как я одинок!
— Брось киснуть! У тебя для этого нет оснований! Когда на коротких волнах передали: «В Германском воздушном пространстве боевых соединений противника не обнаружено», Хольт лежал рядом с фрау Цише на кровати. Окна спальни были широко открыты. Он все еще пытался ее уговорить:
— А нет ли у тебя родственников, на которых ты могла бы сослаться?
— Нет, нет, об этом нечего и думать, мне самой ужасно жаль!
Хольту послышались шаги в коридоре. Но он, должно быть, ошибся!
— А если бы ты поехала вперед, — настаивал он, — а я потом к тебе присоединился? Уж это никому не бросится в глаза.
Но тут дверь отворилась, и на пороге спальни показался Цише — старший курсант Цише собственной персоной. На правой руке у него болталась каска. Хольт вздрогнул и накрыл фрау Цише одеялом.
— Ага!.. Ага!.. Ага!.. — только и мог произнести Цише, не успели они опомниться, а он уже исчез, как привидение. Дверь так и осталась настежь. Входную он за собой захлопнул.
— Свинья, подлая свинья! — в ярости бормотал Хольт, фрау Цише трясло от страха. Она была страшно бледна.
— Боже мой! Боже мой!.. — Хольт пытался ее успокоить, но она ничего не хотела слышать. — Я пропала, пропала… Он напишет отцу.
Эта перспектива испугала и Хольта. В голове его роились вялые, неповоротливые мысли. Как теперь быть? Надо обратиться к Гильберту, пусть Цише даст клятву, что никому не расскажет, подумал он сперва. И тут же отверг эту мысль. На Вольцова рассчитывать не приходится, а Цише скорее даст себя удавить, чем откажется от возможности погубить мачеху вместе с Хольтом. Хольт сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и думал: проклятие, этого еще не доставало!
Фрау Цише лежала пластом, не в силах пошевелиться. Она как-то сразу осунулась и постарела.