Адвокату было совсем не по душе ехать куда-то ради того, чтобы занимать загадочную личность, пока посол будет флиртовать с женой этой личности. Он недовольно спросил:
— Быть может, встретимся в другой раз?
— Не дурите, Фосс, — Буллит дружески ударил его по колену. — Если я скажу вам, как зовут этого малого, то чтобы только иметь возможность с ним поговорить, вы побежите за моим «каделлаком».
Доллас исподлобья подозрительно посмотрел на Буллита:
— Ну?
— Не будьте любопытной бабой, — отмахнулся Буллит. — Увидите сами. — С этими словами он нагнулся и поднял стекло, отделявшее пассажирскую кабину от сиденья шофёра. Несмотря на эту предосторожность, он все же заговорил, заметно понизив голос: — Новости знаете?
Острые глазки Долласа быстро забегали по лицу собеседника, словно на нём-то и были написаны эти новости, ради которых нужно было принимать такие предосторожности. Но черты Буллита, казавшиеся за минуту до того такими открытыми, даже добродушными, не отражали теперь ничего, кроме упрямства и жестокости, сквозивших, казалось, в каждой складке кожи.
— Вчера у меня был человек Киллингера, — сказал Буллит.
Доллас беспокойно заёрзал, и все лицо его мгновенно покрылось крупными каплями пота.
— Промах, — едва слышно проговорил Буллит.
Глазки Долласа испуганно скользнули по видневшейся за стеклом спине шофёра, но Буллит успокоил его движением руки:
— Гоу выпил то, что предназначалось Тридцать второму.
— Киллингер осел! — вырвалось у Долласа громче, чем нужно, и он сразу перешёл на шопот: — Пустая похвальба вся эта их немецкая система.
Буллит покачал головой:
— Нет, они своё дело знают. Киллингер велел передать мне, что ничего страшного нет. Это только первый промах в бактериологической войне, которую они объявляют Тридцать второму.
— Вы совсем передоверили это им?
— Не могу же я толковать о таких вещах от своего имени! — с укоризной проговорил Буллит.
— Ах, дураки, дураки! — в смятении пробормотал Доллас. — Пока жив Рузвельт, сближение с Германией не удастся сделать популярным в Америке. А оно с каждым днём становится все более необходимым. Настоятельно необходимым!
— Поэтому я и хочу, чтобы вы познакомились с одним моим другом…
— Тот, к кому мы едем?
— Пока я не вижу надобности афишировать нашу близость. Но со временем… У него дьявольский ум, Фосс! Он принесёт нашему делу большую, очень большую пользу.
Но Доллас плохо его слушал. Его мысли вертелись вокруг неудачи с отравлением президента. Следуя им, он сказал:
— Но как вы думаете, Уильям, они сумеют, этот Киллингер и другие?
Буллит досадливо повёл плечами:
— Если они окажутся не способными покончить с ФДР, мы пустим в ход свою собственную машину. Не хочется только подвергать такому риску Говера.
— Нет, нет, что вы! — испуганно воскликнул Доллас. — Президент верит ему и должен верить до конца!
— А Говер мог бы. У него отлично работающая машина, — мечтательно проговорил Буллит.
Глазки Долласа испуганно ощупали лицо Буллита: мог ли этот человек знать, что и первое неудачное покушение на Рузвельта в 1933 году тоже было делом рук Говера?
— Вы чертовски легкомысленный человек, Уильям, — недовольно пробормотал Доллас, чтобы переменить разговор. — Всякому встречному болтаете первое, что придёт в голову. Европа теперь очень болезненно относится к проявлению каких бы то ни было симпатий к немцам.
— Не к немцам, а к наци, — поправил Буллит.
— Один дьявол!
— К сожалению, далеко не так. Когда дойдёт до настоящего дела, я не поставил бы ни цента даже на многих из тех, кто носит свастику в петлице, а об остальных нечего и говорить. У фюрера вовсе не так много поклонников в Германии. Там его знают лучше, чем за границей.