— А между тем я мог бы тебе сказать нечто, что заставит тебя об этом пожалеть: американцы вступают в теснейшие сношения со святым престолом.
— Что? Бизнес с богом? — И генерал рассмеялся.
— Это вовсе не так смешно, Вернер, — наставительно произнёс Август.
— Ну, что касается наци, то они, кажется, никогда не были поклонниками Христа.
— Дело не в Христе, а в папе. Наци уже знают, сколько дверей может открыть комбинация из креста и свастики. А скоро увидят и новую комбинацию: доллар и крест.
Генерал поморщился:
— Мы с тобой болтали, как двое старых громил, нехватает только заговорить об отмычках.
— Время, Вернер, время! Кстати о времени. — Август озабоченно посмотрел на часы. — Мне пора, старик!
— Послушай, Август, если все это серьёзно, насчёт этих «комбинаций»…
— Которых, Вернер?
— Ну, я имею в виду Ватикан и Америку. Это ведь, наверно, могло бы сильно облегчить нам задачу на западе?
— Если бы вы сговорились с католиками?
— Да!
— Разумеется, умный ход мог бы дать тебе в одной Европе армию в двести двадцать миллионов католиков!
— Ого! — воскликнул генерал. — Мне, признаться, никогда не приходило в голову заняться такою статистикой.
— Иметь союзников на том самом западе, который тебя сейчас так интересует, — союзников верных, дисциплинированных, организованных и, главное, послушных слову святого отца, — это кое-чего стоит!
— Пожалуй, над этим действительно стоит подумать.
— Ты помнишь Пачелли? — спросил Август.
— Кардинала? Конечно! Нас познакомили на каком-то приёме. Он мне понравился. Те, кто знавал его в Мюнхене, считают его умнейшим человеком.
Август согласно кивнул.
— Иначе он не забрал бы в руки и все католические дела и самого папу.
— Ты полагаешь, что нынешний статс-секретарь — истинный хозяин Ватикана?
— И можно почти с уверенностью сказать: когда не станет святейшего отца, Пачелли — единственный кандидат на престол Петра.
— Какое отношение все это имеет к нашей теме?
— Самое прямое: если Пачелли согласится положить столько же стараний на то, чтобы привести вам Францию с верёвкой на шее и в коричневой власянице кающегося фашиста, сколько он положил на то, чтобы поставить итальянцев на колени перед Муссолини, испанцев — перед Франко, португальцев — перед Салазаром, поляков — перед Рыдз-Смиглы и Беком, то можете быть спокойны: французские генералы не ударят вам в спину.
— Что же, по-твоему, нужно, чтобы так расположить к нам Пачелли?
— Твёрдо стоять именно на той позиции, на которой стоят Гитлер и его покровители: Россия — вот враг! Тут нам будет по пути не только с англичанами и американцами, но и со святым престолом.
— Но ведь все его прежние «крестовые походы» против Коммунистической России провалились?
— Воинствующая римская церковь не устанет их организовывать вновь и вновь. Её не могут обескуражить временные неудачи. Она не привыкла спешить.
— Все, что ты говоришь, чертовски напоминает мне один давнишний разговор, свидетелем которого я был.
Заметив, что старший брат вдруг умолк, словно спохватившись, что сболтнул лишнее, Август ободряюще сказал:
— Ну, ну, можешь быть спокоен — дальше меня не пойдёт ничто.
— Я был однажды вызван Сектой, чтобы присутствовать при его разговоре с неким приезжим из Советской России.
— Это было давно?
— Ещё в двадцатые годы, в трудный для рейхсвера период. Мы думали тогда, что удастся вместе с Польшей и при поддержке деньгами и техникой со стороны бывших союзников России ударить по большевикам, прежде чем они встанут на ноги. Тот человек, о котором я говорю, был, так сказать, полномочным эмиссаром Троцкого. Он тоже болтал тогда о планах, рассчитанных на покорение всего мира, но готов был уступить его нам, отдав впридачу и добрую половину России, лишь бы мы поскорее вторглись в СССР и помогли бы им как-нибудь захватить власть.