Аналогичные процессы происходят и в других сферах человеческой деятельности. Но продление активной жизни человеческого индивида – проблема на сегодняшний день неразрешенная. Какие же выходы за пределы "жизни-предисловия" ищет человек, если такой модус существования его не устраивает? Он организует себе "параллельную жизнь". При том что время одномерно, линейно однонаправлено, человек организует свое существование, вкрапливая эпизоды "подлинной жизни" в течение "жизни подготовительной". Попросту он пренебрегает обязательствами, которые накладывает на него социальное окружение. Ребенок притворяется больным, а чаще – действительно заболевает и отвоевывает себе время, свободное от детского сада с его регламентацией или от школьных занятий. Подросток по разным поводам и под влиянием этой же причины прогуливает уроки и совместно с друзьями организует собственную "псевдовзрослую жизнь". Студент вместо посещения лекций, семинаров и практикумов пьет пиво, гуляет с представителями противоположного (или своего) пола, играет в карты, ходит в турпоходы, занимается в театральной студии и т. д.
Другой путь – экстернат и раннее завершение социализации.
Решительный шаг сделал Иосиф Бродский: "Как припоминается сейчас, я в 15 лет ушел из школы не столько в результате сознательного решения, сколько повинуясь внутреннему импульсу. Просто не мог выносить некоторые физиономии в классе – некоторых соучеников, но в основном – учителей. И вот однажды зимним утром, без всякой видимой причины, я, посреди урока, встал и мелодраматически удалился, прошел сквозь школьные ворота, прекрасно сознавая, что не вернусь никогда. Из чувств, охвативших меня в этот момент, я помню только общее недовольство собой за то, что слишком юн и позволяю столь многим обстоятельствам распоряжаться мной. Еще было смутное, но счастливое ощущение побега, солнечной улицы без конца".
Его другу Сергею Довлатову, личности менее активной, удалось реализовать иной сценарий: "автоматически" поступить на филологический факультет ЛГУ, влюбиться и жениться, завалить сессию, попасть в конвойные войска и обрести там подлинный вариант существования – стать писателем.
"Поколение дворников и сторожей", отлученное номенклатурой и ее приспешниками от подлинной жизни, породило российскую рок-поэзию и субкультуру "Митьков", книги гуманитарного андеграунда и игру "Тетрис". Но с этого начинается иная тема – "жизнь-творчество".
И все же "жизнь – подготовка к жизни" придает смысл затратам времени, человек знает, для чего он живет, он прикреплен к действительности и каждую новую ситуацию рассматривает как возможность чему-либо научиться. Отсюда проистекает жажда новизны, но не просто частоты событий, а новизны личного опыта.
Такой подход к своему существованию лучше всего выражен афоризмом Андрея Кнышева: "Нужно всю жизнь работать над собой, чтобы к смерти стать как можно лучше". Одна беда – накопленный индивидуальный опыт пропадает безвозвратно, и не все счастливцы могут воплотить его в книги, изобретения, фильмы, открытия или хотя бы в рекламные клипы и в постройки на садово-огородном участке. Да и в этом случае речь идет лишь о предметном выражении ничтожной доли опыта, а субъективная его сторона – опыт духовной жизни, переживания, смыслы – пропадает безвозвратно. Может быть, одна из главных посильных задач человечества – найти способ сохранения уникального жизненного опыта каждого человека. И тогда стихи Евгения Евтушенко: "…Не люди умирают, а миры. И каждый раз мне хочется опять об этой невозвратности кричать" – потеряют свой трагический смысл.
Жизнь как творчество
Смерть неизбежна. Жизнь лишена смысла. У творческого человека есть возможность не замечать бессмысленность существования.
"Самое страшное в моем деле – отсутствие принуждения к работе. Я могу прийти в мастерскую и ничего не делать. Могу не ходить, а пить пиво у телевизора. Но каждое утро я спускаюсь туда, беру глину и начинаю ее мять. И боюсь, что наступит тот момент, когда мне откажет воля", – сказал мне в порыве откровенности знакомый костромской скульптор. Природа творчества не имеет никакого отношения к внешней активности, как ее ни назови – "надситуативной" (Д. Богоявленская), "сверхнормативной" (В. Петровский) и т. д. и т. п.
Но без внутреннего импульса к созиданию его не может быть, как не может быть здания без тверди земной. Мы работаем по обязанности и живем по необходимости: так случилось по воле или против воли наших родителей. Необязательности нашего существования на свете противостоят влечения, толкающие нас на действия, значение которых непонятно нам, но почему-то понятно окружающим, а кроме того, есть масса обязанностей – приводных ремней и шестеренок. Они тянут и цепляют нас, заставляя вращаться по кругу, но это не круг, а отрезок.
Творчество – процесс, побуждаемый лишь внутренним состоянием души. Нельзя творить по приказу, за деньги. Под угрозой смерти можно заставить человека качественно сделать отвратительную и не любимую им работу. За деньги можно писать оды и оперы, детективы и поп-композиции, и зачастую продукт оправдывает цену, которую платит заказчик. Можно сказать, что заказ и принуждение могут маскировать творчество или совмещаться во времени с творческой активностью, в некоторых случаях могут ее инициировать, но никогда – заменить.
Творческий человек предоставлен сам себе и зависит лишь от своей инициативы. Более того, общество, как может, препятствует человеку в осуществлении своих инициатив, нагружая его постоянно все новыми и новыми обязанностями. В наихудшем положении оказывается самый исполнительный и обязательный из талантливых: он выполняет все поручения и все обязательства, а следовательно, не оставляет времени для личного творчества.
Творчество – это процесс порождения новой реальности, которая может быть осмыслена человеком и другими людьми, т. е. его продукт потенциально может быть составляющей человеческой культуры. Оно открывает новые смыслы в мире. Метод глубинных аналогий сравнения двух и более аспектов действительности, возможно, является главной (и единственной) операцией творческого мышления.
Процесс и продукт творческой деятельности не вписывается в "социальную статику". По крайней мере, если общественные структуры направлены на сохранение status quo, они выступают главными врагами творца. Любая власть есть возможность заставить людей делать то, что они никогда не стали бы делать, если были бы предоставлены сами себе. Следовательно, власти изначально противны частная инициатива и воля к действию, исходящая от личности.
Наиболее не любимы властью поэты. Слово является главным инструментом власти. Причем власть тоталитарная соединяет насилие физическое с духовным, подкрепляя право на власть идеологией. Она желает, чтобы ей не только повиновались, но и верили, чтобы ее не только боялись, но и любили. Тоталитарная власть желает быть единственной, а ее идеология – единственным толкователем значений слов.
Поэт как творец новых сочетаний слов, ритмов и смыслов пытается (и ему это удается) привлечь внимание читателя и слушателя. Он становится источником слова и его толкователем, что с позиций любой власти предосудительно. Но более того: поэт забавляется со словом и смыслом, он выявляет новые оттенки смысла, создает новые реальности, играет "смехом и слезами".
Однозначность подменяется многозначностью, императивность – необязательностью, простота – сложностью, а безусловность – условностью. Любой приказ может быть осмыслен как пародия, а идеологема на фоне стихотворения читается как трюизм.
Итак, поэт виновен в двух преступлениях: он претендует на внимание людей наравне с властью (по крайней мере), он конкурирует с властью как творец и толкователь слов и смыслов.
Собственно само его существование опровергает мысленную модель мира, которую власть стремится утвердить в обществе. Поэзия, подчиненная политической власти, перестает быть поэзией. Она не претендует на место власти в структуре общества, просто она с властью несовместима. Если власть сильна (а хуже того – абсолютна), она расправляется с поэзией и поэтами любыми доступными ей средствами, от дуэлей и травли в печати до концлагерей и расстрелов. Лучшее, что может сделать власть, – не замечать поэзию, худшее – приблизить поэтов к власти, обласкать их. Ненависть власти к поэтам уничтожает поэтов, а любовь власти к поэтам – убивает поэзию.
Все сказанное в равной мере относится к любому виду творчества, а не только к художественному творчеству. Не удержусь, чтобы не привести цитату из Нобелевской лекции поэта Иосифа Бродского.