Поскольку эти фразы вырваны из контекста, достаточно сложно уловить всю гамму внутренних тонкостей и смыслов представленных текстов. Но все-таки даже для человека непосвященного заметны эти глубокие превращения, странные метаморфозы – из "Я" в "Ты", "глаза в глаза", причина которых всегда – "отношение". "Отношение" становится чем-то "над", однако и нижний уровень, уровень фактически существующих "я" не отрицается, скорее напротив. Иными словами, речь идет не о неких "формальных отношениях", а о включенности индивидуальностей в отношения, что и создает реальность этих индивидуальностей, делает сами эти отношения индивидуальными.
Советская школа психологии так же, как и Морено, ставит точку обзора в социум, так же акцентирует приоритет социальных связей и отношений, но она теряет индивидуальность человека. Социалистическая теория, которую отечественные психологи были вынуждены взять на вооружение, утверждала, что благодаря ей "обеспечены невиданные возможности всестороннего и правильного, нормального, а не одностороннего… развития, свободного и яркого раскрытия индивидуальности в единстве, а не в противопоставлении индивидуального и общественного". Но, разумеется, подобное "непротивопоставление" не "примиряло" личность с социумом, а просто лишало личность своего "лица", своего "я", своих "глаз". В теории Якоба Морено этого, разумеется, не происходит.
Кроме того, в сравнении этих двух формально столь схожих систем – "советской" и теории Морено – следует помнить следующее. Морено действительно, как и в приведенной цитате из В.Н. Мясищева, описывающей суть социалистического подхода к личности, "не противопоставляет" личность социуму, нет. Но он также отдает себе отчет в том, что любое позиционирование, без которого невозможно развитие, любое самоопределение собственной индивидуальности возможно лишь в случае, когда есть нечто, в отношении чего происходит это позиционирование. Ребенок начинает ощущать свое "я", когда он говорит: "Нет!" ("кризис трех лет" по Л.С. Выготскому), а вовсе не когда соглашается с предложенным ему мнением. Именно поэтому должна существовать противопоставленность личности и социума, но не воинственная, а качественная, где социум рассматривается как среда обитания, не растворяющая личность в себе, но и не конфликтующая с нею. Морено понимает это и настаивает на этом, тогда как советская система с этим, напротив, боролась.
Для советской психологии "надстоящие" (стоящие над личностью) социальные отношения были первичной данностью, тогда как Морено сохраняет логическое представление о том, что социальные связи не могут взяться ниоткуда и организовать что бы то ни было. Есть нечто, что является основой для социальных связей, и это "нечто" следует понимать, в зависимости от контекста, или как принцип, или как индивидуальность, причем и как индивидуальность человека, и как индивидуальность его отношений с другими индивидуальностями. Собственно же сами связи – отношения – образуют лишь видимое бытие. А потому мир бытия (видимое бытие) есть не само бытие, а только воплощение бытия. Но если мы не видим основы бытия, отрицаем ее, мы не видим и собственно человека, его сущности, а лишь "человека в отношении", человека в его социальных связях.
Отсюда очевидно, что видимое бытие не есть изначальная реальность, а нечто явленное на основе этой изначальной реальности. И поэтому нет ничего странного в позиции Морено: "Играть означает Быть, а Быть означает Играть". "Игра", таким образом, заручается здесь неким метафизическим смыслом, это своего рода "отношение" к жизни в самом что ни на есть философском его понимании, и оно, такое понимание, дает простор индивидуальному бытию, и поэтому Лейц цитирует следующие строки В. Ландесена как характеризующие принцип терапии Морено: "Играть – означает освобождаться от препятствий, чинимых действительностью, стоять над вещами, распоряжаться ими по своему усмотрению, царствовать, быть господином, быть свободным".
Здесь очевидна интимная связь позиции Якоба Морено с главными идеями Константина Сергеевича Станиславского. Не углубляясь сейчас в проблематичный для самого Станиславского вопрос о возможности или невозможности одновременного формирования у актера "внешнего и внутреннего самочувствия", сошлемся лишь на выводы, фактически синонимичные положениям Морено: "Пусть все внимание артиста направится на "предлагаемые обстоятельства". Заживите ими искренне, и тогда "истина страстей" сама собой создастся внутри вас".
Возвращаясь к идее, озвученной В. Ландсеном, и в целом к философии Морено, необходимо вспомнить описанные нами выше экзистенциальные "живые понятия". Морено исследует интеракции и называет их "сферой между индивидами", чем фактически дублирует, но уже через опыт, экзистенциальную идею Мартина Бубера, его "живое понятие" "Между". Морено говорит об "акциональном голоде", что соотносит его с идеями Мартина Хайдеггера об "экзистенциальном ужасе" и "тоске Ничто". Философия по сути вдохновляет и дополняет теорию Морено. И хотя психодрама развивалась в период психоаналитической революции, она и сейчас воспринимается как чрезвычайно современная, даже "новомодная" система, несмотря на то что ее "возраст" на самом-то деле почти рефлекторно вызывает почтение.
Секрет "долголетия" теории Морено – в философской основе творчества автора. Морено и сам был философом, и учение его оказалось насквозь пронизано философией.
Тут можно было бы и закончить с этой частью, посвященной Морено, но, зная о том, что далее мы будем говорить о Фредерике Пёрлзе и о его интуитивно найденном "центре", нельзя не упомянуть об этом же открытии у Морено, но, правда, "перевернутом". Пёрлз будет говорить о "центре" внутри человека, а вот что мы видим у Морено: "Политика, театр, кино и радио – не что иное, как танец выжившего из ума золотого тельца, который заглатывает человечество. И эта самая ужасная, самая смертоубийственная война из всех войн почти уже началась. Где же спасение? Единственным средством против эпидемии снова является "Я". Нельзя укрыться за пределами "Я", только внутри. И тот, кто хочет выбраться из этого лабиринта, должен пройти его до конца. "Я", осмысленное до конца, выводит из этого лабиринта наружу, к центру" (курсив наш. – А.К., А.А.).
"Центр", таким образом, согласно Морено, находится снаружи, к нему необходимо стремление, он гарантирует спасение. Как четко, последовательно, методологически точно Морено реализует системный научный подход с точкой обзора в социуме. И разумеется, его "центр" оказывается снаружи! У Пёрлза, который помещает точку обзора в конкретном человеке, "центр" определен "внутри". Но путь к "центру" – путь спасения, как для того, так и для другого. Загадка, ошибка, терминологическая путаница? Нет. И ведь именно этот термин – "центр" (впрочем, как и понятие "отношения", данное нам Морено вне конкретного содержания, а лишь как некий "акт") позволяет обоим авторам приблизиться к открыто-системной модели личности. А тот факт, что вне зависимости от своей "локализации" "центр" приводит и Морено, и Пёрлза к одинаковым результатам, не может нас не заинтересовать, не так ли?
Якоб Морено создал прецедент практически открыто-системного научного построения с основанием в точке обзора – социум. Надо отметить, что человеку, и особенно западному человеку, ближе и естественней иная точка обзора, укорененная в индивидуальности. Именно поэтому, а еще и потому, что Морено слишком обогнал время, к тому же был очень философичен, его плохо понимали. Да и сейчас его интеллектуальное наследие воспринимается подчас очень узко – на уровне техник (роли), психологических методик (социометрический метод) или психотерапевтических технологий (групповая психотерапия). Тогда как в его работах, в его взгляде на предмет психотерапии и сущность человека скрыт огромный и удивительный потенциал. Не многим исследователям удавалось создать открытые системы с точкой обзора в социуме, выдержав эту линию от начала и до конца. Впрочем, "откопать" этот клад вне принципиально новой методологии невозможно, а сам Морено методологического инструментария, способного развернуть его философский взгляд на психологию и человека, к сожалению, не создал.