— Здоровых мужиков забрали в армию. Значит, воюют на фронте. А в партизаны, должно быть, будут набирать тех, кто не подпал под мобилизацию. Таких вот, как Корней, — и он показал глазами на плечистого, но уже действительно не призывного возраста человека, — или Влас, — и снова дедок перевел прищуренный, как для прицела, взгляд на второго мужика, будто этим выдавал односельчан Чубарю, — Евтих вот…
Стоявшие поблизости поглядывали па него и Чубаря со снисходительными улыбками — явно дедок был известным деревенским шутником.
— Ты, дед, тоже пойдешь в партизаны, — догадываясь об этом, сказал Чубарь голосом, в котором слышались и шутливая угроза, и достойное уважение к старику.
— А что? — выпятил грудь тот.
— Так вот и записывайся первым, — будто обрадовался притихший Егор.
— А ты?
— А у меня билет. Я по закону.
— Так это еще неизвестно, какой закон па билеты выйдет, когда в партизаны набирать станут. А у меня, правда, глаза слабы. Даже из такой вот не попаду, — старик кивнул на Чубареву винтовку. — А что за стрелок, если немец удрать может из-под ружья?
— Ничего, мы для тебя привяжем немца к забору, — загомонили мужики, — попадешь куда след.
— В ж…
— Хо-хо-хо…
Чтобы еще больше оправдать в глазах мужиков свое появление в деревне, Чубарь спросил:
— Где же ваше начальство?
— Какое?
— Ну, председатель колхоза.
— Ищи ветра в поле, — поспешил свистнуть Егор.
— Да, наверное, подался с обозом куда-нибудь, — уточнил мужик, которого дедок назвал Корнеем.
— А он вовсе и не в нашей деревне жил, — подсказал другой крестьянин, кажется, Влас.
— Мы объединены были с Гореличами, — начал объяснять Корней. — В Гореличах и колхозная контора, и председатель там жил. А у нас тут полеводческая бригада, третья.
Между тем дедок был настороже — продолжал свою тему.
— Интересно, а сами вы партизан или уполномоченный по партизанам? — перебивая односельчан, спросил он Чубаря.
— Все вместе — и партизан, и уполномоченный, — ответил, усмехаясь, Чубарь.
— И документы имеешь?
— Есть и документы. А зачем они тебе?
— Да так.
— Он у нас дюже грамотный, — сказал, осклабясь, Егор. — Всем интересуется.
Мужики захохотали.
— Вам лишь бы!.. — осердился старик. — А я хотел спросить, как думает человек. Он же, должно быть, начальник, раз в партизаны пошел. Вот я и хочу спросить. Наши скоро вернутся?
— А ты как думаешь? Дедок пожал плечами.
— Забрал же вон сколько…
— Что забрал, то и отдаст, — веско сказал Чубарь.
— Да это так, — вздохнул старик. — Чужое не свое. Чужое отдай.
— Я ведь тоже толкую мужикам, — снова встрял в разговор Корней, — на нонешний год даже знак господний таков, что все за нас. Война началась в святой день. В году есть один такой день, когда наша православная церковь отмечает память всех святых русской земли. И вот этот день пришелся нынче как раз на двадцать второе июня. Люди, знающие святое писание, говорят, что такое совпадение не случайно. Это не иначе знак милости святых к нам, грешным.
— А ты что, тоже из святых? — внимательно посмотрел па Корнея Чубарь, будто хотел отыскать в его облике какие-то скрытые черты.
— Он у нас когда-то на попа учился, — поспешил подсказать дедок, — да архиерею не приглянулся.
Видимо, про Корнея и архиерея разговор среди шпряевцев начинался уже не в первый раз, и мужики дружно захохотали. Старик между тем разъяснил Чубарь:
— Корней у нас видишь какой? И ростом, и лицом. Что богатырь из сказки. А жена у архиерея тоже писаная красавица. Так архиерей и побоялся держать нашего Корнея близ себя.
Мужики снова захохотали, может, даже не задумываясь над тем, бывает ли вообще у архиерея жена.