В-четвертых, я бы поставил под сомнение тезис Ю. Кристевой, согласно которому для сохранения нормальных супружеских сексуальных отношений необходимо наличие "тени инцеста". Формирующиеся в детском возрасте эдипальные отношения могут давать знать о себе в процессе проявления взрослой сексуальности. При неблагополучном прохождении инфантильной фазы психосексуального развития, отмеченной печатью эдипова комплекса, в ряде случаев "тень инцеста" дает знать о себе таким образом, что мужчина может оказаться психически импотентным, а женщина – фригидной.
"Тень инцеста" в принципе сдерживает, затормаживает проявление сексуальности как у мужчины, так и у женщины. С рождением ребенка любимая женщина становится матерью и мужчина, который ранее не находился под воздействием "тени инцеста", начинает по-другому относится к матери своего ребенка, что может оказывать сдерживающее влияние на проявление его сексуальности. Женщина, родившая ребенка и ощутившая материнскую страсть, также может столкнуться с реактивизацией "тени инцеста", что способно привести к усилению десексуализации женственности.
Словом, "тень инцеста", на мой взгляд, не только не благоприятствует поддержанию и укреплению супружеской жизни в ее сексуальных составляющих, но, напротив, приводит к такому положению, когда с рождением ребенка ухудшаются супружеские отношения, следствием чего являются последующие разводы, кстати далеко не редкие и связанные с сексуальной неудовлетворенностью обоих супругов или одного из них, особенно мужчины.
И наконец, затрону еще один вопрос, лишь обозначенный во вступительном слове Ю. Кристевой, но не относящийся к теме ее лекции о материнской страсти. Этот вопрос касается тех разногласий и противоречий между российскими кандидатами и членами Международной психоаналитической ассоциации, о которых, судя по всему, Ю. Кристевой стало известно. Во всяком случае в произнесенном на русском языке вступительном слове она обмолвилась именно об этом, выразив надежду, что руководству Международной психоаналитической организации удастся разрешить те конфликтные ситуации, которые, к сожалению, имеют место в российском психоанализе.
Выскажу лишь одно соображение по этому поводу.
Когда-то в России, в эпоху крепостного права, конфликты между крестьянами решались по типу "Вот приедет барин, барин нас рассудит". Барин приезжал и по-своему разумению разрешал возникшие конфликты, подчас не особенно вникая в их причины и существо, да и, по сути дела, не зная психологии крестьян.
Сегодня, в эпоху провозглашения свободы и демократии надежда на разрешение имеющихся разногласий как между отдельными российскими кандидатами и членами Международной психоаналитической ассоциации, так и между российскими ее членами по-прежнему, как и при крепостном праве, возлагается на "барина".
Не собираюсь углубляться в тонкости этого, по всей видимости, очень непростого вопроса. Но не могу не обратить внимание на своего рода расхождение между соответствующим упованием на разрешение имеющихся разногласий в рамках психоанализа в России и высказанными Ю. Кристевой соображениями о свободе, которые имели место в лекции о материнской страсти (о чем я не упоминал) и особенно в лекции "Как мыслить свободу сегодня", прочитанной ею 5 декабря 2010 года на Международной ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction.
В интервью Ю. Кристевой, данном газете "Коммерсант" сразу же после закрытия этой ярмарки, речь шла о том, что подлинной, реальной свободой может быть только та, которая является личностной, как таковая она "возможна в ситуации договора, охраняющего каждую отдельную личную свободу и уважающего ее".
Так, быть может, отвечающий духу реальной, а не иллюзорной свободы, подобного рода договор необходимо выработать в рамках существующих в России психоаналитических обществ, организаций и групп, ориентированных на Международную психоаналитическую ассоциацию, возможно, даже и выходящих за ее пределы, чем отдавать "барские" функции наказывать или жаловать, казнить или миловать назначенным эмиссарам из МПА?
2010
Нарциссизм: вектор развития психоаналитических идей
Когда и почему З. Фрейд обратился к проблеме нарциссизма? Как и каким образом осмысление проблематики нарциссизма сказалось на развитии психоаналитических идей?
Полагаю, что ответы на эти вопросы могут способствовать лучшему пониманию не только исторических вех, связанных с обращением З. Фрейда к тем или иным аспектам нормального и патологического развития человека, но и специфики психоаналитической интерпретации нарциссизма как такового, которая не совпадает с мифологическими и литературно-художественными толкованиями.
Начну с констатации того, что термин "нарциссизм" был введен в научную медицинскую литературу в 1898 году английским врачом Х. Эллисом, который, апеллируя к греческому мифу о Нарциссе, использовал данный термин при описании клинического случая лечения аутоэротического мужчины, что нашло отражение в его статье "Аутоэротизм: психологическое исследование". В 1899 году другой врач П. Некке в своей статье "Сексуальная перверсия в психиатрической больнице" также счел возможным использовать термин "нарциссизм" при изложении клинического материала. Оба автора рассматривали нарциссизм в качестве приемлемого термина для характеристики особого типа сексуальной перверсии, связанной с аутоэротизмом.
После опубликования З. Фрейдом "Трех очерков по теории сексуальности" (1905), в которых, наряду с психоаналитическим пониманием стадий психосексуального развития ребенка, высказывалась мысль о размытости границ между нормой и перверсией, некоторые психоаналитики вплотную подошли к рассмотрению проблематики нарциссизма, в дальнейшем сыгравшей значительную роль в становлении новых психоаналитических идей и концепций.
В 1908 году на первой Международной встрече по психоанализу К. Абрахам выступил с докладом "Психосексуальные различия истерии и Dementia praecox", где высказал соображения о возможности возвращения либидо некоторых пациентов с сексуального объекта на собственное Я.
В 1910 г. в одном из журналов была опубликована статья Й. Задгера "Фрагмент психоанализа одного случая гомосексуальности", в которой также высказавались идеи, относящихся к проблеме нарциссизма.
З. Фрейд не только был знаком с этими материалами, но и в своих работах, связанных с обращением к проблематике нарциссизма, счел необходимым сослаться на идеи данных авторов.
Если не считать упоминания З. Фрейдом данного термина на заседании Венского психоаналитического общества 10 ноября 1909 года, то впервые в текстовых вариантах его обращение к проблеме нарциссизма, датированное 1910 годом, нашло свое отражение в работе "Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве" и в дополненном издании "Трех очерков по теории сексуальности". В этих публикациях З. Фрейд предложил свое объяснение психического механизма возникновения гомосексуальности, исходя из специфических взаимоотношений между ребенком и матерью. Согласно его представлениям, мальчик может вытеснить свою любовь к матери, затем идентифицироваться с ней, поставив себя на ее место и приняв за образец самого себя, и, таким образом, найти новый объект своей любви на пути нарцизма.
Первоначально З. Фрейд отдавал предпочтение термину "нарцизм", а не "нарциссизм", считая его не совсем правильным, но зато кратким и не так режущим слух. Об этом он писал в работе "Психоаналитические заметки об одном случае паранойи (dementia paranoids), описанном в автобиографии" (1911). Однако позднее, подобно другим психоаналитикам, он стал использовать ставший привычным и общепризнанным термин "нарциссизм".
Важно отметить, что при первом своем обращении к проблематике нарциссизма З. Фрейд акцентировал внимание на (1) бессознательных механизмах фиксации и идентификации, (2) новом сексуальном объекте и (3) особой стадии психосексуального развития ребенка. Во всяком случае он исходил из того, что те, кто стали впоследствии гомосексуалистами, в первые годы своего детства прошли через стадию кратковременной, но интенсивной фиксации на женщине (в основном на матери). После преодоления этой стадии они идентифицировали себя с женщиной, выбрали себя в качестве сексуального объекта, стали искать молодых и похожих на себя мужчин, которых захотели любить так, как любила их мать.
Исследуя случай паранойи на примере анализа опубликованных в 1903 году дневников саксонского председателя судебной коллегии Даниэля Пауля Шребера и высказывая гипотезу о роли гомосексуального желания при данном заболевании, З. Фрейд обратил внимание на ту стадию развития либидо, которую оно проходит на пути от аутоэротизма к объектной любви. Речь шла о таком понимании, согласно которому в процессе своего психосексуального развития индивид сначала выбирает объектом любви свое собственное тело, а затем другого человека.
По мнению З. Фрейда, в нормальных условиях эта фаза, или стадия, психосексуального развития индивида является необходимой и многие люди могут задерживаться на ней долгое время. Но, если индивид не освобождается полностью от данной стадии (нарцизма), на которой произошла соответствующая фиксация, то путем последующей регрессии у него может дать знать о себе наиболее слабое место где-то между аутоэротизмом, нарцизмом и гомосексуальностью, что чревато последующим психическим расстройством. Так, согласно З. Фрейду, при паранойе либидо устремляется к Я и используется для его возвеличивания. Словом, либидо возвращается на ранее пройденную стадию нарцизма, на которой единственным сексуальным объектом было собственное Я.