Идеалисты учат, что психика самостоятельна, что "душа" есть колодезь, без дна. И Павлов и Фрейд считают, что дном "духа" является физиология. Но Павлов, как водолаз, спускается на дно и кропотливо исследует колодезь снизу вверх. А Фрейд стоит над колодцем и проницательным взглядом старается сквозь толщу вечно колеблющейся замутненной воды разглядеть или отгадать очертания дна. Метод Павлова – эксперимент. Метод Фрейда – догадка, иногда фантастическая. Попытка объявить психоанализ "несовместимым" с марксизмом и попросту повернуться к фрейдизму спиной слишком проста или, вернее, простовата. Но мы ни в коем случае не обязаны и усыновлять фрейдизм. Это рабочая гипотеза, которая может дать и несомненно дает выводы и догадки, идущие по линии материалистической психологии. Экспериментальный путь принесет в свое время проверку. Но мы не имеем ни основания, ни права налагать запрет на другой путь хотя бы и менее надежный, но пытающийся предпочитать выводы, к которым экспериментальный путь ведет лишь крайне медленно".
Как видим, при всех оговорках, в конечном счете, Троцкий благосклонно относился к психоанализу и фрейдизму. И нет ничего удивительного в том, что в своих размышлениях о психоаналитическом учении Фрейда некоторые русские ученые апеллировали к авторитету этого политического лидера. Причем на Троцкого, а в равной степени и на Радека ссылались как те, кто пытался соединить рефлексологию с психоанализом с целью дальнейшего развития диалектического материализма, так и те, кто предпринимал усилия по разработке исторического материализма путем использования психоаналитических идей при исследовании социальных процессов общества. Но именно данное обстоятельство стало одним из решающих, предопределивших дальнейшую судьбу психоанализа в постреволюционной России.
"Нужно сказать, – подчеркивал один из приверженцев психоаналитического учения Фрейда, – что психоанализу в Советской России повезло. Такого рода дарования и силы марксисты, как Троцкий, Радек, Варга, правда, мельком, но все же поставили перед ищущими марксистами проблему значительного порядка: возможность увязки социологического метода исследования с психоаналитическим" (Внуков, 1924, с. 152).
Однако, как показали последующие события, оценки подобного рода оказались преждевременными, несоответствующими реальному положению дел. Психоанализу не повезло именно потому, что Троцкий, Радек и их последователи выступили в защиту психоаналитических идей. Политические игры, завершившиеся ниспровержением некогда популярных лидеров с олимпа власти, сказались и на российском психоанализе.
Политическая борьба за власть в конце 1920-х годов, сопровождавшаяся изгнанием из страны одних политических лидеров, в частности Троцкого, моральным подавлением других и физическим уничтожением третьих, завершилась со временем диктатурой Сталина, наложившей глубокий отпечаток на все сферы жизни постреволюционной России. Отразилась она и на последующем развитии науки – разгроме многих перспективных научных направлений, избиении научных кадров, выдвижении на передний план ряда сомнительных людей, готовых ради личной карьеры не только заложить свою душу дьяволу, но и отдать на заклание души талантливых ученых, неискушенных в большой политике.
Если во второй половине 1920-х годов дискуссии в философии, психологии, педагогике и медицине не были окрашены исключительно в политические и идеологические тона, то начало 1930-х годов отмечено резкой политизацией и идеологизацией научных дебатов. Сталин непосредственно приложил руку к этому повороту в науке, вернее, инициировал процесс ее политизации и идеологизации.
9 декабря 1930 года состоялась беседа Сталина с бюро ячейки ВКП(б) Института красной профессуры, философии и естествознания. На этой встрече он поддержал группу молодых честолюбивых партийцев, включая М. Митина, Э. Кольмана, П. Юдина, выступивших с критикой А. Деборина, Н. Карева, Я. Стена, задававших тон в философских дискуссиях на страницах журнала "Под знаменем марксизма". 25 января 1931 года вышло постановление ЦК ВКП(б) "О журнале "Под знаменем марксизма", в котором группа Деборина обвинялась в ряде ошибок, в том числе в отрыве философии от политики. В нем содержался также призыв к борьбе против всяческих уклонов от генеральной линии партии, к борьбе на два фронта: с механистической ревизией марксизма и с идеалистическими извращениями его. Говорилось и о необходимости развертывания беспощадной критики всех немарксистских установок в философии, общественных и естественных науках.
Если учесть, что в предшествующие годы редакция журнала "Под знаменем марксизма" считала одной из важных задач философскую критику учения Фрейда и фрейдизма в целом, то можно себе представить, какой участи был удостоен психоанализ и другие зарубежные теории на страницах этого журнала после того, как ведущую роль стал играть в нем М. Митин, обласканный Сталиным и наделенный особыми полномочиями по искоренению инакомыслия в науке. И действительно, журнал "Под знаменем марксизма" превратился в воинствующий орган, обрушивающийся на любые формы проявления инакомыслия не только в философии, но и в иных сферах знания от психологии до физики, от педагогики до математики.
В одном из номеров "Пролетарской революции" за 1931 год публикуется письмо Сталина "О некоторых вопросах истории большевизма", направленное им в редакцию журнала. В нем Сталин выступил с критикой попыток некоторых теоретиков "протащить контрабандой" в научную литературу "замаскированный научный хлам". Троцкизм именовался им "передовым отрядом контрреволюционной буржуазии". В конечном счете, используя такие выражения, как "галиматья", "жульническое крючкотворство" и "головотяпство, граничащее с преступлением, изменой рабочему классу", Сталин призвал к непримиримой борьбе с "гнилым либерализмом" и с "троцкистской контрабандой" (Сталин, 1931, с. 3–12).
Начатая Сталиным кампания за политизацию и идеологизацию науки, за очищение марксизма от "скверны инакомыслия" не могла не сказаться на радикальном изменении отношения русских ученых к психоанализу. В философских, психологических и педологических журналах были спешно опубликованы редакционные статьи, в которых содержались призывы к максимальной идеологической бдительности на "научном фронте", к беспощадному разоблачению явных и замаскированных "классовых врагов в науке" (Итоги философской дискуссии, 1930, с. 15–24; Итоги обсуждения письма т. Сталина…, 1931, с. 1–14; О положении на педагогическом фронте, 1931, с. 8–11). В некоторых из них специально говорилось о недопустимости соединения "фрейдизма с рефлексологией" и недооценки "идеалистических фрейдистских извращений в педагогике" (Письмо т. Сталина и методологическая бдительность на идеологическом фронте, 1931, с. 2).
Одна за другой стали появляться авторские статьи, обвиняющие приверженцев фрейдизма в механицизме, меньшевиствующем идеализме, гнилом либерализме, троцкистской контрабанде. А. Варьяша обвинили в механистической ревизии диалектического материализма и в "прямом скатывании к психоанализу", назвав его наряду с Бухариным опасной фигурой. А. Залкинда как одного из руководителей "психоневрологического фронта" причислили к меньшевиствующим идеалистам, которые, по убеждению тех, кто придерживался сталинских указаний, вместо разоблачения всего учения Фрейда ограничился лишь отдельными критическими соображениями в его адрес. Одновременно все отчетливее стали раздаваться призывы к непримиримой борьбе с теми, кто разделял используемые в различных целях теории в психоневрологии, включая "фрейдизм с его психоанализом" (Таланкин, 1931, с. 15).
Вдохновленные установками Сталина на искоренение инакомыслия в марксизме, бдительные критики не оставляли без внимания ни одну работу, в которой хотя бы в малейшей степени высказывались одобрительные суждения по поводу психоаналитического учения Фрейда. Так, стоило в 1930 году появиться коллективному труду, в котором содержалась статья с позитивными оценками некоторых идей психоанализа, как сразу же после опубликования выше упомянутого письма Сталина данная работа подверглась суровому осуждению.
Автор статьи о психоанализе М. Ширвиндт подверг критике брошюру И. Асвацатурова "Психотерапия и психоанализ" (1926) за наивное для невропатолога рассмотрение психоаналитического учения Фрейда и высказал свою точку зрения, согласно которой психоанализ, бихевиоризм и рефлексология могут составить основу материалистической психологии. "Задача материалиста-диалектика, – писал он, – не в том, чтобы начисто отрицать фрейдизм, это было бы и слишком легко и слишком трудно. Задача в другом: показать, с точки зрения диалектического материализма, каковы условия значимости психоаналитического метода и где границы его применения" (Ширвиндт, 1930, с. 128). И хотя М. Ширвиндт высказал критические соображения по поводу философских и социологических аспектов фрейдизма и, более того, подчеркнул, что с такой "реакционной антинаучной мистикой марксизму не по дороге" (Ширвиндт, 1930, с. 151), тем не менее это не спасло от резкой критики ни его статью, ни коллективный труд в целом. Один из рецензентов не только обвинил М. Ширвиндта в политической близорукости, но и заявил, что появление такой сугубо беспартийной книги заслуживает самого сурового осуждения и отпора, лишний раз сигнализирует о недостатках работы на фронте психологии и указывает на необходимость усиления бдительности и положительной практической работы по созданию марксистсколенинской психологии на основе тесной связи теории и практики.
В различных политических грехах и ошибках обвинялись не только ученые, пытавшиеся разобраться в существе психоаналитического учения Фрейда и одобрительно отзывавшиеся о его вкладе в исследование человеческой психики, но и те, кто на протяжении 1920-х годов задавал тон в марксистской критике психоанализа.