Вы изволили заметить, что возможность повредить больному применением того или иного метода лечения, в том числе и психоанализа, не специалистами и в корыстных целях является такой "тривиальной" истиной (выражение Ваше), что о ней и говорить не стоит. И дальше указываете на особое положение психоанализа, что и привело за отсутствием специальных кафедр к созданию Интерн. Психоан. Об-ва и к ряду мер, предпринимаемых последним. А я считаю, что создавшееся положение вещей как раз и ведет к тому, что у больных, которым необходимо лечение психоанализом, которым оно советуется, нет, и при настоящем положении не будет, достаточных гарантий, какие они имеют обычно в других отраслях медицины. И потому считаю, что об этом не только говорить, но кричать надо и как можно больше. И приветствую намечаемые мероприятия, выработанные Гамбургским психоаналитическим съездом, и желаю Инт. Об-ву самых больших успехов в трудной, едва ли даже осуществимой задаче обеспечения лицам, нуждающимся в психоаналитическом методе лечения, применения научного, а не дилетантского, чтобы не сказать больше, психоанализа. При таком положении правы ли Вы, гражданин председатель Русск. психоан. О-ва, утверждая, что при лечении интересы врача и больного совпадают. Всегда ли так? Не должны ли мы иногда встать на защиту больных и указать им: Будьте осторожны. Не увлекайтесь модными течениями, в них не все еще ясно, в них много преувеличений и увлечений. А психоанализ, как Вы сами отмечаете и как прекрасно учитывает Инт. Псих. Об-во, находится в этом отношении в особо неблагоприятных условиях. Вы указываете, что Фрейд в статье "о диком психоанализе" пишет, что нужно помочь больному разрешить его конфликт, а не отделаться от него нелепым и вредным советом вести половую жизнь. Мне кажется, что Фрейд едва ли только такие советы причисляет к данному анализу. Тогда я охотно готов признать, что надо к этому термину присоединить какой-нибудь другой или заменить его новым, более общим, быть может более резким. Мог бы прибавить еще ряд очень характерных в этом отношении наблюдений, "отмеченных мною уже после выхода из печати номера "Современной психоневрологии", где была напечатана моя статья, но экономия места мне не позволяет этого сделать. Своего освещения статей Фрейда я не давал, я выписал только их смысл и потому Ваш упрек в этом отклоняю. Невольно вызывает, между прочим, удивление мнение, что для применения психоанализа особенно рекомендуется предварительное лечение этим методом. Вот не желал бы никому из больных попасть к такому психоаналитику!
Дальше Вы говорите о моем "упреке", что психоаналитики "не ошибаются". Тут может получиться впечатление, что я попал не в бровь, а в глаз, Вы, гражд. председатель, несколько теряете спокойствие. В самом деле, к чему здесь говорить об удачах лечения у других психотерапевтов, о тех "счастливчиках", которые попадают к психоаналитикам от других врачей, о блестящих и быстрых излечениях и т. п. Вы даже впадаете в назидательный тон и поучаете, как надо понимать ныне "излечение" пациента. Позвольте Вам указать, что Вы глубоко ошибаетесь, полагая, что в настоящее время "в общей медицине (слова Ваши) идеалом терапии считается Restitutio ad integrum". Я давно уже в своих лекциях и студентам и врачам подчеркиваю, что эта точка зрения неприемлема, что мы стремимся к излечению социальному. Также не нужными мне кажутся и строки, посвященные Вами этиологии психоневрозов. Вы же выступаете в специальном журнале.
Наконец по поводу "предвзятости психоаналитиков". Здесь я не могу отказать себе в удовольствии привести цитату из предисловия проф. Л. Г. Оржанского к только что вышедшему переводу книги немецкого последователя Фрейда д-ра Г. Гуг-Гельмута "Новые пути к познанию детского возраста" (Л., 1926): "Постепенно сексуальность превратилась у Фрейда в пансексуальность, в единое господствующее начало. Надо было доказать это, и он сам, а еще больше его ученики приложили это половое мерило ко всем явлениям прошлого и настоящего, к истории, к мифологии, к искусству, к литературе – ко всему кругу человека. Не только живые люди – пациенты Фрейда – подверглись мельчайшему выворачиванию души наизнанку и, как при допросе инквизиции, будто бы добровольно во все проникающей сексуальности, но и великие люди прошлого: Леонардо да Винчи, Достоевский, Гоголь были втиснуты в бездну сексуальности. Не избегли этого и дети. На них давно обратили внимание фрейдисты: любовь к матери, ее ласки, весь энтузиазм раскрывающейся души нашли свое начало и конец в сексуальности… Постепенно вокруг идей Фрейда образовалась каменная стена, за которую ничто новое, свежее не доходит. Ни он, ни ученики его не допускают сомнений в своем подходе к человеку.
Из науки фрейдизм обратился в сектантство… Фрейдизм не знает эволюции, он не хочет быть теорией, а догматом, аксиомой. Цельность, естественность отношений родителей и детей, педагогов и воспитанников не раз были уже в корне отравлены переводом на сексуальность. У нас толкование детских проявлений с точки зрения пансексуальности особенно обнаруживает искусственность фрейдовских объяснений… Русская литература по фрейдизму имеет в переводе основные сочинения его и некоторых его учеников, кроме того, есть несколько чисто русских толкований Фрейда и сочинения, которые по своей прямолинейности и безапелляционности, вероятно, вызвали бы у самого Фрейда душевную жуть".
Прочесть эти прекрасные строки столь авторитетного автора было для меня большим удовольствием.
Да, гр. председатель Русс. Психоан. О-ва, Вы видите я не одинок. И это естественно! Было бы странно, если бы было иначе. И все же мне еще раз хочется подчеркнуть то, что я сказал уже и в своей статье. Не принимайте нас за противников Фрейда. Нельзя отождествлять этого великого ученого с его последователями, да еще нашими доморощенными. И преклоняюсь пред великими заслугами Фрейда, пред теми откровениями, какими мы обязаны ему. Но мы не можем не замечать его преувеличений, не должны молчать о них.
И должны всячески бороться против преувеличений и увлечений его особенно ярых последователей. В приписке к Вашему письму Вы сообщаете, что проф. Рейснер состоит членом-сотрудником Вашего О-ва. Я очень уважаю пр. Рейснера, но какое отношение это имеет к делу, не совсем уяснил.
Киев 27.11.26.
Проф. В. Гаккебуш
Эти исторические документы, отражающие научные споры о психоанализе среди русских ученых, свидетельствуют о многом. Вопервых, из них становится ясно, что в середине 1920-х годов в постреволюционной России действительно наблюдалось размежевание идейных позиций, авторы которых по-разному оценивали теорию и практику психоанализа. Во-вторых, они дают представление о круге проблем, являвшихся предметом споров и разногласий, а также демонстрируют направленность мышления ученых, апеллирующих к психоаналитическим идеям. В-третьих, исходя из их содержания, нельзя не заметить, что при всей склонности некоторых исследователей навешивать на критикуемые ими учения ярлыки типа "идеализм" и "субъективизм", отношение к психоанализу, особенно среди психиатров и психоневрапатологов, в значительной степени формировалось на основе теоретических доказательств и клинической проверки исходных психоаналитических постулатов.
Хотя ирония, а подчас явная или скрытая подковырка оппонентов являлись широко распространенными в научной среде, тем не менее многие русские исследователи предпочитали использовать научные аргументы в своих высказываниях за или против психоанализа, а не идеологические соображения, предопределенные классовой борьбой и марксистским мировоззрением. Правда, идеологическое противостояние психоанализу в послереволюционной России ощущалось уже в начале 1920-х годов, когда в одном из номеров журнала "Под знаменем марксизма" за 1924 год отмечалось, что "редакция считает одной из очередных задач марксистской философии критику Фрейда и фрейдизма с точки зрения диалектического материализма" (№ 8–9, с. 51). Однако в то время отношение большинства русских ученых к психоанализу предопределялось все же научными, а не идеологическими интересами.
Достаточно сказать, что на I Всероссийском съезде по психоневрологии, состоявшемся в январе 1922 года в Москве, на некоторых секциях были заслушаны доклады, авторы которых с научных позиций рассматривали психоаналитические идеи Фрейда. Среди них можно отметить доклады И. Ермакова "Детская игра как продукт вытеснения и повторения" и А. Сидорова "Психоз и изобразительное искусство". В феврале 1923 года в Социалистической Академии выступил с докладом М. Рейснер "Проблема психологии в теории исторического материализма", в котором обращалось внимание на ценность ряда психоаналитических концепций. Кстати сказать, содержание научной полемики между В. Гаккебушем и М. Вульфом демонстрирует, что оба ученых, по-разному относящихся к возможностям использования психоанализа при лечении нервнобольных, в равной степени уважительно отзывались о М. Рейснере, неоднократно высказывавшем свои благоприятные соображения по поводу психоаналитического учения Фрейда.
На II Всесоюзном психоневрологическом съезде, состоявшемся в 1924 году в Петрограде, с докладом о месте фрейдизма в психофизиологии выступил А. Залкинд. В последующих научных дискуссиях ряд видных ученых сочувственно отнеслись к использованию психоаналитических идей в различных сферах знания, в процессе изучения и перевоспитания детей, страдающих различными психическими дефектами. По свидетельству очевидцев, В. Бехтерев, в частности, не возражал против Фрейда, трактующего истерию как следствие конфликта между либидо и цензурой (см.: Даян, 1924, с. 232).