Только в результате сложного процесса возникает болезненный симптом, т. е. проявляется болезнь. Каким же из этих моментов может стать психоаналитический метод лечения? Может ли он создать несуществующий у больного конфликт между первичным влечением и требованием реальности овладеть объектом? Очевидно, что нет. Он не может ни создать первичного влечения, ни изменить требований жизненной реальности, поскольку они зависят от этических, эстетических и социальных условий среды, а следовательно, не может привести к конфликту между ними. Самое большое, что он может, – это неумелым и неосторожным вмешательством, может быть, слишком резко обострить уже имеющийся конфликт и вызвать временное возбуждение. В большинстве случаев это ведет к тому, что у больного слишком усиливается "сопротивление" и он прекращает лечение, но иногда, в редких случаях, бывает и так, что после некоторого возбуждения "вытеснение" устраняется, больной осознает вытесненное и симптом исчезает. Но только симптом, а не болезнь, а потому и этот случай должен быть отнесен к нежелательному результату. В статье же о "диком психоанализе" Фрейд писал о том, что нужно помочь больному разрешить его конфликт, а не отделаться от него нелепым и вредным советом вести половую жизнь или – как это делается, к сожалению, и до сих пор нередко и именно врачами не психоаналитиками в более "благородной" форме – советом выйти замуж или жениться.
Не стану останавливаться на Вашем освещении других советов, изложенных Фрейдом в других статьях, упомянутых вами из составленного мною русского сборника. Не могу только скрыть, что это освещение вызвало подозрение, что "обаяние светлого образа великого" Шарко, проявлявшего столь благородства и уважения к своим противникам, к сожалению, временно несколько потускнело у Вас при писании этих строк. Что же касается Вашего упрека, что психоаналитики "не ошибаются", то позволю себе напомнить, что первая, самая большая и подробная работа Фрейда об истерии и применении психоанализа для лечения касается случая неудачного лечения и выяснения вопроса о том, в чем ошибка, поведшая к неудаче. Кроме того, Берлинский и Венский Психоаналитические Институты ежегодно печатают отчеты, в которых точно указывается число лечившихся, выздоровевших, получивших только облегчение и оставшихся в неизменном состоянии. Или может быть Вы требуете от психоаналитиков, чтобы они публиковали результаты своей частной практики? Это можно было бы, пожалуй, осуществить, но при одном условии: чтобы то же самое делали и другие специалисты-психотерапевты. Сравнение, я уверен, будет в пользу психоаналитиков. Что же касается вопроса о том, что психоаналитики мало задумываются над теми, кто у них не излечивается, отмахиваются от них как от чего-то неприятного и не интересуются их дальнейшей судьбой, – то, не касаясь того, насколько это фактически верно и насколько вообще практически осуществим такой интерес к больному, который, как Вы говорите, "сбежал", особенно если он это сделал не без участия и побуждения какого-нибудь коллеги, – я предложил бы, наоборот, врачам-невропатологам, противникам психоанализа, поинтересоваться судьбой больных, которые у них блестяще и быстро излечились. Это, кстати, и практически гораздо важнее. Именно об этих счастливцах мы, психоаналитики, могли бы дать очень интересные и поучительные сведения. Это приводит к другому важному и интересному вопросу: что психоанализ считает излечением, чего он требует от излеченного больного? Практически это можно формулировать коротко, выражаясь словами Фрейда: больной должен стать arbeits-und genussfahig, т. е. должен получить трудоспособность, жизнерадостность. Нужно подчеркнуть, что о симптомах болезни и их исчезновении в этой формуле нет ни слова: это получается, как побочный проект в психоанализе. Главное: дать больному радость труда и жизни. В общей медицине идеалом терапии считается Restitutio ad integrum. Этот идеал для психоанализа недостаточен потому, что у тех людей, которые являются объектом его воздействия, этого "integrum" никогда не было. Пора, наконец, понять ту истину, что психоневрозом не заболевают случайно, что выявление симптомов в том или ином возрасте – только сигнал, указывающий на неблагополучие, несостоятельность данной психофизической организации, только прорвавшийся наружу дым, указывающий на пожар внутри. Невроз – продукт неправильного, ненормального развития личности, в результате наследственного предрасположения, на которое влияли вредные воздействия самых первых моментов жизни, приведшие к организации определенной конституции больного. Изменить эту конституцию и сделать ее более устойчивой, более жизнеспособной и есть задача психоанализа, его цель, которую он часто блестяще достигает. Это не есть Restitutio ad integrum, а нечто гораздо большее. Это есть исправление того, что было уже до вспышки явной болезни и устранение причин, делающих возможной повторение такой вспышки. Только это психоанализ считает настоящим излечением, а не то состояние, которое обыкновенно называется так в случаях психоневротического заболевания.
Еще один вопрос: Вы утверждаете, что "пора-де в самом деле отрешиться от упрямого желания видеть в этиологии большинства психоневрозов только сексуальные конфликты. Надо научиться отыскивать в жизни не результаты предвзятых теоретизирований, а действительно голые факты". Последнее Ваше утверждение абсолютно верно, и именно Фрейд и его последователи всегда старались объективно изучать без всякой предвзятости голые факты такими, какие они есть, и к тому же призывают и других. Но предвзятость может проявляться не только в признании сексуальности, но еще больше в ее отрицании… Относительно же Вашего первого заявления, что необходимо отрешиться от "упрямого желания" видеть в этиологии большинства психоневрозов только сексуальные конфликты, позвольте заметить, что, во-первых, не совсем ясно, что именно Вы понимаете под термином "сексуальный конфликт". Если Вы хотите этими словами обозначить сексуальные нарушения в житейском смысле слова, т. е. нарушения физиологической генитальной функции у взрослого человека, то такую этиологию Фрейд приписывает только актуальному неврозу страха, который психоаналитическому лечению не подлежит. Если же Вы понимаете под этим психический конфликт между "Я" индивида и каким-нибудь душевным движением, вытекающим в конечном счете из сексуального в психоаналитическом смысле, – вернее либидозного влечения (т. е. такого, которое никакими статистическими или анкетными и т. п. способами доказано быть не может, так как оно бессознательно), то Вы по существу не правы. Именно непредвзятое и свободное от упрямого нежелания признавать очевидные факты исследование приводит всегда к убеждению, что дело обстоит так, как утверждает психоаналитическая школа. Но тут я должен внести в Вашу формулировку некоторое ограничение. Конфликт между содержаниями "Я" и первичными либидозными влечениями лежит в основе только истерического заболевания, при неврозе же навязчивости наряду с психоаналитическими проявлениями либидозных влечений такую же роль, и еще в большей степени, играют импульсы, вытекающие из враждебных реальности и ее объектам деструктивных первичных влечений. Нарушение же генитальной функции составляет при этих заболеваниях только весьма важный симптом. Во-вторых, это утверждение продукт не упрямого желания, а долголетнего углубленного объективного исследования, основанного на громадном клиническом материале, и может быть опровергнуто не априорными утверждениями, а научными доказательствами равной убедительности.
Примите Многоуважаемый Профессор выражение моего глубокого почтения.
Председатель Русского Психоаналитического Об-ва М. Вульф.
Кстати, проф. Рейснер состоит членом-сотрудником нашего Об-ва.
Москва 4.11.26.
Ответ председателю Русского психоаналитического об-ва д-ру М. В. Вульфу
Многоуважаемый гр. председатель!
Редакция "Современной психоневрологии" охотно поместила Ваше "открытое письмо", так как считает, что полное и всестороннее освещение затронутых вопросов крайне желательно и необходимо. Напрасно только Вы изволите предполагать, что Ваше обращение ко мне может у меня "задеть личные мотивы и аффекты". У нас, психиатров, обычно в этом отношении вырабатываются стойкие защитные реакции сохранения полного спокойствия.
Должен сказать Вам, что Ваше письмо нисколько не убедило меня и не может заставить меня отказаться от вышесказанного взгляда. Думаю, что так же к нему отнесутся и другие товарищи, разделяющие мои мысли. Считаю необходимым указать здесь, что в ответ на появление моей статьи я получил целый ряд заявлений и устных и письменных о полной со мной солидарности, о том, что давно следует "наконец заговорить об этом". Заявления эти исходят не от увлекающейся молодежи, не от "новичков" в нашей специальности, а от весьма солидных товарищей, авторитет которых высоко стоит не в одних только психоаналитических кругах.