С наступлением периода траура в анализе – пациентка осознала бесперспективность отношений с любовником и отказалась от попыток восстановить в отношениях с ним утраченные ею объекты и отношения. Она ощутила усечённость, искусственность, ненатуральность их общения, построенного на сексуальном использовании, контроле и чувстве опасности (экстремальности). Г не желала больше выживать за счёт использования для проекций психики Другого, она хотела жить, используя собственную, развившуюся в её депрессивном пространстве, функцию контейнирования. Герду тяготила бесперспективность связи с любовником, и она рассталась с ним. Находя и принимая хорошие качества матери, идентифицируясь с "достаточно хорошим" материнским объектом, она постаралась быть (а не казаться) хорошей принимающей матерью своим детям и преданной бабушкой своим внукам. Азартная опасная игра, коей пациентка ощущала жизнь, теперь не увлекала. Герда как бы вышла из тесного и душного мирка казино на просторные аллеи благоухающего городского парка. В действительности она вылезла из машины и полюбила прогулки пешком по городу и за городом, а также поездки в общественном транспорте. На смену контролю и манипуляциям пришла способность реальной оценки отношений с детьми и внуками, основанная на доверии собственным чувствам. Пациентка открывала "хорошесть" и стабильность и в других, ранее ужасавших её непредсказуемостью и монструозностью, объектах. Постепенно Г интегрировала положительные аспекты объектов в Самость. Укрепилась идентичность Г: реструктурализация фантазий о злонамеренности армянских тётушек способствовала принятию ею армянских корней. Она больше не чувствовала себя завистливым инвалидом. На смену зависти к объектам пришла благодарность за то, что те пытались ей дать. В Герде раскрылась щедрость – она раскрыла в себе удовольствие делать подарки родным и близким. Пациентка продала квартиру родителей и купила сыну и дочери по квартире, разрешив им жить и существовать в неконтролируемом ею мире самостоятельной жизнью.
Окончание путешествия
По окончании траура и после очередного посещения нарциссических миров, с целью реинтеграции Самости, Герда начала строить планы на будущее и озадачилась поиском мужчины, который устраивал бы её. Шёл седьмой год анализа. Казалось, благодарная пациентка вот-вот отправится в свободное плаванье. Мы обсуждали предполагаемое завершение анализа. Однако, вдруг Г стала ощущать меня агрессором и насильником, то принуждающим её к окончанию анализа, то не отпускающим её и использующим в своих корыстных – финансовых и сексуальных – целях. Некоторое время я пребывал в недоумении и спутанности: мы будто вновь оказались в параноидно-шизоидных пространствах, нежданно захваченными мафиозной бандой "плохих" устрашающих объектов. Я уже принялся было философствовать внутри себя о регрессиях пациентки, вызванных предстоящей сепарацией, но заметил, как сладостно мне думалось в таком ключе. Будто я хотел почувствовать, насколько я дорог Герде. Тут пациентка настойчиво потребовала, чтобы анализ закончился как можно быстрее.
Мне не удавалось ухватить и интегрировать данную ситуацию в динамику аналитических процессов. Тогда я ощутил некую пустоту рядом с собой, словно Г обращалась не ко мне, а к пустому месту рядом со мной. Пустому потому, что я не видел в той пустоте никого. Я видел себя реальной фигурой, не видя себя в переносе. Думаю, пациентка заметила мои проблемы в невербальной коммуникации интерсубъективных отношений и помогла мне. Ей приснился сон: она находится в тёмной комнате родительского дома; единственное освещённое место – проём двери; Герда хочет выйти из тёмной комнаты вдругую, освещённую, но путь загораживает мужская фигура; молодой мужчина гладит её тело, принуждая Герду к половому акту.
Во сне пациентка ощущала жуткий страх, ей было противно, гадко, но, одновременно, она чувствовала сексуальное возбуждение, сексуальное желание и гордость оттого, что является предметом вожделения. На сессии Г нашла в себе чувство вины. У неё возникло сомнение – была ли она жертвой, соблазнённой… не соблазняла ли она сама. Ассоциации пациентки привели нас к её брату. Опираясь на свои чувства, пациентка развернула предо мной карту травмы в Эдиповом пространстве. Эта карта Флинта была насыщена ярыми инфантильными сексуальными желаниями к матери, отцу и брату, отвержением и запретом на проявления сексуальности со стороны родителей, массивными фантазиями убийства родителей любовью и ненавистью, наконец – объединением Герды и брата во взаимной совместной мастурбации в дошкольном возрасте. Инцестная братско-сестринская пара противостояла кастрации и десексуализации, осуществляемой родителями.Инцестная братско-сестринская пара служила Герде щитом, прикрытием, защищавшим пациентку от мести матери: Г как бы демонстрировала матери – она не претендует больше на отца. Брат должен был заполнить пустующее, предназначавшееся отцу, место рядом с пациенткой, место на Эдиповом троне. (Видимо, поэтому я и ощущал ранее в контрпереносе пустоту рядом с собой). Но брат не принёс востребованной Гердой нежности, и место на фантазийном инцестном троне по-прежнему предназначалось воображаемому нежным отцу. Сексуальные же притязания брата, ощущавшиеся амбивалентно, всё более воспринимались насилием, сексуальным использованием и манипуляцией. Герда чувствовала – она для брата как бездушная кукла. Таким образом в Герде произошло расщепление инцестного объекта. Нежность и привязанность заполнили образ отца, а страсть и недифференцированные соматизиро-ванные аффекты влились в образ брата, причем оба объекта оставались в её психике парциальными, не были субъектами.
Однажды отец заметил, чем занимаются его дети (а в переносе Герда определила – я заметил поиск ею нужного ей мужчины: теперь я стал отцом, другой составляющей её расщеплённого инцестного объекта), отец сильно наругал и наказал сына. Период совместной взаимной мастурбации с братом за сим закончился, впрочем, лишь закрепив расщепление у пациентки. Недосягаемым сексуальным объектом стал брат, а отцу Герда определила роль насильника и разлучника. Отец попал под артобстрел ненавистью и гневом с нескольких сторон. Он не защитил Герду от брата = допустил возникновение в пациентке тяжёлого чувства вины. Он разрушил интимную пару с братом, выполнявшую определённые задачи в Эдиповом пространстве, лишил пациентку наслаждения. Он как бы объявил запрет на создание пациенткой иных пар, кроме пары отец-дочь, как бы насильно привязал Г к себе.
После раскрытия расщепления инцестного объекта в интерсубъективном взаимодействии – мы с пациенткой уточнили смысл её соматических симптомов:
1) её периодические экземы и полиартриты кистей рук запускались не только виной перед матерью за то, что у пациентки "перепутаны" руки = она левша, не только виной за зависть к матери-Дзержинскому (и виной за атаки на памятник Дзержинского в себе, с целью сбросить с пьедестала мать-Дзержинского и вступить, залезть на пьедестал самой – Лениным), не столько фантазиями о принуждении к музицированью на фортепьяно, когда мать хотела сделать из Герды ещё и пианистку, – сколько сексуальными влечениями (собственными и воспринимаемыми со стороны), которые "включали" в Герде частичный объект = "брата"… соматизированная вина за взаимную мастурбацию с братом появлялась в анализе, если Г начинала испытывать ко мне интерес;
2) периодические давящие и схваткообразные боли в животе у пациентки обозначали сигнальный аффект на попытку принятия в себе любой интроекции, имеющей характеристику опасной, ужасающей, плохой новизны; первично такой опасной, вторгающейся, преследующей была грудь с отравленным молоком (испорченными, отражёнными и зеркальными, чувствами), позже такими плохими интроектами стали материнские контроль и механистичность – Демьянова уха, мамин супчик; такой важной новизной в развитии Г явилось открытие ею, во взаимных мастурбационных эксцессах с братом, собственной женскости и собственного тела как тела женского, содержащего неизведанное детородное пространство; "наказание" отца Герда восприняла пенетрацией, разрушающей её женскость = женскую утробу; она восприняла запрет на инцестную сексуальность запретом ощущать утробу (в зрелом возрасте это привело к тому, что Герда не ощутила прогрессирующих воспалительных процессов своих половых органов, не ощутила развившегося пельвиоперитонита и чуть не рассталась с жизнью, спасшись жертвой своей детородной функции – в результате овариоэктомии)… в анализе пациентка зачастую сперва воспринимала собственные инсайты и инсайты, полученные о меня, как кастрирующие, разрушающие, лишающие жизни… Схваткообразный характер болей, представленный во снах войной с немцами, репрезентировал схватку идентификаций: пенетрирующий пенис – разрушающая вагина, – а также символизировал аннигиляцию мира, где есть разделение на мужчин и женщин = аннигиляцию сексуальности = аннигиляцию самой жизни, делая мир бесполым, но менее опасным для пациентки.