В послевоенные годы продолжалась начавшаяся еще до войны борьба с "формализмом". Она охватила литературу, музыку, изобразительное искусство. В 1948 году состоялись первый Всесоюзный съезд советских композиторов и трехдневное совещание деятелей музыки в ЦК партии. В результате советских композиторов искусственно разделили на реалистов и формалистов. При этом в формализме и антинародности обвинялись самые талантливые – Д. Шостакович, С. Прокофьев, Н. Мясковский, В. Шебалин, А. Хачатурян, произведения которых вошли в мировую классику.
В вину Д.Д. Шостаковичу, например, ставился "грубейший физиологический натурализм", будто бы проявившийся в операх "Нос" и "Леди Макбет Мценского уезда". С. Прокофьев, гордость нашей музыкальной культуры, вынужден был выслушивать на съезде невежественные окрики в свой адрес из уст дилетанта А. Жданова. В ход шли стандартные формулировки: "Подлинный художник…. если его произведение не понятно слушателям, должен… прежде всего разобраться, почему он не угодил своему народу". Естественно, приоритет отдавался бесконфликтным лакировочным произведениям, преимущественно кантатам и ораториям на хорошо проверенные и одобренные свыше тексты.
Созданная в 1947 году Академия художеств СССР с первых лет своего существования включилась в борьбу с "формализмом".
В кино и театре подобная практика привела к резкому сокращению числа новых фильмов и спектаклей. Если в 1945 году было выпущено 45 полнометражных художественных фильмов, то в 1951-м – всего девять, причем часть из них представляли снятые на пленку спектакли. Театры ставили в сезон не более двух-трех новых пьес. Установка на шедевры, выполненные по указаниям "сверху", вела к мелочной опеке над авторами. Каждый фильм или спектакль принимался и обсуждался по частям, художники вынуждены были постоянно доделывать и переделывать свои произведения в соответствии с очередными указаниями чиновников.
В литературе наступило время А. Сурова, А. Софронова, В. Кочетова, М. Бубеннова, С. Бабаевского, Н. Грибачева, П. Павленко и других авторов, произведения которых сегодня никто и не вспоминает. А в 40-е годы они находились в зените славы, награждались всяческими премиями.
В то же время продолжались репрессии. В 1949 году был арестован один из крупнейших русских религиозных философов первой половины двадцатого века – Лев Платонович Карсавин. Страдая от туберкулеза, в тюремной больнице он работал над новыми сочинениями по философии, излагая свои идеи в стихотворной форме ("Венок сонетов", "Терцины"). Умер Карсавин в тюрьме в 1952 году.
В 1947 году был арестован и находился в заключении до 1957 года выдающийся русский поэт и философ Даниил Леонидович Андреев. Во Владимирской тюрьме он работал над своим трудом "Роза мира", писал стихи, свидетельствующие не только о силе его духа, но и трезвой понимании того, что происходит в стране:
Не заговорщик я, не бандит.
Я – вестник другого дня.
А тех, кто сегодняшнему кадит,
Достаточно без меня.(1950)
Трижды арестовывали поэтессу Анну Баркову. Её стихи суровы, как и та жизнь, которую она вела столько лет:
Клочья мяса, пропитанные грязью,
В гнусных ямах топтала нога.
Чем вы были? Красотой? Безобразием?
Сердцем друга? Сердцем врага?..(1946)
Что помогало этим людям выдержать столь жестокие испытания? Сила духа, уверенность в своей правоте – и искусство! У А.А. Ахматовой хранилась тетрадка из бересты, на которой были процарапаны её стихи. Их записала по памяти одна из сосланных "жён врагов народа". Стихи опороченного, униженного великого поэта помогли ей выстоять, не сойти с ума. А на "воле" ширилась кампания борьбы с космополитизмом. При этом в гонимые попадали не только евреи, но и армяне (например, Г. Бояджиев), русские. Космополитом оказался русский критик В. Сутырин, сказавший правду о бездарном конъюнктурном произведении А. Штейна, о кинокартине "Падение Берлина".
Президент Академии художеств СССР А. Герасимов громил А. Эфроса и М. Ромма. В Литературном институте разоблачали студентов, которые якобы следовали своим наставникам-космополитам. Появились статьи против воспитанников поэта П. Антокольского – М. Алигер, А. Межирова, С. Гудзенко.
На театральных подмостках шли бездарные пьесы типа "Зеленой улицы" А. Сурова и "Московского характера" А. Софронова. В июне 1949 года был изгнан из своего театра режиссер A. Таиров, в августе – Н. Акимов. Этому предшествовала статья в "Правде" "Об одной антипатриотической группе театральных критиков". Она была направлена, в частности, против критика И. Юзовского, известного своими работами о Горьком. Не нравилось, как он истолковывал образ Нила в "Мещанах", а главное – непочтительно отозвался о пьесе А. Сурова "Далеко от Сталинграда" и пьесе Б. Чирскова "Победители", награжденной Сталинской премией.
Композиторы в лице Т. Хренникова выявляли космополитов-музыковедов. Шла чистка в театральных коллективах и издательствах. За упадочнические настроения критиковали знаменитое стихотворение М. Исаковского "Враги сожгли родную хату", ставшее народной песней. Написанная им в 1946 году поэма "Сказка о правде" долгие годы оставалась "в столе".
Руководящая идея была сформулирована критиком В. Ермиловым, утверждавшим, что прекрасное и реальное уже воссоединились в жизни советского человека. Со страниц книг, со сцены и экрана хлынули бесконечные варианты борьбы лучшего с хорошим. Литературные издания заполонил поток бесцветных посредственных произведений. Социальные типы, модели поведения героев "положительных" и "отрицательных", набор проблем, волновавших их, – всё это кочевало из одного произведения в другое. Всячески поощрялся жанр "советского производственного романа" с характерными названиями ("Сталь и шлак" B. Попова, например).
Не отставала от прозы и драматургия, наводняя театральные подмостки пьесами типа "Калиновой рощи" А. Корнейчука, в которой председатель колхоза спорит с колхозниками на важную тему: какого уровня жизни им добиваться – просто хорошего или "еще лучшего".
Энтузиастами социалистического строительства изображены герои романа В. Ажаева "Далеко от Москвы". Речь здесь идёт об ускоренном строительстве нефтепровода на Дальнем Востоке. Ажаев, сам узник ГУЛАГа, прекрасно знал, какими средствами велись подобные работы, но написал как требовалось, в результате чего произведение получило Сталинскую премию. По свидетельству В. Каверина (см. его "Эпилог"), в бригаде Ажаева был поэт Н. Заболоцкий, у которого остались иные впечатления от "ударных" зэковских строек:
Там в ответ не шепчется берёза,
Корневищем вправленная в лёд.
Там над нею в обруче мороза
Месяц окровавленный плывёт.
Надуманные сюжеты, откровенная конъюнктурность, схематизм в трактовке образов, обязательное восхваление советского образа жизни и личности Сталина – таковы отличительные черты литературы, официально пропагандируемой административно-командной системой в период 1945–1953 годов.
Ближе к 50-м годам ситуация несколько переменилась: начали критиковать бесконфликтность и лакировку действительности в искусстве. Теперь романы С. Бабаевского "Кавалер Золотой Звезды" и "Свет над землей", удостоенные всяческих наград, обвинялись в приукрашивании жизни. На XIX съезде партии (1952 год) секретарь ЦК Г. Маленков заявил: "Нам нужны советские Гоголи и Щедрины, которые огнем сатиры выжигали бы из жизни всё отрицательное, прогнившее, омертвевшее, всё то, что тормозит движение вперёд". Последовали новые постановления. В "Правде" появились редакционные статьи "Преодолеть отставание в драматургии" и приуроченное к столетней годовщине со дня смерти Н.В. Гоголя обращение к художникам с призывом развивать искусство сатиры.
В искренность этих призывов трудно было поверить – родилась эпиграмма:
Мы за смех, но нам нужны
Подобрее Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.
Благородное искусство сатиры пытались использовать для поисков и разоблачения очередных "врагов".
Разумеется, художественная жизнь страны в 40-50-е годы не исчерпывалась лакировочными поделками, но судьба таких произведений складывалась непросто.
Повесть В. Некрасова "В окопах Сталинграда", опубликованная в 1946 году, была удостоена Сталинской премии в 1947 году, но уже через год её критиковали в печати за "недостаток идейности". Об истинной причине практического запрещения книги точно сказал В. Быков: "Виктор Некрасов увидел на войне интеллигента и утвердил его правоту и его значение как носителя духовных ценностей…"
В 1949–1952 годах в центральных "толстых" журналах было опубликовано всего одиннадцать произведений о войне. И вот в то время, когда большинство художников, следящих за конъюнктурой, штамповали бесконечные "производственные" романы и повести, В. Гроссман принес в журнал роман "За правое дело". Первоначально он хотел назвать его "Сталинград", но А. Фадеев передал писателю указание "свыше" переделать произведение, якобы умаляющее подвиг сталинградцев и направляющую роль Ставки. От автора требовали помпезности, но Гроссман сохранил свой замысел. Полностью воплотить его при сложившихся обстоятельствах он не мог, но продолжал работать. Так появилась дилогия "Жизнь и судьба" – эпическое произведение, текст которого в шестидесятые годы был арестован и увидел свет лишь в восьмидесятые.