Когда Махмед распахнул ее и отодвинул в сторону занавеску, дохнуло тяжелым запахом жилья, несвежести, грязного белья, и офицеры, как по команде, схватились за носы.
Маленькая комнатушка была жарко натоплена. Левая часть была перегорожена шторой. В центре комнаты — «буржуйка», накаленная докрасна, изгиб трубы от нее уходил в отверстие в стене. У запотевшего окошка на матрасе, укутанный в одеяло, лежал крохотный ребенок. Не спал, смотрел невидящими глазами перед собой и едва шевелил губами.
Матрасы были разбросаны в каждом углу. Хозяин, войдя в комнату, снял калоши, босиком зашлепал к шторке, оттянул ее край и жестом пригласил медсестру зайти. Там была женская половина.
Медсестра вопросительно посмотрела на Нестерова.
— Да иди уж… — ответил Нестеров. — Если что случись, нам тут всем крышка.
Ашот легонько толкнул Нестерова локтем и едва заметно указал глазами куда-то в угол. Махмед на полсекунды опередил это движение Вартаняна, присел на матрасе и быстро смотал в рулон какой-то продолговатый предмет, похожий на ленту.
— Исмаил! — раздался из-за ширмы голос медсестры. — Скажи, что вялость и слабость у жены — вполне обычное явление… Воспалений нет.
Солдат синхронно перевел афганцу слова. Махмед, очень внимательно слушая, кивал головой, а девочка, сидящая около печки, смотрела на Алимова как на бога, широко раскрыв рот.
— Что ты мне хотел показать? — спросил Нестеров Ашота.
— Патронташ, — негромко ответил Вартанян.
Нестеров посмотрел на часы. Прошло уже двенадцать минут, как они оставили колонну.
Пока шел диалог между медсестрой, солдатом и Махмедом, Ашот без видимого любопытства стал расхаживать по тесной комнатушке, рассматривая предметы. Потом он взял с печурки маленький металлический чайник, налил бледно-желтой водички в пиалу, придирчиво осмотрел ее края, но все же переборол брезгливость и медленно выпил. Рукавом бушлата вытер усы и пробормотал:
— Умирал, пить хотел. Но боялся, что он предложит первым. Когда бабаи что-то предлагают мне, то всегда отказываюсь… Что-то, старик, тревожно мне на душе.
— Может, дать тебе водки? — спросил Нестеров и хлопнул по фляге, которая висела на его ремне… — Какого черта он так жарко топит? Я уже взмок.
Наконец девушка вышла из-за ширмы.
— Как в бане! — воскликнула она и расстегнула бушлат. — Исмаил, скажи ему, что у жены небольшое кровотечение, но все в пределах нормы. Волноваться не надо. Спроси, есть ли у матери молоко. — И присела у ребенка, раскутывая его.
Исмаил спрашивал, хватая себя за мнимую грудь.
— У окна дует, — сказала медсестра. — Скажи, топить надо слабее, а ребенка переложить к стене.
Солдат перевел.
— Ну, в чем дело? — выждав паузу, спросила медсестра. — Почему он не перекладывает? Тут жуткий сквозняк. Эй, папаша! Перетаскивайте матрас в другой угол!
Афганец закивал и вместе с тем заметно заволновался. Он подошел к младенцу и, неестественно улыбаясь, погладил его по голове. Казалось, он перестал понимать, что ему рекомендует медсестра.
Ашот схватил матрас за край и попытался оттащить в сторону, но афганец вдруг громко и торопливо заговорил, замахал руками.
— Он говорит, что замажет щели глиной, — перевел Алимов.
— Фиг с тобой, — согласился Ашот. — Мое дело предложить, его дело отказаться.
— У ребенка потница, Исмаил. Нужна присыпка… — говорила медсестра.
— Он спрашивает, не опасно ли? Беспокоится очень.
— Скажи, что через две недели все пройдет. Только пусть он не заставляет ее работать. Полгода ей нельзя носить тяжести. Так и переведи. Пусть мать только ухаживает за ребенком.
— Да не о работе он спрашивает, — хмыкнул Ашот, снова взял чайник, но передумал и вернул его на место. — Его интересует, когда ему спать с ней можно будет… Красивая хоть?
— Как атомная бомба, — предположил Нестеров.
— У вас, мужиков, только одно на уме, — ответила медсестра.