Формула выродившегося и зародившегося правосознания была развернута марксистами, сначала теоретически, а потом и в революционной практике. Она может быть выражена приблизительно так: "Государство есть относительное, условное равновесие равных человеческих индивидуумов, которые суть не что иное, как материальные существа, подлежащие количественному измерению и счислению. Государство есть не что иное, как хозяйственный механизм; строить его должна верхушка классовой, пролетарской, коммунистической партии – в порядке централизма, диктатуры и террора; этой партийной верхушке массы должны беспрекословно подчиняться. Люди делятся по имущественному принципу на классы; эти классы должны бороться друг с другом на жизнь и на смерть за обладание земными благами, пока не победит беднейший класс пролетариата; он призван разрушить старое государство и построить новое. Захватив власть, партия этого класса, коммунистическая партия, должна принудительно осуществить изъятие всякой частной собственности, превратить всех в пролетариев и провести всеобщее обобществление всех средств и орудий производства ("экспроприацию", "пролетаризацию", "социализацию"); духовно– и хозяйственно-самобытная личность должна исчезнуть с лица земли, и тогда установится свободное от всяких неравенств и различий всеобщее потребительное благополучие на основе всеобщего принудительного труда".
Это состояние правосознания характеризуется следующими чертами:
1. Отрицание духа, духовной личности, духовной культуры, веры, семьи, родины и права как самостоятельных ценностей;
2. Сведение человеческой жизни к материальным процессам, материальным мерилам и материальному благополучию;
3. Неверие в силу личной свободы, инициативы и органического, творческого равновесия личной и общественной жизни;
4. Вера в силу механической покорности, диктаториального приказа и запрета; в силу вражды, классовой борьбы, революции, всеобщей бедности и всеобщего уравнения.
Такое "правосознание" есть право-сознание только по видимости; на самом деле оно просто отрицает право как проявление духа и свободы и утверждает диктаториальный, механический произвол. Поэтому оно обозначает собою последнюю, низшую ступень в разложении правосознания. Дно достигнуто. Кризис развернулся. В дальнейшем возможны только два пути: всеобщее крушение права, государственности и духовной культуры или же возрождение, очищение и обновление правосознания.
2. О свободной лояльности
Чтобы преодолеть этот глубокий и опасный кризис, современный человек должен прежде всего обратиться к самому себе, к своему личному правосознанию, постигнуть, чем оно болеет и чего ему не хватает, и попытаться возродить в своей душе священные основы и глубокие источники здорового правосознания.
Каждый из нас имеет правосознание, совершенно независимо от того, знает он об этом или нет, заботится он о нем, очищая его, укрепляя и облагораживая, или, наоборот, пренебрегает им. Нет человека без правосознания, но есть множество людей с пренебреженным, запущенным, уродливым или даже одичавшим правосознанием. Этот духовный орган необходим человеку; он участвует так или иначе во всей его жизни, даже и тогда, когда человек совершает преступления, притесняет соседей, предает свою родину и т. д.; ибо слабое, уродливое, продажное, рабское, преступное правосознание – остается правосознанием, хотя его душевно-духовное строение оказывается неверным, а его содержания и мотивы – ложными или дурными. Словом, человек не может обходиться без правосознания, ибо всякая случайная встреча с другим человеком, всякий разговор, всякое соседство, не говоря уже о сделках и об участии в любой общественной организации, – ставит немедленно вопрос о праве и не праве, о моем праве и твоем праве, о взаимных обязанностях, о законах и т. д. И каждое такое явление обращается к правосознанию человека и приводит его в движение [104] .
И вот, если я забываю о моем правосознании, пренебрегаю им, предоставляя ему слагаться и проявляться как угодно, – то оно не исчезает от этого и не перестает влиять на мои поступки и направлять мою жизнь, но уподобляется заброшенной дорожке в саду, которая зарастает сорной травой и по которой все-таки надо ходить; или оно уподобляется грязному, зараженному инструменту в руках хирурга, которым тот продолжает производить свои операции. Правосознание есть как бы легкое, которым каждый из нас вдыхает и выдыхает атмосферу взаимного общения. Пренебрегать этим орудием или органом – просто непозволительно.
Но что же значит – не пренебрегать им?
Первое, что мы все должны понять и усвоить, это то, что мы постоянно нуждаемся в правосознании и пользуемся им; и что правосознание есть творческий источник права, живой орган правопорядка и политической жизни. Каждый закон, каждый указ – возникает в правосознании и является его плодом – то зрелым, то незрелым, то полезным, то вредным. Каждый закон, возникнув из правосознания властвующих людей, обращается к правосознанию множества подчиненных людей, чтобы сказать им: "это ты обязан сделать", "так ты имеешь право поступить", "этого ты не смеешь делать"; и соответственно, – чтобы этим "вдвинуть" им в душу веское, решающее побуждение поступать лучше, правомернее, справедливее, осторожнее… Это происходит во всех сферах права.
Тот, кто поймет эту задачу права и увидит эту работу правосознания, тот сразу отделается от очень распространенного и вредного предрассудка, согласно которому право есть нечто "формальное" и "внешнее".
В действительности право "формально" только в том смысле, что оно обыкновенно формулируется в виде общих суждений, помысленных и облеченных в слова, и что поэтому оно редко имеет возможность охватить всю глубину и сложность единичного жизненного явления. Но по своему исходному пункту (правосознание законодателя) и по тому пункту, куда оно направляется (правосознание подчиненного человека), – право нисколько не "формально". К тому же оно совсем не призвано "формально" действовать в жизни и "формалистически" применяться к отношениям людей; напротив, между общей формулой закона и единичным человеком должно встать живое правосознание, которое и будет заботиться о том, чтобы формальное и строгое, неумолимое применение закона не породило в жизни сущую несправедливость (по римской формуле: "Summum jus summa injuria"*). Итак: формален только закон; но ни правосознание законодателя, ни правосознание чиновника и судьи (применяющих право), ни правосознание рядового подчиненного гражданина – вовсе не формальны. Напротив, все эти три инстанции правосознания должны быть связаны с глубокими источниками духовной жизни: им необходима и вера, и любовь, и внутренняя свобода, и совесть, и патриотизм, и чувство собственного достоинства, и чувство справедливости. Тогда они будут стоять на высоте и жизнь людей будет не вырождаться от их действия, а совершенствоваться.
Подобно этому, право есть нечто "внешнее" только в том смысле, что его законы и предписания исходят, так сказать, "от других людей" и поэтому подходят к нам как бы "извне", не спрашивая нашего согласия и налагая на нас обязанности и запреты, часто вопреки нашей воле. Но творческий источник права пребывает во внутреннем мире человека; и действовать в жизни право может только благодаря тому, что оно обращается к внутреннему миру человека, а именно к тем слоям души, в которых слагаются мотивы человеческого поведения и, сложившись, порождают живой поступок человека.
Из этого вытекает, что если человек хочет видеть свои личные права огражденными и защищенными, то он должен вложиться своим правосознанием в эту общественную правовую жизнь и верно участвовать в ее устроении. В качестве законодателя, он должен творить законы из верной глубины своего правосознания; в качестве судьи и чиновника, он должен толковать и применять закон так, как этого требует его справедливое правосознание; в качестве рядового подчиненного гражданина, он должен принять закон в свое правосознание и включить приказы, запреты и позволения, содержащиеся в законе, в процесс мотивации своего поведения.
Во всех этих положениях человек призван к тому, чтобы добровольно вменять себе законы своего государства, стараться верно понимать их и повиноваться им по чувству свободно признанной обязанности. Пусть эти законы кажутся ему формальными и внешними – он все-таки должен принять их в порядке самообязывания и верно соблюдать их. Это необходимо по следующим основаниям.