* * *
Проблема влияния фольклора на литературу предклассицизма сложна и во многом ещё не изучена. Заслуживает внимания вопрос о литературной жизни фольклорных произведений: как пословицы, поговорки, загадки, песни, былины, народный театр вписывались в художественный контекст русской литературы конца XVII – начала XVIII вв., как фольклор "вписался" в литературный процесс Петровской эпохи.
В связи с демократизацией литературы XVII в. роль фольклора в развитии литературы возрастает, возможно говорить о новом отношении писателей к фольклору, "…в XVII в. народная поэзия активно вторгалась в литературу… В литературные произведения входят народно-поэтические приёмы описания, даже традиционно устойчивые формулы сказок и былин", что не противоречило и литературному процессу начала XVIII в. Творчество Феофана Прокоповича даёт благодатный материал для изучения данной проблемы.
При создании трагедокомедии "Владимир" Феофан Прокопович опирался и на фольклорные традиции. В своём противостоянии невежеству духовенства, в обличении пороков служителей церкви он шёл в ногу со временем, продолжив традицию русской литературы и фольклора, тем самым став у истоков русского сатирического направления вместе с А. Кантемиром. Ведь именно в традициях мировой народной комики было резко отрицательным отношение к официальному миру, особенно к представителям духовенства. А. Н. Веселовкий считал, что основа политического театра – народная, это подтверждается и такой идущей из народа традицией комического театра, как сатирические нападки на развратное и лживое духовенство. В. П. Адрианова-Перетц среди прямых предшественников "тех элементов сатиры в трагедокомедии Феофана Прокоповича "Владимир", которые сосредоточены в изображении жрецов", усматривала сочинения Аввакума и антиклерикальную сатиру второй половины XVII в. В арсенале поэтики народной смеховой культуры были пародирование, передразнивание, саморазоблачительный комизм, вскрывавшие жадность, чревоугодие, ханжество, паразитизм невежественных церковников.
В разработке комического Феофан Прокопович был близок к народному театру, усвоил традиции народной комики. Комическое начало, идущее от скоморохов, балагана, театра Петрушки, самым непосредственным образом повлияло на жанр интермедии и сформировало его, но вместе с тем оказывало воздействие на комическую сторону пьес и школьного театра, прежде всего в жанре трагедокомедии. Хотя комическое во "Владимире" в большей мере результат влияния античной комедии, однако нельзя забывать о народной драме и интермедии как о факторах, влиявших на Прокоповича-драматурга. П. Н. Берков писал, что "зависимость русской комедии от народного театра гораздо глубже, органичнее и многообразнее, чем это может показаться на первый взгляд". Молодой учитель пиитики и риторики в Киево-Могилянской духовной академии, выросший на Украине, пешком прошедший Европу, несомненно, был знаком с искусством театра Петрушки, балагана, другими видами народного театра Европы. "Глубоко плодотворным, – считает Б. Н. Асеев, – явилось обращение Прокоповича к традициям народной драмы, близость к которой и придала сатирическую силу, яркость и жизненность образам жрецов".
В школьной драме комический элемент обычно выносился автором в интермедии, сопровождавшие или разрывавшие пьесу. Важно при этом наблюдение О. А. Державиной, что интермедия постепенно приобретает сатирическое звучание, "как самостоятельная сатирическая и пародийная пьеса, она была широко распространена в русском народном театре и городском демократическом театре начала XVIII в. Очень часто интермедия использовалась с дидактической цепью в школьной драме".
Композиция и структура драматического сюжета "Владимира" дают возможность отчётливо представить тесную и ещё довольно органичную связь комически-фарсовых сцен (1-е, 2-е, 3-е явления второго действия и 1-е, 2-е явления пятого действия) с интермедиями раннего русского театра. Указанные явления строятся во многом по типу интермедий. Так, в самом начале второго действия слышатся отзвуки народных игрищ и приёмов, характерных для интермедий. Жрец Курояд весёлой песней сзывает людей на праздник Перуна, что так перекликается с началом представлений народного театра:
Слышете празнична рога!
День прийде Перуна бога.
День шумний, бурний, ужасний,
празник громний, велегласний.
Слышете, рустии люди!
Домы, орудия, труды,
Торгы, купля оставете.
Спешно на празник идете!
Воли, кравы избирайте,
толстии жертвы давайте!
Он есть бог молниелучний,
любит мяса зело тучны (160) (и т. д.)Феофан Прокопович. "Владимир"
Кто тут спрашивал подовых, господа честные
Вот у меня куды хорошие какие! (и т. д.)Интермедия "Маркитант и ставленник"
Или:
О, мои детушки бажоные!..
О, мои кормильчики рожоные!
Нутетко, начните играть,
Повеселите меня, старичка, да и мать.Интермедия "Дьячок и сыновья"
Во "Владимире" второе явление второго действия живо напоминает типичную сценку спора-перебранки в диалогических интермедиях (кстати, этот же приём Феофан Прокопович применит много позже в своих "Разговорах…"). Однако ограничивать палитру комического во "Владимире" только интермедиальным опытом русского театра, а через него пытаться связать школьную драму с народным театром было бы, на наш взгляд, не совсем верно. Это значит обеднить талант драматурга, создавшего, по общему признанию исследователей, несомненно лучшую пьесу в литературе первой трети XVIII в.
Феофан Прокопович знал о культуре скоморохов и по долгу своей службы, и как свидетель одного из исчезавших пластов русского смеха. (Исследователи скоморошества выявили многочисленные свидетельства, документы, указы о скоморохах в XVII в., последний из них – указ патриарха Иоакима от 1684 г., следовательно, народная память о скоморохах, остатки их культуры тревожили официальные круги ещё долго после запрета "глумцов", "сквернословцов", "кощунников" – так называли скоморохов многие памятники Древней Руси.) Образы жрецов во "Владимире" выстроены в соответствии с поэтикой и древнерусской смеховой культуры. Слияние грубой физической силы, жизнерадостности, граничащей с чисто физиологическими запросами, и сатирическое обличение пороков – одна из ипостасей фольклора. Методологически важной является мысль А. М. Панченко о смене самого типа русского смеха в XVII в., когда "осмеивался не только объект, но и субъект повествования, ирония превращалась в автоиронию, она распространялась и на читателей, и на автора, смех был направлен на самого смеющегося. Это был "смех над самим собой"".
Используя травестийное начало, Феофан Прокопович рисует яркие, колоритные образы жрецов Курояда, Пиара, Жеривола. В уже упоминавшейся сцене перебранки Пиар и Курояд разоблачают самих себя. Пиар, зная о некоей "скорби" Жеривола, уговаривает Курояда перестать петь и сзывать народ на праздник. Курояд же никак не может взять в толк, почему ненасытный Жеривол не готов к "жрому жертв". С почтением и завистью к верховному жрецу Курояд вспоминает, что видел Жеривола,
когда напитанний
Многимы он жертвамы лежаше во хладе,
а чрево его бяше превеликой кладе
Подобное; обаче в ситости толикой
знамение бе глада и алчбы великой:
Скрежеташе зубамы, на мнозе без мери
движи уста и гортань. (161–162)
Дополняет портрет Жеривола реплика Пиара в первом явлении пятого действия: