Слово как услышанное мною
Слово есть сказанное другим человеком и услышанное мною, это чужое слово по преимуществу. М. Бахтин (ЭСТГ с. 347): "Я живу в мире чужих слов." А свое слово - мысль. Я сам не говорю, говорящий - другой мне или же я как другой, по-бахтински "я для другого", а "я для себя" - слушатель, понимающий и думающий; так и в поразительном рассказике Борхеса Борхес и я об именитом я-для-других с "его литературой" и безымянном я-для-себя. Сюда относится пословица Слушай больше, а говори меньше или На то два уха, чтоб больше слухать, один рот, да и тот много врет, а как бы два было? (ПРН, с. 407 и 317; ППЗ, с. 158) и правило для детей "Молчи и слушай, что взрослые говорят", сюда же слушаться, послушание. Слово по природе "хочет быть услышанным" (Бахтин, 1961 год. Заметки в БСС 5, с. 338 и 359), Краснá речь слушаньем (ПРН, с. 407 и 645), а можно сказать и крепка или стоúт слушаньем, и если славянское слово слово, родственное слух и слава, значит "слышимое, услышанное (мною)", ср. пословный - то же, что послушный (СВРЯ, ст. Пословесный), оно дополняет обозначения слова в разных языках как "говоримого, сказанного (другим - тв. ед.)", например сказ, сказка. Другой говорит и я слышу слова, я же говорю словами, выражаю мысли своим Я думаю, что--; мое слово для меня есть мысль. - Илиада и Одиссея начинаются с призыва к Музе: "Гнев, богиня, воспой Ахиллеса", ăειδε θεá, и "Муза, скажи мне о том многоопытном муже", μοι εννεπε, Μονδα, но Вергилий начинает Энеиду от себя: "Битвы и мужа пою", сапо, - это целый переворот в идее слова, судя и по резкому противопоставлению cantabo и die miht, Musa у Горация, Искусство поэзии, 136-44. В сказителе различаются говорящий (Муза Гомера) и слушатель-рецитатор, а в писателе к ним присоединился записывающий, писец. Записанное посторонним божественное слово сказителя превратилось в написанное собственноручно собственное слово писателя. Чéм стало для говорения бывшее чисто вспомогательным записывание, показывает, кроме слов "писатель" и "литература" "письменность", отчаянное определение языкового слова как цепочки букв между двумя пробелами. Всё же близок сказителю образ Данте, пишущего под диктовку, у Ахматовой в стихотворении Муза и у Мандельштама в Разговоре о Данте; Ахматова и сама стихи записывала, не писала, а Мандельштам даже диктовал.
Бахтинское "чужое слово". Бахтин для ненаписанной статьи о чужом слове (в записях 1970/71 - ЭСТ1 с. 347 слл.):
Я живу в мире чужих слов. И вся моя жизнь является ориентацией в этом мире, реакцией на чужие слова (бесконечно разнообразной реакцией), начиная от их освоения (в процессе первоначального овладения речью) и кончая освоением богатств человеческой культуры (выраженных в слове или в других знаковых материалах). Чужое слово ставит перед человеком особую задачу понимания этого слова (такой задачи в отношении собственного слова не существует или существует в совсем другом смысле).
Ср. под именем В. Волошинова о "задачах, которые ставит именно чужое слово сознанию, - разгадать и научить разгаданному" - Маркс, филос. яз., 2.2. "Это распадение для каждого человека", продолжает Бахтин,
всего выраженного в слове на маленький мирок своих слов (ощущаемых как свои) и огромный, безграничный мир чужих слов - первичный факт человеческого сознания и человеческой жизни, который, как и всё первичное и само собой разумеющееся, до сих пор мало изучался (осознавался), во всяком случае, не осознавался в своем огромном принципиальном значении. -
-- В жизни как предмете мысли (отвлеченной) существует человек вообще, - но в самой живой переживаемой жизни существуем только я, ты, он, и только в ней раскрываются (существуют) такие первичные реальности, как мое слово и чужое слово, и вообще те первичные реальности, которые пока еще не поддаются познанию (отвлеченному, обобщающему), а потому не замечаются им.
А "Поиски" писателем "собственного слова на самом деле есть поиски именно не собственного, а слова, которое больше меня самого; это стремление уйти от своих слов, с помощью которых ничего существенного сказать нельзя." (из записи 1970/71, с. 354). - Три бахтинские категории "другой для меня", "я для себя" и "я для другого" позволяют различать чужое слово, свою мысль и свое слово соответственно, причем чужое слово, это "почти колумбово открытие в филологии Бахтина" (С. Бочаров, Событие бытия, с. 510), оказывается открытием чужести первичного слова. Чужое слово - аналитическое сочетание.
Лидия Гинзбург о чужих словах. К бахтинскому "чужому слову" - более психологично Лидия Гинзбург о чужих словах, запись 1925/26 (Лит. реальн., с. 154):
Откуда эта потребность подбирать чужие слова? Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всегда находка - их берут такими, какие они есть; их всё равно нельзя улучшить и переделать. Чужие слова, хотя бы отдаленно и неточно выражающие нашу мысль, действуют как откровение или как давно искомая и обретенная формула. Отсюда обаяние эпиграфов и цитат.
А вот выпад Михаила Гаспарова, показывающий нам не столько чужое слово, сколько самого Гаспарова: "--Бахтин во всяком слове видел прежде всего "чужое слово", бывшее в употреблении, захватанное руками и устами прежних его носителей; учитывать эти прежние употребления, чтобы они не мешали новым, конечно, необходимо, но чем меньше мы будем отвлекаться на них, тем лучше." (Зап. вып., с. 104), так уже в его Бахтин рус. культ.
Чужое слово, своя мысль и свое слово, в таком порядке. Сперва другой с его словом ко мне, потом я сам с моим пониманием-непониманием этого слова и напоследок я как другой с выражением этой моей мысли в новом слове. Чужое слово предполагает Эпиметееву триаду, а свое слово Прометееву.
Кто говорит? Не я сам, по-бахтински я-для-себя, и даже не ты, другой мне, а все другие вместе, ср. язык "(чужой) народ". Это вы субъект говорения, собирательный хозяин языка, вы говорите мне через тебя, тобой. Ты говоришь мне как ваш представитель и орудие, ср. язык "пленник, которого допрашивают". А я только для другого говорящий, для себя же я слушатель, (не)понимающий и думающий. Ведь "для меня в жизни", сказал Бахтин в работе об авторе и герое (ЭСТ1 с. 23 и 48), отношение "я и другой", "я и все другие" "абсолютно необратимо и дано раз и навсегда". Дальше: "Другость моя радуется во мне, но не я для себя." (с. 120) - говорит тоже моя другость, но не моя думающая самость. Но индивидуалист этого уже не знает, он привык считать, что его "я" нераздельно. К связи мысли и "я" см. В. Топоров, И.-е. *ЕС'Н-ОМ : *MEN-, сюда же ответ семилетней девочки в записи М. Гаспарова (Зап. вып., с. 339):
"--что важнее - что ты думаешь или что ты делаешь?" - "Именно я?" - "Именно ты". - "Я - что думаю, а другие - что делают". И объяснила: она-то знает, что толкнулась в коридоре не нарочно, а учительница не знает, видит только то, что сделано, и записала выговор.
С триадой мысль, слово и дело связана триада я, люди и весь мир ("личность, общество, природа"); мысль связана со мною, а слово с людьми, миром-общиной. Может быть, про другость говорящего шумерская пословица "Мой рот равняет меня с людьми".
Ответы на вопрос о говорящем. Кто говорит и кого я слушаюсь)? Чей это "голос в темноте" (Беккет, Компания)? "Что это внутри меня говорит?" - вдруг спросил отца мальчик семи лет и одного месяца. Вопрос Кто сказал, что АР как отвержение А. "Сам сказал" пифагорейцев, αντòςεφα, т. е. Пифагор. Разница между "авторитарным словом" и "внутренне убедительным" по Бахтину - Слово в романе, 4 (с. 154-61), еще см. С. Аверинцев, Авторство. На "великий вопрос" (Ницше) о говорящем, на первый вопрос филологии "Кто говорит?" Мартин Бубер в Диалоге благочестиво ответил: Бог. Для Гомера говорила Муза, для александрийского филолога Аристарха преимущественно Гомер, для Лютера "одно Писание", а для Набокова он сам. Фрейдисту говорит "Оно", бессознательное. "Язык говорит", повторял Хайдеггер (Die Sprache spricht), чтобы не называть того, кого он обозвал das Man, по-русски людьё. Из Философии имени Сергея Булгакова (1): "--говорит мир, но не человек, говорит мирочеловек". Бахтин этим вопросом не задавался, если не считать позднего наброска о "форме авторства" - ЭCT1, с. 357 сл. (ср. Л. Гоготишвили в БСС 5, с. 396). Для лингвиста говорящий это неделимое частное "я". А я, словотолкователь, отвечу в духе Розенштока-Хюсси: Вы говорите, все другие вместе, мировой человек (это не булгаковский мирочеловек) - через каждое "ты" для меня.