(1) потом лежала ему путь-дорога мимо лесочка, где, увидев несколько человек, сидящих в кружке и обедающих, подошел к ним и поклонясь сказал: "Хлеб да соль вам, добрые люди!" Они пригласили его к себе обедать. Прохожий, садясь подле них, рассуждал сам в себе, что нашел умных людей. И как только все пообедали, то мужики просили прохожего, чтобы он пересчитал их, все ли они тут. "Мы уже раз двадцать считались сами, - говорили крестьяне, - но всё одного не досчитались". Сие самого прохожего привело в удивление, и он спросил их: "Сколько вас было?" - "Нас из двора, батюшка, пошло десятеро, - отвечали мужики, - а теперь по нашему счету только осталось девятеро: и мы не можем домекнуться, кого из нас нет; кажется, по виду мы все, а по счету не все". Прохожий велел им при себе сделать счет, и который считал, тот себя никак в число не включал. Прохожий, засмеявшись глупости сих людей, перечел их, и они были сим довольны.
(Ск. ранн., 51). Такая же составная сказка Лутонюшка, записанная в Тамбовской губернии, есть в собрании Афанасьева (НРС, 406). Найдя много разных глупцов, Лутоня повернул домой, к матери, и
(2) набрел на дороге на артель работников; сидят вместе да обедают. "Хлеб да соль!" - "Садись с нами". После обеда стали они считать, все ли налицо. Но сколько ни считали, всё одного не досчитываются. "Пожалуйста, добрый молодец, пересчитай нас; отпустил нас хозяин всего-навсего десять человек, а теперь сколько ни считаем - всё одного не хватает". - "Да вы этак никогда не досчитаетесь! Каждый из вас как станет считать, себя-то в счет и не кладет: полно хлопотать попусту, вы все налицо!" - "Спасибо, добрый человек!"
Отдельный вариант анекдота из Олонецкой губернии известен в пересказе (Сл. олон., с. 18, - в АТвс не учтен):
(3) Девяты люди (Заон.) дразнят обывателей с. Кузаранды в Заонежье. Причиной этой клички, по уверению крестьян, служит старинное предание: обыватели с. Кузаранды в количестве 10 человек отправились в путь; после какой-то переправы они вздумали проверить, все ли они налицо, но сколько ни считали, кто ни принимался считать, всех участвующих в путешествии оказывалось уже не 10, а 9 человек. Как погиб один из товарищей и кто он такой, они никак не могли припомнить и сильно горевали. Кто-то уже посторонний пересчитал их, нашел, что они все налицо, и объяснил им, что все считавшие забыли сосчитать самих себя.
В 1926 Н. Ончуков записал на Урале сказку Ваньцы, составную, где сменяются глупости одних и тех же глупцов.
(4) Отправилися в полё, вышли - гречуха расцвела белая. Они думали, что озеро.
- Давай купаться.
Их было десять человек. Разделись, покупались, вышли, оделись.
- Много ли нас?
- Было десять человек, надо посчитать.
Считали-считали, одного нет - сам себя не считат. Пересчитали, всё одного нет. Идет мужик.
- Вы чего, Ваньцы, считаете?
- А вот купались в озере, да человека не хватат, один, видно, утонул.
- А вас много ли было?
- А десять человек.
- Да ведь вас десять!
- Нет, одного нет.
Лежит говно коровье.
- А не верите, дак тычьте носами в говно, после дырочки пересчитам.
Перетыкались носами в говно, сосчитали - все Ваньцы.
(изданные только сейчас Завет, ск., 71). Еще одна запись сделана в Литве в 1964, это сказочка Глупый сынок (Литов., с. 332) с признаками вырождения; здесь мальчик идет искать людей глупее не его матери, а его самого:
(5) Ишел-ишел, видит - десять человек стоят и плачут, за головы хватаются и думают, как жить на свете - не бедовать. Мальчик подходит и говорит:
- Что вы, друзьи, плачете?
- Одного товарища втеряли. Вчера было десять, а сегодня девять.
Считают-считают, не могут сосчитать. Мальчик сметил, что каждый других считает, а сам себя пропускает. Он и говорит:
- Я вам помогу.
- Ой-ой, если поможешь, сколько денег проси, все отдадим.
Мальчик всех их пересчитал.
- Ай, господи, все деньги тебе отдадим.
- А я не возьму. В Америке и то людям помогают.
Встретились девяты люди и в Карелии 1980-ых как "насмешливое прозвище жителей д. Суйсарь Прионежского р-на", по отдаленному пересказу Л. Михайловой (ЯРФ, с. 119) оно
(6) связано с преданием о том, что на сарае одного из домов деревни десять мужчин шили лодку; желая проверить, сколько человек работает, считающий всякий раз находил девять человек, забывая о себе (в роли считающего побывал каждый из работающих, и результат счета был у всех одинаков).
Сюжет Десятеро без одного: каждый не присчитывает себя (глупцы решают, что один из них утонул) по указателям АТ (тип 1287) и Тм (мотив]2031) распространен от Индонезии до Великобритании. Его усвоила индийская философская школа ньяя, но без приходящего на помощь одиннадцатого (Бетти Хайман, Грани инд. мышл., 4.1), такой же неполный вариант с десятью слепцами после переправы через бурную реку пересказывают слушатели Раджниша в Пуне. Сюжетные разновидности: Глупцы вдавливают свои носы в песок и потом считают ямки - Тм J031.1, кроме записи (4) сюда относится история Носы про жителей Мольса - датских пошехонцев (Мудрые деяния, 8), тоже с коровьей лепешкой вместо песка; Тут десять лошадей, а когда садишься верхом, их почему-то всего девять - ]2031.2; Культурный герой разбросал кокосы по островам (о-ва Кука), но забыл тот, на котором стоял сам, поэтому их там нет - ]2031.3. В записи (4) счет мотивирован предыдущим анекдотом АТ 1290 = Тм J1821 Плавают в поле льна.
Собственная исключительность. Кажется, по виду мы все в записи (1): говоря о людях, мы естественно не имеем в виду себя; себя никак не могли припомнить считавшие (3): "Как про кого говорят, себя не помнят" (ПРН, с. 620). "Имя свое всяк знает, а в лицо себя никто не помнит" (с. 308, ср. на с. 704), а в анекдоте как раз хотят узнать, все ли налицо (2)/(3). Вот в точности свидетельство мальчика шести с половиной лет: Я себя не вижу, а других вижу! Мне только счастье видеть других. ""Я-то один, а они-то все", - думал я и - задумывался", признаётся "антигерой" Достоевского (Записки из подполья, 2.1) и добавляет: "Из этого видно, что я был еще совсем мальчишка." Сюда же насмешливые пословицы (ПРН, с. 733, и Р. нар. поcл., с. 139) "Все равны бобры, один я соболек" и Всем по семь, а мне восемь. Эта собственная исключительность - "первичный факт человеческого сознания и человеческой жизни", говоря выражением М. Бахтина из его заметок о чужом слове (ср. там же "первичные реальности" - ЭСТ1 с. 348сл.). Я иной, мы иные по отношению ко всем людям, другим для меня и чужим для нас. Есть пословица-тип Люди то, а мы другое, обобщающая множество пословиц (ППЗ, с. 94), ср. людской "чужой" (СРНГ 17, с. 244) или господское название слуги человек. Я, считающий, сам не в счет, понадобился прохожий (1), посторонний (3), иной, чтобы учесть нас всех: со стороны-то виднее; вот шутка (ПРН, с. 465, 624 и 850): Отойдем да поглядим, каково-то /хорошо ли мы сидим. Лишь потом мы включаем в людей себя - Ия такой же человек или Все мы люди, все человеки (с. 303), - и мне или нам противостоят уже не люди, а другие или чужие.
К "Я-то один, а они-то все" подпольного человека, когда он "был еще совсем мальчишка", любопытную параллель заметил Аарон Штейнберг (Своб. Дост., с. 88 сл.) в письме самого Достоевского А. Майкову от 9/21.10.1870: "--мы одни, а они-то все", т. е. Россия и Европа. Сюда же "Я не мог мыслить о себе как о ничтожной твари, и хоть маленьким, но был богом." - Флоренский в детстве (Детям моим, 4), "Я это иное", Je est un autre шестнадцатилетнего Рембо из двух его "писем ясновидца" (13 и 15.5.1871, см. Письма ясн.) и не менее знаменитый "Единственный" Макса Штирнера.
Из Бахтина об отношении "я" - другие:
--я чувствует себя исключением, единственным я в мире (остальные все другие) и живет этим противопоставлением. Этим создается этическая сфера абсолютного неравенства я всем другим, вечного и абсолютного исключения я (оправданного исключения). - Большинство людей живет не своей исключительностью, а своей другостью. Исключительность материализуется и становится паразитической (эгоизм, честолюбие и т. п.).
- набросок К вопросам самосознания и самооценки-- (БСС 5, с. 73); "Да, между мною и другими - для христианина бездна; деление происходит нацело: я и другие-- Вне этого основного факта религии (уединение себя) ни одно религиозное явление необъяснимо." - доклад Проблема обоснованного покоя в записи Л. Пумпянского (БФ, с. 235). Главной на эту тему осталась ранняя бахтинская работа Автор и герой.