Патер Альбан – Albanus (Alban) Schachleiter (1861–1937) – до войны настоятель францисканского Эмаусского монастыря в Праге. Вся его послевоенная история наполняет факт участия в крещении Отто Каца особой иронией. Как ярый немецкий националист никак не мог прижиться в новом славянском государстве и в 1920-м перебрался в Мюнхен. Там в 1923 году познакомился с Адольфом Гитлером и стал его активным сторонником, отчего у патера возникли проблемы уже с римско-католическим начальством. Но даже лишенный сана, бывший настоятель остался верен фюреру до конца своих дней. Изображения патера Альбана с рукой, вскинутой в нацистском приветствии, во множестве сохранила фотохроника тех времен.
Присутствовали при сем набожный майор из того же полка, где служил Отто Кац, старая дева из института благородных девиц на Градчанах и мордастый представитель консистории, который был у него за крестного.
Институт благородных девиц на Градчанах (Tereziánský ústav šlechtičen) – учебное заведение, основанное в царствование императрицы Марии Терезии (1755) и просуществовавшее в помещении дворца на Иржской улице (Jiřská) в самом чреве Градчани до 1919 года.
Перед своим посвящением он напился вдребезги в одном весьма порядочном доме с женской прислугой на Вейводовой улице.
Тут определенно недосмотр, искажающий смысл. В оригинале: pořádném domě s dámskou obsluhou v uličce za Vejvodovic, то есть в порядочном доме где-то (на одной улице) за Воеводскими. Речь о борделе, расположенном где-то за рестораном "u Vejvodů" ("У Воеводов") в Старе Место. Бордель едва ли, а ресторан существует до сих пор, улица Йильска (Jilská), 353/4.
В ПГБ 1929 отсутствует всякое упоминание о Вейводовой улице, написано просто "в одном весьма порядочном "доме с женской прислугой" и прямо с кутежа пошел"…
С. 111
После посвящения он пошел в свой полк искать протекции и, когда его назначили фельдкуратом
Здесь чрезвычайно важная особенность стилистической окраски воинских званий у Гашека, отчетливо проявляющаяся как часть общего славяно-германского противостояния. В авторском тексте, а также в разговорах солдат-чехов все они всегда исключительно чешские, капитан – гейтман (hejtman), старший лейтенант – поручик (nadporučík), фельдфебель – шикователь (šikovatel) и т. д., полевой священник – полевой священник (polní kurát). В официальной речи все звания всегда немецкие: капитан – гауптман (Hauptmann), старший лейтенант – обер-лейтенант (Oberleutnant) и т. д., полевой священник – фельдкурат (Feldkurat). Если немецкое название используется в авторской или прямой речи чехов, то смысл почти всегда иронический.
В предложении выше в авторском тексте фельдкурат – полевой священник: byl jmenován polním kurátem.
Вся эта смысловая игра в переводе полностью нивелирована.
Он увлекался игрой в "железку", и ходили не лишенные основания слухи, что играет он нечисто.
То, что в переводе названо "железкой", в оригинале называется ferbl (Velmi rád hrával ferbla). Кажется, переводчик решил здесь положиться на свою языковую интуицию и счел название чем-то вроде искажения французского chemin de fer, в то время как здесь искажение немецкого Farbstoff. То есть речь идет не о популярной в России до первой мировой "железке", очень похожей на очко, а о совершенно неизвестной в отечестве чешской игре "краски" (barvička – второе, чешское название ferbla), очень похожей на предельно упрощенный покер, когда игрок стремится собрать в руке или масть, или как можно больше очков картами одной масти. Карты, если только не в современном казино, обычно марьяжные. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 39.
В ПГБ 1929 вполне корректный вариант "увлекался игрой в "фербл"".
но никому не удавалось уличить фельдкурата в том, что в широком рукаве его военной сутаны припрятан туз.
Стоимость карт в игре "краски": 7, 8, 9, 10, любые картинки (мл. валет, ст. валет, король) 10, туз – 11. Еще один аргумент против "железки". Стоимость туза в этой игре самая низкая – 1 очко, ниже только жир (10, валет, дама, король) – 0 очков. В рукав стоит прятать 9 и 8.
С. 112
В задних рядах играли в "мясо".
В ПГБ 1956 есть комментарий, опущенный в ПГБ 1963, о том, что мясо – "игра, при которой участники по очереди дают друг другу сильные щелчки по задней части тела". На деле, как поясняет Ярослав Шерак (JŠ 2010), в большинстве случаев, играющие бьют друг друга поочередно парой пальцев (средним и указательным) по той же паре пальцев. Задача заставить вскрикнуть. Тот, кто вскрикнул на молитве, в строю, на занятиях и т. д., когда требуется абсолютное молчание, тот и проиграл. Вариант с ударами той же парой пальцев по заднице существует (см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 365), но чтобы было больно, желательнее всего ей быть голой. В любом случае, натуральная задница или прикрытая, игрокам надо все время друг к другу поворачиваться булками, что в тюремной часовне под наблюдением фельдфебеля, в отличие от камеры ночью, сделать очень непросто, а вот бить парой пальцев опущенной руки о чужую пару пальцев также опущенной руки можно легко и незаметно.
Есть ли в мире кто милей
Моей милки дорогой?
Не один хожу я к ней -
Прут к ней тысячи гурьбой!
К моей милке на поклон
Люди прут со всех сторон.
Прут и справа, прут и слева.
Звать ее Мария-дева.
Эти сделавшиеся в русском переводе (перевод Я. Гурьяна, см. комм., ПГБ 1958, т. 1, с. 438) совершенно непристойными вирши в оригинале вовсе не выглядят таковыми:
Ze všech znejmilejší
svou milou já mám,
nechodím tam za ní sám,
chodí za ní jiných více,
milenců má na tisíce,
a ta moje znejmilejší
je panenka Maria…
В этом невинно-пасторальном, в каких-то дальних скитаниях подобранном автором "Швейка" славословии святой Девы (никакими фольклористами покуда не опознано, включая Вацлава Плетку – VP 1968), нет никаких грубых и скабрезных "лезут", "прут" или "гурьбой". Наивная, чистая любовная лирика "милочка", "зазнобушка".
И не случайно в рассказе 1913 года "Идиллия в жижковском доме призрения" ("Idyla z chudobince na Žižkově" – "Kopřivy", 1913) этот же напев Гашек вкладывает в уста истинно верующей, помирающей и святой Девой спасаемой бабушки Пинтовой.
Když ráno přišel lékař, aby nějakou injekcí Pintové zmírnil smrtelný zápas, našel ji sedět u stolu velmi veselou a zpívající: "Ze všech znejmilejší mou milou já mám".
Когда утром пришел врач, чтобы каким-нибудь уколом облегчить предсмертные муки Пинтовой, он нашел ее сидящей у стола, веселой и мурлыкающей: "Из зазнобушек из всех самую имею славную".
Babička Pintová měla opravdu. Ráno, když přišel lékař, slyšel, jak chodí po světnici a zpívá: "Nechodím tam za ní sám, chodí za ní jiných více, milenců má na tisíce, a ta moje znejmilejší…".
Бабушка Пинтова оказалась права. Утром, когда пришел врач, он слышал, как она ходила по своей комнатке и пела: "Не хожу я к ней одна, ходит много к ней других, тысячам мила, милая моя зазнобушка" и т. д.
С. 115
Он соскочил со стола и, тряхнув Швейка за плечо, крикнул, стоя под большим мрачным образом Франциска Салеского:
Франциск Салеский (Saint Francois de Sales, 1567–1622) – женевский архиепископ, теолог и писатель, активно боровшийся с кальвинизмом. Канонизирован в 1664 году. Является покровителем всех сочинителей, писателей и журналистов. И сверх того, как один из изобретателей языка жестов, небесный заступник глухонемых. Все это вносит в ситуацию дополнительный комизм.
- Так точно, господин фельдкурат, - сказал Швейк серьезно, все ставя на карту, - исповедуюсь всемогущему богу и вам, достойный отец, я должен признаться, что ревел, правда, только так, для смеху.
Место чрезвычайно интересное, поскольку впервые с начала романа возникает намек на то, что Швейк не так простодушен и прямолинеен, как это полагается идиоту. Он может и подумать, прежде чем что-то сделать.
Впрочем, по моему мнению, это вовсе не делает его, как это часто пытаются представить, придурком, хитрецом и насмешником в обличии болвана. Само дальнейшее развитие действия в романе, неповторяемость происшествия исключает возможность такого вывода. Здесь же нечто просто собачье. Как уверяют биологи, любое самое примитивное животное в момент наивысшей опасности может становиться сапиенсом – мыслить, анализировать и синтезировать, когда речь о жизни и смерти. Что и наблюдаем.
С. 116
Рыжий министрант, дезертир из духовных, специалист по мелким кражам в Двадцать восьмом полку, честно старался восстановить по памяти весь ход действия, технику и текст святой мессы. Он был для фельдкурата одновременно и министрантом и суфлером, что не мешало святому отцу с необыкновенной легкостью переставлять целые фразы.
Здесь уместно еще раз напомнить, что Гашек был рожден католиком, крещен, с девяти лет прислуживал во время мессы в храме, да не в одном (комм., ч. 1, гл. 3, с. 47), т. е. сам был министрантом, а когда пришло время сочетаться браком, венчался с Ярмилой Майеровой в храме Св. Людмилы, что на нынешней площади Мира в Праге. Впрочем, все это не помешало приходскому священнику в Липнице по смерти Гашека в январе 1923-го отказать ему в церковных похоронах. Ксендз искренне считал крепко пьющего деревенского соседа безбожником.