
Я. ван Лоо "Любовники"
– Да, – заговорил, помолчав, Санин, – человеку от природы не свойственно воздержание, и самые искренние люди, – это люди, не скрывающие своих вожделений… то есть те, которых в общежитии называют мерзавцами… Вот, например, вы…
(Михаил Арцыбашев "Санин")

У. Блейк "Смерч влюблённых"
Вот я, Вадим Масленников, будущий юрист, будущий, как утверждает окружающий меня мир, полезный и уважаемый член общества. А между тем, – где бы я ни был, в трамвае ли, в кафе, в театре, в ресторане, на улице – словом, всюду, всюду, – достаточно посмотреть мне на фигуру женщины, достаточно, даже не видя её лица, прельститься выпуклостью или худобой её бёдер, – и, свершись всё по моему желанию, я бы, не сказав этой женщине и двух слов, уже потащил бы её на постель, на скамейку, а то и в подворотню. И я бы, несомненно, так бы и поступил, если бы женщины позволяли мне этакое проделывать.
Но ведь это раздвоение во мне духовного и чувственного начала, в силу которого во мне не встречается нравственных препятствий к осуществлению таких позывов, – ведь это то самое раздвоение и было же главной причиной того, почему мои товарищи признавали меня и молодчиной и ухарем.
Ведь если бы во мне было полное слияние духовного и чувственного, то я бы ведь смертно влюблялся решительно в каждую женщину, которая чувственно прельщала бы меня, и тогда мои товарищи, беспрестанно смеясь надо мною, дразнили бы меня бабой, девчонкой или ещё каким-нибудь другим словом, но обязательно таким, в котором было бы ярко выражено их мальчишеское презрение к проявляемому мною женственному началу. Значит, во мне, в мужчине, это моё раздвоение духовности и чувственности воспринималось окружающими как признак мужественности, молодечества.
Ну а вот если бы я, с этим моим раздвоением духовности и чувственности, был бы не гимназистом, а гимназисткой, девушкой. Если бы я, будучи девушкой, точно так же в кафе ли, в трамвае, в театре, на улице, словом, всюду-всюду, увидав мужчину, подчас не разглядев его лица, просто разволновавшись от мускулов его бёдер (а в силу раздвоения во мне духовности и чувственности, не испытывая в себе препятствий к осуществлению этих моих позывов), тут же, бессловесно и с весёлостью побуждала и разрешала бы тащить себя в постель, на скамейку, а то и в подворотню, – какое впечатление произвело бы такое моё действие на моих подруг, на окружающих, или даже на мужчин, которые имели со мной дело. Были бы эти мои поступки толкуемы и воспринимаемы как проявление мною молодечества, ухарства, мужественности?
Даже смешно подумать. Ведь даже сомнений не может возникнуть, что я тут же и решительно всеми была бы общественно заклеймлена как проститутка, да к тому же ещё не как проститутка в смысле жертвы среды или материальных страданий (такую ведь можно оправдать), а как проститутка вследствие внешней проявляемости внутренних моих наитий, иначе говоря, такая, которой уже нет и не может быть оправданий. Значит, и верно и справедливо то, что раздвоение духовности и чувственности в мужчине есть признак его мужественности, а раздвоение духовности и чувственности в женщине есть признак её проституционности. И значит, достаточно всем женщинам дружно пойти по пути омужествления – и мир, весь мир превратится в публичный дом.
(М. Агеев "Роман с кокаином")

Тициан "Любовь Земная и Любовь Небесная"

Э. Б. Лейтон "Поклонник"
Мы, мужчины, даже в двадцать лет невозможные люди: у каждого из нас есть опыт, вылившийся в форму почти приёма. Когда мы говорим с девятнадцатилетней девушкой – мы бросаем слова, взгляды, улыбки, недомолвки, как опытный жонглёр свои блестящие шары. Мы знаем, куда и как попадёт брошенное нами, и часто любуемся точностью своего расчёта, поддаваясь столько же искреннему чувству, сколько и чувству удачно рассчитавшего игрока.
А девушка с вопросом в любопытно раскрытых глазах принимает всё это так, как чувствует сама: она в первый раз слышит это и каждое брошенное слово падает в неё, как семя в подготовленную почву, и находит место там, где бьётся и замирает маленькое сердце, толкающее волнующуюся первым волнением горячую кровь…
(Виктор Муйжель "Встреча")
Мне очень стыдно, но… можно спросить у тебя одну вещь?
– Конечно, можно, – сказал жених, – слава богу, пора бросить эти церемонии.
– Вот что… нет, не могу. Значит, я такая глупая. Но всё равно, так и быть… Ведь прежде девушка страшно берегла… как это сказать?.. Ну, вот то, что я берегу. А теперь они относятся к этому совершенно безразлично. Неужели теперь вам, мужчинам, это не дорого?

П. О. Ренуар "Разговор"
Жених посмотрел на неё и сказал:
– Можно говорить откровенно? Вполне откровенно?
– Конечно, милый. Я затем и спрашиваю, – ответила она, покраснев.
– Ну, так вот: теперь мужчина это не ценит. И, конечно, не сделает никакой трагедии, если окажется, что девушка жила с кем-нибудь до него.
– Какое ужасное слово жила, – сказала она, содрогнувшись плечами. Но почему же, почему?
Жених пожал плечами.
– Развитие другое… Ну, я не знаю, почему.
– Ужасно странно. Мне так стыдно говорить с тобой об этом, но мне страшно интересно. Но что меня удивляет, – я сама стала воспринимать это с меньшим ужасом. Точно привыкла.
(Пантелеймон Романов "Любовь")
– Ты думаешь, я об этом не думала? Много думала, и мне всегда было больно и обидно: почему мы так дорожим своей чистотой, репутацией… боимся шаг сделать… ну пасть, что ли, а мужчины чуть не подвигом считают соблазнить женщину… Это ужасно несправедливо, не правда ли?
– Да, – горько ответил Юрий, с наслаждением бичуя свои собственные воспоминания и в то же время сознавая, что он, Юрий, всё-таки совсем не то, что другие. – Это одна из величайших несправедливостей в мире… Спроси любого из нас: женится ли он на… публичной женщине, – хотел сказать Юрий, но засмеялся и сказал: – На кокотке, и всякий ответит отрицательно… А чем, в сущности говоря, всякий мужчина лучше кокотки?.. Та, по крайней мере, продаётся за деньги, ради куска хлеба, а мужчина просто… распущенно развратничает и всегда в самой гнусной, извращённой форме…
Ляля молчала.
Невидимая летучая мышь быстро и робко влетела под балкон, раза два ударилась шуршащим крылом о стену и с лёгким звуком выскользнула вон. Юрий помолчал, прислушиваясь к этому таинственному звуку ночной жизни, и заговорил опять, всё больше и больше раздражаясь и увлекаясь своими словами.
– Хуже всего то, что все не только знают это и молчат, как будто так и надо, но даже разыгрывают сложные трагикомедии… освящают брак… лгут, что называется, и перед Богом, и людьми! И всегда самые чистые святые девушки, – прибавил он, думая о Карсавиной и к кому-то ревнуя её, – достаются самым испорченным, самым грязным, порой даже заражённым мужчинам… Покойный Семёнов однажды сказал, что чем чище женщина, тем грязнее мужчина, который ею обладает. И это правда!

Э. Дега "Насилие"
– Разве? – странно спросила Ляля.
– О, ещё бы! – со взрывом горечи усмехнулся Юрий.
– Не знаю… – вдруг проговорила Ляля, и в голосе её задрожали слёзы.
– Что? – не расслышав, переспросил Юрий.
– Неужели и Толя такой же, как и все! – сказала Ляля, первый раз так называя Рязанцева при брате, и вдруг заплакала. – Ну конечно… такой же! – выговорила она сквозь слезы.
Юрий с ужасом и болью схватил её за руки.
– Ляля, Лялечка… что с тобой!.. Я вовсе не хотел… Милая… перестань, не плачь! – бессвязно повторял он, отнимая от лица и целуя её мокрые маленькие пальчики.
– Нет… я знаю… это правда… – повторяла Ляля, задыхаясь от слёз.
Хотя она и говорила, что уже думала об этом, но это только казалось ей; на самом деле она никогда не представляла себе тайную жизнь Рязанцева. Она, конечно, знала, что он не мог любить её первую, и понимала, что это значит, но сознание как-то не переходило в ясное представление, только скользя по душе.
(Михаил Арцыбашев "Санин")
Что такое эротомания? Это – культ любви, но любви больной и призрачной, любви, которая пуще всего боится удовлетворения, счастия, ласки. У эротомана любовь для любви, как у скупого – деньги для денег. Что такое скупой? Богатый нищий или нищий-богач. Так и эротоманки: они вечно бродят вокруг да около чувственности. Всеми силами возбуждают чувственность, а потом вдруг отъезжают на платонизм. Развратное целомудрие, или целомудренный разврат. Их любовь – это голод, но такой, который сам по себе приятнее насыщения…